Все мальчишки для него были на одно лицо.
Может, это как-то связано с тем, что он много лет прятался? Он же не слепой, понимал, что у кого-то из них волосы другого цвета и даже кожа другого оттенка. Они были разного роста: высокие, коротышки, – разного телосложения: толстые, худые. Некоторые были даже старше братьев Люка, другие моложе его, но ни одного из них Люк запомнить не мог.
Даже мальчишка-шакал вне их комнаты сливался с толпой. Как-то он подошёл к Люку и сказал:
– А, мой раб! Как кстати, мне нужна ручка. Дай мне свою, детка.
Люк уставился на него, разинув рот, и смотрел так долго, что шакалюга просто выхватил у него из руки ручку и ушёл, бормоча:
– Вытаращился, когда не надо, будто столбняк напал.
Как-то, во время завтрака, он услышал, как за соседним столом шутят мальчишки.
– Ой, ну ладно, Спенс, – сказал один мальчишка другому.
Люк присмотрелся. «Спенс», – повторил он самому себе, запоминая черты лица мальчика. Значит, его зовут Спенс. Теперь буду знать. Тёплое чувство, что теперь он сможет хоть кого-то узнать, грело его всё утро.
За обедом он наблюдал, как Спенс занял своё место. Люк даже заулыбался. Потом Спенс опрокинул стакан с водой, обрызгав соседа по столу.
– Тед, ну ты мужлан сиволапый, руки как крюки! – воскликнул тот.
Тед? Но… За обедом мальчик, которого звали Спенс (Люк готов был поклясться, что не ошибся), поднял голову, когда кто-то крикнул:
– Эй! И-Джей!
– Не сейчас, – раздражённо ответил Спенс, Тед, И-Джей. Может, его зовут И-Джей, а Спенс и Тед – это вообще другие мальчишки?
На этом Люк сдался и прекратил попытки узнать чьи-нибудь имена. Ему показалось, что и другие мальчики отзываются не на одно имя, но точно сказать не мог. Почему его так легко сбить с толку?
Точно так же он путался в коридорах школы, по которым блуждал, словно по замкнутому кругу. И каждый день, как впервые, искал дорогу в один и тот же класс. Неважно, что он не знал своего расписания… всё равно не смог бы попасть в нужное место. Учителям, казалось, не было до него дела, как и вообще ни до кого. Время от времени они показывали пальцем на какого-либо мальчика и сообщали: «Два штрафных», почти никогда никого не называя по имени.
Люк подумывал сбежать в свою комнату во время уроков и прочитать записку от отца Джен, всё равно никому не было дела, чем он занимается. Но дежурные по коридору следили и за лестницей тоже. Следили за всем.
Люк мрачно думал, что записка, которая могла его спасти, была обречена превратиться в кармане в бумажные катышки. А Люк был обречен на бесконечные скитания по коридорам школы Хендрикса незаметным, неосведомлённым, неизвестным.
По ночам в кровати Люк вёл воображаемые беседы с семьёй, Джен, отцом Джен. С его стороны звучали только извинения.
«Простите, мистер Толбот. Вы жизнью рисковали, доставая для меня фальшивое удостоверение личности, а я… его не заслуживаю».
«Прости, Джен, ничего не сделал для…»
«Мама, прости. – Тяжелее этого разговора не было. – Ты хотела, чтобы я остался дома, но я должен был уйти. Я говорил, что хочу изменить мир, но не могу. Хотел, чтобы в мире еды хватало всем и третьи дети стали законными гражданами, но не могу понять ни слова из того, что говорят учителя. Даже тех, кто говорит на моём языке. Я никогда ничему не научусь. Не смогу никому помочь. Прости, мама. Не нужно было от тебя уходить. Жаль…»
Список сожалений было настолько велик, что продолжать не хватало сил. Его так занимали большие, невероятные перемены, что пожелать чего-нибудь помельче, попрактичнее, просто не приходило в голову. Например, открытую дверь. А вот это как раз получилось.
Глава 7
Дверь он заметил однажды утром по дороге на урок. Ночью он почти не спал, поэтому нетвёрдо стоял на ногах и плохо соображал. Люк, шаркая, тащился по коридору, выискивая знакомый класс, чтобы нырнуть туда, пока на него не заорёт дежурный. Он переходил от класса к классу и, не поднимая головы, тоскливо смотрел под ноги. Когда он завернул за угол, кто-то врезался прямо в него. Он поднял глаза и увидел другого мальчишку, несущегося мимо во весь опор и даже не подумавшего извиниться. Потом впереди вдруг увидел её.
Дверь была на наружной стене. Проходил ли он сотни раз мимо неё раньше или никогда, трудно сказать. Массивная, из цельной древесины с медной ручкой, как десятки других в этой школе. Приоткрытая лишь чуть-чуть.
Но за ней Люк увидел траву, деревья и небо. Волю…
Он не раздумывал. Даже не проверил, не смотрит ли дежурный. В мгновение ока Люк выскочил за дверь.
Снаружи он остановился, прислонившись спиной к стене. Переводил дух. «Прочитать записку и быстро назад! – командовал практичный внутренний голос. – Пока никто не заметил!»
Но не сдвинулся с места. Был май. Перед ним расстилалась ковром пышная зелёная лужайка. Цвели багряник и сирень. Ему показалось, что пахнет жимолостью. Память сыграла с ним шутку, неожиданно вернув почти на целый год в прошлое, когда он стоял в лесу и размышлял, что больше его не выпустят до самой смерти. Тогда присланные правительством рабочие только начали рубить лес за его родным домом, и мать испуганно крикнула: «Люк! Домой. Сейчас же».
