Полина — длинные локоны черных волос, режущий взгляд карих глаз, манящее страстью тело и карающая рука с плетью. С ней он раскрепощается и ничего не стыдится, она понимает его и делает так, как ему нужно. Она помогает раскрыть его тайные желания и получить наслаждение, пройдя через боль. С ней незачем притворяться. Не то что с бывшей супругой — та сочла его извращенцем, как только увидела аксессуары, который он приобрел. А когда он показал фильм, где они применяются, жена вообще взбесилась, забрала сына и вернулась к родителям.
Полина другая, она — женщина-повелительница. Она не только бесподобна в любовных играх, но и умна. Ей удалось провернуть сложное дело и заработать огромные деньги.
Насколько же он не совершенен по сравнению с ней! Его госпожа добыла деньги, а он еще нет. А ведь он ползал у ее ног и клялся, что сделает ее богатой.
И сделает! Его план тоже сработает! Деньги он получит от заключенного Бондаря, который обманул своих подельников. Как заместитель начальника СИЗО по режиму и охране он несколько лет защищал грабителя, гарантировал ему досрочное освобождение. Тот отблагодарит, поделится краденым, как только выйдет по УДО. Об этом плане он и рассказал Полине.
Проницательная госпожа убедила его, что благодарность легко забывается и людей держит в узде только страх. Сейчас зек боится, что его отправят в колонию на расправу, а когда выйдет на свободу, плюнет на обещания. Его надо повязать новым страхом — страхом разоблачения. Пока он в полной власти Гаврилова, он должен убить человека. Кого и как, она скажет. Гаврилов вывезет зека из тюрьмы и вернет обратно. Для следствия — стопроцентное алиби, а у Гаврилова останется видеозапись убийства. Запись будет крючком страха, за который он сможет дергать заключенного всю жизнь после освобождения.
Так и сделали. Сначала один раз. Потом второй, потом третий. Столько, сколько требовалось госпоже.
Замначальника по режиму и охране был одним из немногих, кому разрешался въезд на территорию изолятора на личном автомобиле. Этой привилегией Гаврилов и воспользовался. Предварительно он переводил заключенного в санчасть, обеспечивал индивидуальную палату, оттуда тайно забирал вечером, а ранним утром возвращал обратно.
Схему убийств разработала Полина.
Профессиональному угонщику Бондарю не составляло труда проникнуть в нужный автомобиль и затаиться за водительским креслом. Накинуть удавку и задушить женщину тоже несложно, если преодолеть психологический барьер. У Бондаря не было выбора. Сдав главаря и подельников, он шел на верную смерть, если бы оказался в колонии. Лишь пребывание в СИЗО под покровительством Гаврилова давало ему шанс. А раз так — отрабатывай. Малейшее неповиновение — и тебя отправят по этапу на смерть.
Две первых акции прошли идеально, госпожа осталась довольна. Получать от нее наказания, зная, что в итоге ждет особое поощрение, было жутко приятно. Третий случай оказался сложнее. Гаврилову самому пришлось испачкать руки, чтобы переломить критическую ситуацию. Но он принял нужные меры. Следствие получило три трупа, один из которых и станет чулочным душителем. Гаврилов в этом не сомневался. Он повидал в СИЗО всякое и знал, что замотанные следаки идут на любые меры, лишь бы получить признание. А тут и париться не надо: преступник мертв, убийства раскрыты, жирный плюсик в личном деле обеспечен.
Вот только звонок Петелиной с вопросом о Бондаре выпадал из общей радужной схемы. Что она нашла, почему копает? Гаврилову во время разговора с ней так и хотелось ляпнуть: тебе мало двух мертвых кандидатов на роль душителя? Вешай на любого и рапортуй начальству о раскрытии серии громких убийств.
Убрав телефон, он запаниковал. Выходит, Бондарь где-то наследил. Завтра у него возьмут образцы для определения ДНК, и тогда крах всему. Разоблачения нельзя допустить. Этот зек должен исчезнуть. Даже мертвым он будет представлять угрозу. Провернуть такое дело после его освобождения несложно, но до УДО еще целая неделя. Семь дней — так мало и так много.
Что же делать? Решать надо срочно. Он позвонит госпоже, она подскажет.
И госпожа дала нужные наставления.
68
Сотрудники СИЗО не трудились вытирать ноги. Грязь, которую они тащили с улицы, исправно вытирали осужденные из отряда хозяйственного обслуживания. Николай Бондарь мыл полы на лестнице в административном корпусе. Увидев спускающегося майора Гаврилова, он вытянулся перед начальником. Гаврилов остановился с известным выражением лица под названием «к чему бы придраться» и указал пальцем на мокрый пол:
— За собой следы всегда вытираешь?
Бондарь молча зашвыркал тряпкой.
Гаврилов продолжил тихо, едва шевеля губами:
— Учти, в первый раз у киностудии я тебя снимал. Вроде, исполнил чисто. А во второй, у ресторана, я не мог быть рядом. Ты там не наследил?
— Нет, начальник, — затряс головой Бондарь, нервно вытерев руку об одежду.
Этот жест не ускользнул от внимания Гаврилова.
— Уверен?
— Зуб даю.
