Совет был прост, но в этом все и дело. Его легко исполнить, и он должен совпадать с собственными интересами пациента. Возможно, поразмыслив еще в тиши кабинета, покопавшись в книгах, чтобы найти схожую ситуацию, Лиза придумает что-то еще. Но они поговорят об этом на следующем сеансе. Сейчас же ей почему-то не терпелось закончить визит.
Лиза не совсем поняла, зачем ее сюда вызвали. Она не заметила у Ворониной признаков депрессии. Да, женщина попала в непростую и невеселую ситуацию. Но ни навязчивого чувства вины, ни общей пассивности поведения, ни сниженной самооценки Лиза не увидела. Людмила Константиновна хочет доказать собственную невиновность, стремится общаться, жить, как прежде.
Появилось неприятное чувство, что она давит на жалость психолога, чтобы еще в большей степени заручиться ее поддержкой.
— Хотите чаю? — спросила хозяйка.
Лиза не хотела. Но как профессионал, должна была его выпить. Иначе пациентка решит, что и она избегает ее, подсознательно стараясь держаться подальше от убийцы.
Людмила Константиновна отлучилась в кухню, а Лиза прогулялась немного по огромной гостиной. В глаза бросились фотографии в рамочках, развешанные на одной из стен. Воронины в день свадьбы, на отдыхе, возле дома. Стекла в нескольких рамках треснули, и лица оказались как бы изломанными.
— Это кукла Барби постаралась, — пояснила Людмила Константиновна, вернувшись с подносом. — Видимо, пока я была в больнице после аварии, она жила тут. Мерзость какая! Сорвала наши семейные фотографии и побросала на пол. Некоторые рамки разбились. Я специально не заменяю их. Если понадобится, принесу в суд как доказательство…
Лиза вспомнила свою короткую встречу с Настей Савельевой. Тогда, в Шарм-эль-Шейхе, она не показалась ей истеричкой, срывающей со стен фотографии жены своего любовника. Как-то слишком мелодраматично…
Лиза вернулась к столику, взяла чашку с подноса. Чай был черный, крепкий, ароматный, явно дорогой. Рядом стояло печенье в жестяной коробке. Но Лиза почти не почувствовала вкуса, она не любила есть в присутствии чужих. Чтобы по-настоящему насладиться трапезой, нужна теплая компания. Верочка и Андрей, например.
— Еще раз спасибо, что приехали, — проговорила Воронина, беря свою чашку. — А то я чувствую себя тут как в склепе. Тихо и холодно. Я даже не умею как следует растапливать камин. Это всегда делал Толик или прислуга. А у меня он дымит.
— Давайте включим музыку, — предложила Лиза. — У вас ведь есть любимые мелодии?
— Я люблю Окуджаву.
— Отлично! Включайте!
Это тоже был своеобразный тест. Лиза по опыту знала, что если человек слушает музыку, читает книги и смотрит фильмы, значит, он не в депрессии. Если его увлекают чужие мысли и эмоции, он не зациклен на своем горе.
Воронина подошла к музыкальному центру, довольно быстро нашла нужный диск.
— Хорошо, что не «Реквием» Моцарта, правда? — грустно улыбнулась хозяйка, когда из динамиков полилось «Надежды маленький оркестрик под управлением любви».
— Почему же, — ответила Лиза, — самая красивая музыка написана в минорной тональности. В мажоре же в основном бравурные марши…
Однако их почти светскую беседу неожиданно прервал непонятный шум. Хлопнула дверь, раздались голоса, шаги в коридоре. Лицо хозяйки вытянулось.
— Мы же одни в доме, — беспомощно проговорила она и вскочила на ноги, готовая бежать и выяснять, что там происходит.
Но этого не понадобилось. Торопливые шаги приблизились, дверь гостиной распахнулась. И в комнату ворвалась пожилая женщина.
— Там, там… они… — от волнения и бега она задыхалась, — пришли…
— С обыском? Арестовывать? — предположила Воронина.
— Нет, хуже…
А Лиза с изумлением узнала в говорившей Нину Андреевну Савельеву.
Что мать ненавистной разлучницы делает в доме Людмилы Ворониной?
Глава 18
«Лучшая защита — это нападение. Старо как мир, однако работает. Когда нужно очернить противника, все средства хороши. Правда, пришлось придумать роль не только для журналистки, но и для психолога. Одним статистом больше, одним меньше. Главное, они не догадываются, что действуют по моей указке.
Даже платить не придется. Пусть тешатся тем, что узнали о судьбе «пропащей души».
Однако враг тоже пытается разыграть эти же карты. Жалкий плагиат! Это театр одного режиссера! Подражателям тут не место. Возможность договориться, решить все миром упущена. Что ж, пора перейти к активным действиям. И мы еще посмотрим, кто кого…»
Верочка не могла больше находиться в затхлом подвале, к горлу подступала тошнота. Витек все еще суетился возле трупов, в поисках ракурса получше, что в данном случае означало пострашнее. Верочка же вышла на воздух, пообщаться с бабушками на лавочке.
— Ужасть, дочка, ужасть! — вздыхали они. — Три покойника зараз. Теперя будут в потемках мерещиться.