Потом на месте леса появился дом Джен.
Память скакнула вперёд, и он вспомнил первый поход к дому Джен. Как вышел наружу и замер, словно парализованный, прямо как сейчас. И жадно глотал свежий воздух, прямо как сейчас.
И тогда ему угрожала опасность.
Как и сейчас.
Люк беспомощно оглянулся на школу. Любой мог выглянуть в окно, увидеть его и заложить. Может, получит ещё те, ничего не значащие штрафные. Или они поймут, что на самом деле он не Ли Грант, что бумаги у него поддельные и по закону страны он должен умереть.
Странно, окон Люк не увидел. Однако кто-то открывал дверь.
Люк побежал. Он мчался, не разбирая дороги, как в первый день, когда пытался не упустить Ролли Старджона. Продирался через подлесок, пока разум не отметил: вот он, настоящий лес. Колючий ежевичник царапал руки, ноги и грудь, и он всё продолжал бежать. Откинул с дороги ветви плакучей ивы. Мчался, как безумный, и мог так бежать целую вечность.
Потом споткнулся о бревно и упал.
Тишина. Только теперь, остановившись, Люк понял, сколько от него шума. Вот дурак. Он лежал ничком среди мха и папоротника и ждал, что кто-нибудь схватит его за шиворот, заорёт и накажет.
Ничего не произошло. Кроме учащённого пульса, он слышал только пение птиц. Пролежав, казалось, целую вечность, Люк осторожно поднял голову.
Ветви деревьев пологом свисали над головой. Перед глазами что-то мелькнуло – это прыгнула с ветки на ветку белка. Ветки раскачивались на ветру.
Люк медленно шагнул назад. Потом нагнулся и, затаившись в подлеске, наблюдал за школой.
Вокруг не было ни души.
Люк внимательно посмотрел на дверь. Она снова приоткрылась, и он испуганно замер. Потом закрылась. Закрылась, открылась, закрылась, открылась, очень медленно, словно школа через дверь дышала. И вдруг до него дошло.
Изнутри дверь никто не толкал. Она открывалась от дуновения ветра или когда мимо пробегали мальчики.
Люк вытянул шею. Теперь он видел всю стену школьного здания. И тут он впервые обратил внимание: в стене не было ни единого окна. Она сверху донизу целиком состояла из кирпича. Разве так бывает?
Люк стал вспоминать все комнаты, в которые заходил со своего приезда в школу Хендрикса, и правда – окон нигде не было. И комната, в которой он жил вместе с мальчишкой-шакалом и его свитой, была без окон. Как же он раньше этого не замечал? И почему кто-то построил дом без окон?
Неожиданно ему стало всё равно. Окон в здании не было, из двери никто не выходил… ему ничто не угрожало.
– Теперь можно прочитать записку! – сказал он вслух и засмеялся.
Так странно и захватывающе было слышать собственный голос, не робкий, не запинающийся, голос Люка, не Ли.
– Сейчас её прочитаю прямо здесь! – смакуя каждое слово, решил он. – Наконец-то!
Он прошёл поглубже в лес и сел на то самое бревно, о которое споткнулся раньше. Медленно, чинно достал из кармана записку отца Джен. Теперь он узнает, что ему нужно сделать.
Люк развернул бумажку, обтрепавшуюся от перекладывания при смене брюк из одного кармана в другой. Потом уставился на неё, пытаясь понять смысл каракулей мистера Толбота.
В записке было всего три слова:
«Смешайся с толпой».
Глава 8
– Нет! – закричал Люк. – И это всё? «Смешайся с толпой»? Что это за совет?
Ему нужна помощь. Он её столько ждал.
– Я на вас так надеялся! – снова закричал он, не обращая внимания на то, что его могут услышать.
Буква «С» в слове «смешайся» расплылась перед глазами. Он в отчаянии крутил записку и так и сяк, надеясь найти что-нибудь на обратной стороне. Может, настоящее послание там? Однако другая сторона была пуста. Он держал в руке маленький замусоленный обрывок бумаги, не более. Даже мать, экономившая на всём, использовавшая старые конверты по второму разу, даже она недрогнувшей рукой выбросила бы бесполезный клочок в мусор.
И на этот крохотный, ничтожный кусочек Люк возлагал столько надежд!
В ярости он разорвал клочок пополам. Потом на четвертинки. Восьмушки. Рвал, пока от клочка бумаги осталась только пыль. Микроскопичная. Потом отбросил её подальше.
– Ненавижу вас, мистер Толбот! – взревел Люк.
Слова эхом отражались от деревьев. Казалось, даже лес над ним хохочет. Наверное, это мистер Толбот и имел в виду, когда вручил Люку записку в тот первый день. Люк представил, как мистер Толбот смеётся, отъезжая от школы, где его оставил. Наверное, он думал, как забавно бросить тупого деревенского мальчишку в школе для богатых и посоветовать: «Смешайся с толпой». Небось хохотал всю дорогу. Будь жива Джен, тоже бы над ним похихикала.
Нет. Джен не…
Люк закрыл лицо руками, сполз на землю и улёгся рядом с бревном. Без записки, на которую он так надеялся, у него не хватало мужества даже сидеть.