Бегающие глазки зека говорили об обратном. После убийства у ресторана Петелина как раз и вышла на него. И сегодня неспроста позвонила. Она знает, за какую веревочку тянуть, чтобы петля сжималась. Гаврилов понял, что у него не остается выбора. Он должен разрубить узел, чтобы петля не затянулась в этот раз на его шее. А Бондарь… Ну что ж, раб свое отработал. Так госпожа и сказала.
Что-то звякнуло у ног осужденного.
— Подними, — потребовал майор.
Бондарь поднял, с удивлением рассматривая набор отмычек в своей ладони. Майор забрал их, накрыв платком, и убрал в карман. Другой рукой Гаврилов сунул Бондарю три таблетки и тихо приказал:
— Глотай.
Этот приказ уже был знаком осужденному. Через два часа после их приема у него поднимался сильный жар, с которым следовало обратиться к дежурному фельдшеру. Тот его переведет в санчасть. А поздним вечером за ним явится начальник.
Бондарь проглотил таблетки, давясь слюной.
— Ждать не будем. Сегодня покажешь, где тайник Ткача, — процедил майор и дернул осужденного за пуговицу арестантской робы, вырвав ее с корнем.
Безропотный Бондарь обратил внимание, что и на этот раз пальцы начальника прикрывал платок. Раньше он не был настолько брезгливым.
Поздно вечером в пятницу Гаврилов выехал из тюрьмы. Все было как обычно, он заехал в шлюз между высокими воротами: задние захлопнулись, передние открывались с обязательной задержкой, во время которой охрана должна проверить любую машину.
Гаврилов вывозил Бондаря уже в четвертый раз, но волновался так, словно в первый. Он не опасался, что его попросят открыть багажник: охранники — его непосредственные подчиненные и побаиваются начальника. Его волновало, поверят ли завтра в имитацию побега, когда обнаружат отсутствие заключенного.
Об уликах он позаботился. Поковырял в замках отмычками с отпечатками Бондаря, обеспечив выход из санчасти на крышу административного здания. Бондарь механик, замки вскрывать умеет. На крыше привязана веревка, по которой можно спуститься за ограду, видеокамера залеплена снегом. Отмычки найдут под стеной — якобы, выпали при спуске. Для полного правдоподобия пуговицу с клочком арестантской робы он выбросит из окна машины за забором тюрьмы.
Охранники СИЗО не стали подходить к автомобилю, поприветствовали майора и открыли ворота.
— До понедельника, — махнув рукой, попрощался Гаврилов и нажал педаль газа.
Свернувшийся в багажнике Николай Бондарь нервничал сильнее водителя. Зачем начальник подсунул ему отмычки? Почему не может подождать неделю до освобождения? Какого черта вырванную пуговицу забрал себе? И главное, зачем попрощался до понедельника, ведь он должен вернуть его ранним утром? Напрашивающиеся ответы предвещали поездку в один конец.
Поколесив по городу, Гаврилов остановил машину около старых домов, предназначенных под снос. Пустые глазницы выбитых окон и никого — отличное место. Он надвинул на глаза вязанную шапочку, вжал голову в плечи и вышел — в лицо колотились колкие снежинки. Как бы его пассажир не дал дуба в такой мороз.
Гаврилов открыл багажник. Внутри лежал скрюченный зек в наручниках и смотрел на начальника затравленным взглядом. Гаврилов расправил плечи — в этой паре он доминирует.
— Не сдох еще, Бондарь?
Зек заворочался, майор ткнул сжатыми пальцами ему под кадык и спросил:
— Почему этот район?
— Здесь Ткач слесарил, тайник в подвале, — засипел тот.
— Если привел к пустышке, — Гаврилов приподнял зека, выкручивая ему ухо, — пожалеешь, что родился.
Они вошли в темный подвал. Майор подсвечивал фонариком, а Бондарь ходил вдоль труб, изучая закутки.
— Кажется, здесь. — Заключенный наклонился, попытался сунуть сцепленные руки за канализационную трубу. Извернуться не получилось. Бондарь пожаловался на наручники: — В браслетах не достать. Попробуйте сами.
Гаврилов скривился: раб посягнул на порядок доминирования-подчинения. Он ударил Бондаря кулаком в живот и приказал:
— На колени! Руки вперед! — снял наручники и пихнул ногой: — Лезь.
Бондарь поднялся, с опаской глядя на хозяина, запустил руку в тайник за трубой, пошуровал там, и его лицо преобразилось:
— Нашел, — радостно сообщил он, облизывая пересохшие губы.
Гаврилов шагнул ближе, представив, как приносит деньги своей госпоже. Эмоции их игр приобретут новые краски. У банды Ткача удалось изъять лишь часть добычи. Пока грабители мотают срок, он воспользуется этими деньгами. Выйдут, а дом снесен, взятки — гладки.
— Доставай!
Луч фонарика дергался от нетерпения, норовя заглянуть то справа, то слева от трубы.
— Тяжелая сумка, — оправдывался Бондарь, изображая усердие. — Что-то зацепилось, вверх посветите.
Гаврилов направил луч выше, Бондарь на время выпал из пучка света и неожиданно легко выдернул руку из-за трубы. Свет фонарика дернулся обратно, и расширившиеся глаза Гаврилова вместо вожделенного клада увидели нацеленный ему в лицо ствол пистолета. Майор обомлел, а Бондарь без лишних слов нажал на спусковой крючок.