щее зарево. Рассольников и Кнутсен с замиранием сердца следили за вылуплением с заднего крыльца особняка. Клубы дыма взлетали все выше и чаще, треск, скрип и жужжание слились в дребезжащий гул. Суетящиеся в саду красные огоньки образовывали цепочки, похожие на ручейки раскаленной лавы, вытекающие из жерла вулкана. Можно было различить что-то огромное и горбатое, качающееся, словно лодка на волнах. Волны горячего воздуха катились во все стороны, и вот уже людям стало невмоготу — они разделись до трусов, но не захотели уйти под защиту стен.
— Папа! — закричал биомех на весь пустырь, когда рассеялось облако дыма. — Папа! Где ты?!
Серый Лис делал вид, что ничего не слышит. Платон чертыхнулся про себя, спустился с крыльца и побрел через сожранный сад. Биомех был взрослого размера, с розовой, поросшей нежным пушком кожей. От него валил белый пар, и еще в воздухе стоял ощутимый запах грудного молока.
«Бред какой-то! — думал археолог, подходя к кораблику. — При чем здесь молоко?» Молоком от биомехов пахнуть не должно — ни грудным, ни кислым, ни сгущенным. Это была хитрая уловка новорожденного — первая, но далеко не последняя.
— Папа! Папочка! — испуганным детским голоском продолжал звать биомех, даже когда Рассольников был всего в трех шагах.
— Привет, — сказал археолог. — Ну, чего ты кричишь?
— Я тебя зову, зову, а ты не идешь, — с обидой в голосе ответил кораблик.
Платон опешил: «Так, значит, это я — папочка! Я, а не покойный „Оболтус“, которого ищет механический малыш. Нет, так дело не пойдет».
— Ты ошибся, голубчик, — объявил он. — Я не твой папа, я — твой капитан.
— Мне не страшен океан, реки и моря. Моя папа-капитан. Кря, кря, кря, — дурашливым голосом пропел биомех.
Кнутсен расхохотался. Оказывается, он уже стоял у Рассольникова за спиной.
— Ты можешь только дурачиться или еще умеешь и летать? — буркнул Платон.
— Я знаю все, что знала моя мама, которую ты ласково называл «Оболтусом». Я помню все, что было между вами, — многозначительным тоном произнес кораблик.
Это был удар ниже пояса. Хорошо хоть, спецагент не знает, о чем речь. Впрочем, не трудно догадаться.
— Как тебя зовут? — чтобы сменить тему, не подумав, спросил Платон. Он сам должен был дать своему кораблю имя.
— Сынок, — с готовностью ответил биомех. Вот так новорожденный кораблик сам себе придумал имя.
— Надо спешить, — подавив ухмылку, объявил Кнутсен. — Твое рождение уже засекли. На пустырь наверняка прибудут гости.
— Грузите багаж, — сказал «Сынок» и образовал в своем боку грузовой люк. — Я готов.
— Ты уверен? — с сомнением произнес Рассольников. — Тебе нужно топливо, а нам — вода и сублимированные продукты.
— Все уже на борту. Из здешнего краснозема получилась отличная горючка, — усмехнулся кораблик. — А питаться вы будете корнями манговишни.
Археолог со спецагентом начали перетаскивать в трюм кораблика тюки и коробки с экспедиционным имуществом. Время от времени микрочип в голове Платона объявлял роковым голосом, сколько времени прошло после вылупленшг. Только зря «гнал волну» — Рассольников и без того носился взад-вперед как угорелый.
Наступил рассвет. Погрузка была закончена. Гиперпрыгун зарастил люк и оторвался от земли. «Неужели пронесло? — подумал Рассольников, вытирая со лба пот. И тут на дальнем конце пустыря, который образовался в ходе боя, над руинами кирпичного дома блеснула голубая капля глайдера — и тотчас озарилась вспышками двух лазерных пушек.
Не успевшие добраться до командной рубки археолог и спецагент могли уповать только на врожденные навыки биомеха. Если «Оболтус» действительно сумел заложить в гены своего детища корабельное искусство, то у беглецов есть смутная надежда на спасение.
Пустив в ход стартовый ускорители, «Сынок» на антиграве скакнул над трехэтажной церковью на противоположном краю пустыря и завис позади нее.
Спецагент влетел в рубку, мгновенно оценил обстановку и отдал приказ:
— Открой люк — я выберусь на крышу! Кораблик его прекрасно слышал, но люк не открыл — с какой стати ему выполнять команду чужака?
— Что скажешь, папа? — раздалось в узком коридоре, которым Платон пробирался к рубке.
— Открывай! — крикнул Рассольников. — Он знает, что делает!
И Серый Лис выбралс'я на карниз. Оттуда через выбитое окно он перебрался на верхний этаж и через заваленные мусором и обломками комнаты проскользнул к окнам противоположной стены. Спецагент выбрал позицию и залег…
Глайдер медленно приближался, пересекая заросший бурьяном пустырь.
— Дистанция — четыреста, — сообщил кораблик своему папе-капитану, который наконец-то добрался до рубки. — У них гравищит.
Лазерные лучи, пущенные с глайдера, срезали с крыши остатки обрушившейся колокольни, печные трубы, часть балок и перекрытий. Грохота и пыли было много, но для кораблика опасности никакой — что-то вроде психической атаки. Зато Кнутсена едва не раздавило рухнувшим бревном. Ответить на вражий огонь «Сынку» было нечем — при рождении кораблик безоружен, а Серый Лис не спешил выдать себя, хотя щит целую секунду был отключен.