— А вы участкового не вызывали? Почему деклассированные элементы чувствовали себя в вашем подвале как дома? — поинтересовалась журналистка. — Они же могли и на вас с топором пойти. Или окурок не потушить и пожар устроить…
— Да ладно, что ж им, на улице ночевать? — Местные старушки, как ни странно, явно сочувствовали незаконным и вонючим соседям. — Нормальные они мужики, только их водка сгубила. Она кого хошь сгубит…
— Да и чего участковый? Вызывали мы этого участкового, когда к нам какие-то лабрадоры переехали подозрительные. Все коробки таскали, стучали, топотали. А однажды шарахнуло у них чего-то и дым пошел. Ну, думаем, все — террористы. Хоть и морды русские, маскируются хорошо. А оказалось, лабрадоры.
— Собаки, что ли? — не поняла Верочка.
— Не лабрадоры, а лаборанты. — Старушку в платке поправила бабушка в берете. — Химическая лаборатория у нас тут — в соседнем дворе. Где это видано, чтобы в жилом доме такое устраивать? Это же опасно. Но участковый сказал: распоряжение мэрии.
Хорошо, что напомнили. Верочка отправилась в тот самый двор. «Экспериментальная лаборатория Л.К. Ворониной» — гласила табличка на двери, ведущей в подвальное помещение. Раз уж она оказалась поблизости, грех не зайти.
Помещение отличалось от соседнего подвала, как «Орбит» от коровьей жвачки. Кафель, стеновые панели, белые халаты и чистота.
— Вы из санэпидемстанции или из Общества защиты природы? — Молодой парень, сидевший за крайним столом, поднял глаза от компьютера. — Не производим мы тут порох, не волнуйтесь. И ядовитые отходы не сливаем во дворе.
— Да я, собственно, хотела поговорить с Людмилой Константиновной, — немного растерялась Верочка.
— Простите, а я решил, опять наши соседи инспектора какого-нибудь на нас натравили. Мы даже дверь уже не закрываем: пусть приходят и видят, что мы не работаем над химическим оружием.
— Мне бы Людмилу Константиновну, — повторила Верочка.
Воронина находилась под подпиской о невыезде, так что она вполне могла приступить к работе. А Верочке неожиданно выпал шанс взять эксклюзивное интервью у главной фигурантки скандального дела.
— Ворониной нет на месте, — покачал головой лаборант. — Кажется, она на больничном.
— Тогда мне нужен ее заместитель.
Не зря же она оказалась здесь. Нужно хоть что-нибудь разузнать.
— Светлана Федоровна, к вам пришли, — крикнул парень.
Из-за дверцы высокого шкафа вынырнула молодая женщина с собранными в пучок волосами, в очках и недовольно посмотрела на Верочку.
— Я знакомая Людмилы Константиновны, — соврала последняя. — Мне нужно с вами поговорить.
— Пойдемте. — Женщина явно не обрадовалась, что ее отвлекли от работы, но повела посетительницу в смежную комнату, оказавшуюся маленьким кабинетиком.
— Я много слышала про изобретения лаборатории Людмилы Константиновны. — Верочка решила начать с лести. — Но не думала, что вы располагаетесь в такой глуши. Вы достойны лучшего.
— А мы располагались в центре. Арендовали лабораторию в крупном институте. Но потом наш спонсор захлопнул кошелек, и мы оказались на улице. Спасибо мэрии. В счет прежних заслуг нам предоставили этот закуток. Условий тут, конечно, никаких. Теснота, проблемы с вентиляцией. Из-за этого у нас тут едва пожар не случился. Скопились пары и…
Женщина безнадежно махнула рукой. Видимо, Верочка сумела задеть ее за живое.
— Спонсор — это кто? — уточнила журналистка с таким видом, будто вместе со Светланой Федоровной входила в группу заговорщиков.
— Спонсор — это Анатолий Воронин, его банк. Я всегда понимала, что на мужиков полагаться нельзя. Даже на законных мужей. Я предлагала Людмиле Константиновне найти независимых заказчиков. Но она занималась наукой, а в денежных и хозяйственных делах не слишком разбиралась, доверилась мужу. А он ударил по самому больному. Когда жена отказалась дать ему развод, он прекратил наше финансирование. Мы стали нищими учеными, как большинство в нашей стране. Это подлость!
— Это капиталистическое государство, — вздохнула Верочка. — Все производства зависят от своих хозяев. Хотите, назову несколько газет, которые закрылись в один день из-за того, что совладельцы что-то не поделили?
— Но от Анатолия Геннадьевича мы такой неблагодарности не ожидали. Мы на шее у него не сидели, а вели перспективные разработки. Наши изобретения были собственностью «Крез-банка». Тот же состав для утилизации. Конечно, он получился довольно дорогим. Не все коммунальные службы его могут себе позволить. Мы работаем над его удешевлением. Да и лично Воронину мы оказали немало услуг.
— Что вы имеете в виду? — напряглась Верочка.
Неужели банкиру было мало одной любовницы, он еще и к коллегам жены клинья подбивал? Но ответ оказался совсем из другой оперы.
— Именно в нашей лаборатории проводили тест для его больного брата, — сообщила Светлана Федоровна. — И заключение мы, если честно, написали под диктовку Людмилы Константиновны.
— Да вы что?! — воскликнула Верочка. — То есть на самом деле Анатолий Геннадьевич имел показания, чтобы стать донором для родственника?