— Триста пятьдесят.
— Эй, на корабле! — передали по тахионной связи на хорошем космолингве. — Сдавайтесь! Сопротивление бесполезно!
— Тяни время, — передал от микрочипа к микрочй-пу спецагент.
— Хорошо, — мысленно ответил археолог, а на глай-дер он передал: — Какой смысл? Нам все равно конец.
— Триста.
— А вдруг ты нам понравишься, и мы тебя пожалеем? — В глайдере засмеялись.
Рассольникову почудилось что-то знакомое в интонациях врага. Никак не сообразить. Впрочем, какая разница, кто именно тебя укокошит?..
— Двести пятьдесят.
— Садись и вырубай движок — или сожжем! — отсмеявшись, рявкнули из глайдера.
— Стой! — заорал в ответ Платон. — Корабль заминирован! Взорву весь поселок!
Глайдер и не думал стопорить ход.
— Двести.
— Я не шучу! — кричал в микрофон археолог, сам начиная верить в свои слова.
— Перестань дурачиться, Платоша, — усмехнулись на глайдере. — Никогда не слышал об археологах-самоубийцах. Вы же выпивохи, чревоугодники и женолюбы. Вы будете цепляться за жизнь руками и ногами…
— Сто пятьдесят.
Лазерные пушки глайдера опять дали залп, напоминая о своем существовании. Они до конца обрушили перекрытия и срезали верхнюю часть стены. «Жив ли агент?» — с тревогой подумал Рассольников.
Серый Лис был жив. На сей раз он выстрелил — и сжег одну из лазерных пушек. Враги не решились снова выключать щит и бить по стрелку из уцелевшей пушки. У них были другие планы.
— Сто.
Кнутсен пальнул из подствольника. От удара грави-щита капсула улетела в небеса, и вырожденное пространство выплеснулось где-то в вышине.
Глайдер был совсем близко. Своим гравищитом он начал утюжить особняк, пытаясь раздавить стрелка — как кусочек паштета размазать по краюхе хлеба. Третий этаж исчез — только бурое облако пыли, затянувшее участок. На кораблик сыпались обломки кирпича, куски шифера, обрезки досок. Он отлетел подальше, оказавшись на открытом месте и в перекрестье прицела.
Платон был уверен, что Серый Лис мертв, и через несколько секунд они вместе с «Сынком» будут зажарены заживо. А прыгать в гиперпространство вблизи такого огромного тяготеющего тела, как Бочаста, — чистое самоубийство. Этот прыжок закончится в ядре планеты.
И вдруг Рассольников сообразил, что можно использовать антигравитационный двигатель кораблика.
— Сумеешь собрать гравиполе в кулак и смять их щит? — спросил он у «Сынка».
— Мама не пробовала. Рискну.
— Мы попытаемся разбить щит, — передал от микрочипа микрочипу Платон.
Он надеялся на чудо, но спецагент не ответил. Кнут-сен вместе с перекрытиями и полом верхнего этажа рухнул на второй этаж, и его завалило обвалившейся стеной. «Мертв», — понял археолог и приказал «Сынку»:
— Бей! Хуже не будет.
Кораблик ударил. Сконцентрированная мощь анти-грава смяла вражеский щит. На мгновение глайдер оказался беззащитен. И тут на глайдер среди ясного неба обрушилась черная тень — словно коршун на куропатку. Машина загорелась, упала на пустырь и раскололась надвое.
В глайдере включилась система пожаротушения, заливая обломки розовой пеной. Черный гиперпрыгун без опознавательных знаков опустился на землю неподалеку от места падения. Из него выбрался коренастый тип, похожий на древнего мексиканца в бородавчатом сомбреро. С полей сомбреро, растущего из верхушки его головы, тянулись к пояснице слизистые тяжи. Это был апт — точная копия разумного гриба, с которым Платон по второму заходу летал на Тиугальбу.
Из покосившейся двери особняка вдруг появился Кнутсен. «Жив курилка!» — обрадовался Платон. По лицу спецагента текли красно-бурые ручейки, окровавленные волосы слиплись в сосульки, а сам он с ног до головы покрыт известковой пылью. Серый Лис пошатывался и сжимал руками голову — ему здорово досталось.
Гриб, плавно вытанцовыя на мускулистой пяте единственной ноги, подошел к глайдеру, склонился над тающей горой пены и с натугой потащил наружу тело пилота. Когда обгоревший труп оказался на земле, археолог увидел: он — человек или мимикрист.
— Кто вы такой? — обретя дар речи, спросил Рассольников незнакомца.
— Автономное плодовое тело — кто же еще? — самодовольно произнес гриб. — Мимикристы не ввязывались в драку и караулили тебя, чтобы отомстить. А я караулил их.
— За что мне мстить? — удивился Платон.
— За то, что их планета заражена спорами Великого Мицелия. Ты сдержал слово и отправил по назначению труп Кребдюшина. А когда споры проросли, мимикристам было уже поздно начинать стерилизацию. Теперь ты и Непейвода — главные враги их общины. Они будут охотиться за вами везде, куда смогут дотянуться. Улетай немедленно. Хотя не уверен, что ты сумеешь прорваться: у Бочасты висят боевые корабли Карантина. . — Не впервой. Бог не выдаст —свинья не съест, — улыбнулся Платон. Он все еще не верил, что остался жив. — Как ты попал на Бочасту?