Он снял трубку телефона и набрал номер помощника министра обороны по специальным операциям генерал-майора Эдварда Лэнсдейла. «Безумный Лэнсдейл», как звали его за глаза коллеги, напрямую не подчинялся Маккоуну, но по должности являлся связующим звеном между ЦРУ и департаментом министерства обороны. Когда-то, еще до того как Маккоуну предложили пост директора ЦРУ, он, как и все, считал методы Лэнсдейла безумными и искренне удивлялся, как при таком подходе ему удается добиваться положительных результатов.
Когда министр обороны Роберт Макнамара создавал для президента документ, корректно названный «Обоснование правомерности военного вторжения на Кубу», Лэнсдейл первым объяснил свои представления о том, как должно уничтожать авторитет Кастро. Подрыв бомбы с кровавыми жертвами в его представлении был чем-то обыденным. Но именно Лэнсдейл еще в конце июля пришел к нему, Маккоуну, с очередной «безумной» идеей о том, что Советский Союз и Куба договорились по вопросу размещения ядерных боеголовок. К такому выводу Лэнсдейл пришел путем личных умозаключений, опираясь лишь на слухи и наблюдения. Маккоуну, одержимому той же самой мыслью, предположение Лэнсдейла безумным не показалось. Напротив, его уверенность в реальности угрозы дала толчок для визита к президенту. Увы, в тот раз встреча с президентом не принесла результатов.
– Лэнсдейл. Слушаю, – в телефонной трубке прозвучал голос помощника министра обороны.
– Это Маккоун, – вместо приветствия представился директор ЦРУ. – Есть разговор.
– Буду через сорок минут, – произнес Лэнсдейл и повесил трубку.
«Ни расспросов, ни возражений, как будто Лэнсдейл в двух словах, сказанных мной, услышал все, что ему было нужно. Да, я правильно поступил, что обратился именно к нему», – подумал Маккоун. После короткого разговора с «безумным» Лэнсдейлом у Маккоуна появилась уверенность, что теперь все будет хорошо.
Лэнсдейл приехал даже раньше. Выслушав Маккоуна, он удовлетворенно кивнул и начал отдавать распоряжения:
– Нужно собрать всех. Закрытое совещание глав департаментов или что-то в этом роде. Обозначить проблему и заручиться стопроцентной поддержкой до того, как информация попадет на стол президенту.
– Поддержкой чего? – Маккоун чувствовал себя клерком, прислуживающим солидному дяде, но сейчас ему было на это наплевать.
– Военного вторжения на Кубу, разумеется, – спокойно, как о чем-то обыденном, сообщил Лэнсдейл.
– Но баллистические ракеты… – начал Маккоун.
– В том-то и дело! Сколько их сейчас на Кубе? Пять? Десять? И это за каких-то полгода. А теперь представьте, сколько их появится через год-два? Америка вздохнуть не сможет, чтобы не спросить на это разрешения у «красного» Союза. Эту мысль нужно вдолбить в голову президента до того, как он начнет сомневаться и осторожничать!
Маккоун вызвал секретаря и отдал приказ собрать закрытое совещание. К шести часам вечера в Лэнгли прибыли все: министр обороны Роберт Макнамара, госсекретарь Дин Раск, советник президента по национальной безопасности Макджордж Банди, председатель Объединенного комитета начальников штабов Максвелл Тейлор, всего две недели как назначенный вместо прежнего председателя Лаймана Лемницера Роберт Кеннеди в качестве генерального прокурора и доверенного лица президента и главы всех департаментов, задействованных в решении «кубинского вопроса».
Последних троих директор ЦРУ приглашал с опаской: слишком близки они были к президенту, слишком уязвимой становилась их с Лэнсдейлом затея. Но мнение Лэнсдейла по этому вопросу оказалось непреклонным: прийти должны все, а о последствиях лучше не думать.
Заседание особого (расширенного) совета Маккоун начал с предъявления фотоснимков самолета-разведчика. Он зачитал пояснения аналитиков, занимавшихся расшифровкой фотоснимков, и затем задал решающий вопрос:
– Что будем делать, господа?
В течение долгих пяти минут в зале совещаний висела гробовая тишина, присутствующие осмысливали глобальность проблемы, нависшей над Америкой. Затем зал взорвался гулом голосов: каждый стремился высказаться первым. Мнения звучали разные: от «СССР никогда не решится разместить свои ракеты на Кубе» и «фотоснимки – чудовищная провокация» до «мы давно подозревали» и «действовать необходимо немедленно».
Когда первый ажиотаж спал, Роберт Макнамара вызвался прокомментировать заявление директора ЦРУ. В своем выступлении он пытался найти компромисс в вопросе, который вышел из-под контроля, поэтому разъяренный и одновременно растерянный зал слушать его не пожелал.
После Макнамары слово взял Роберт Кеннеди:
– Полагаю, на правах доверенного лица президента я могу объяснить, как вышло, что ситуация в Карибском бассейне зашла так далеко. Внимание президента было намеренно отвлечено ситуацией в Берлине. Четыре года глава СССР Никита Хрущев грозился «выполнить акт доброй воли», а сдержал угрозу лишь сейчас. Мирный договор с Восточной Германией и отказ от всех советских прав на Восточный Берлин – ловкий ход увести внимание президента США и его советников от реальной угрозы. То, что он призывал НАТО совершить акт, подобный тому, который совершил Советский Союз, и отказаться от притязаний на Западный Берлин, была всего лишь коварная игра.
– Сейчас уже причина не имеет особого значения, – Эдвард Лэнсдейл мягко, но настойчиво остановил генерального прокурора. – В данный момент вопрос заключается в том, как президент отреагирует на новую агрессию со стороны СССР.
Слово «агрессия» Лэнсдейл, непревзойденный гений психологической войны, употребил намеренно. Не успело оно прозвучать, как глаза половины собравшихся загорелись гневом. Агрессивные действия против Соединенных Штатов терпеть никто не собирался.
– Думаю, ответ очевиден. Еще в конце августа президент ясно дал понять, что не потерпит размещения советских ядерных ракет на Кубе, – спокойно ответил Кеннеди.
– «Не потерпит» до какой степени? – продолжал давить Лэнсдейл. – Будет ли он готов перейти к решительным действиям? Будет ли готов отдать приказ об уничтожении ядерных установок, размещенных на Кубе? Одобрит ли военное вторжение на Кубу? Позволит ли физическое устранение кубинских лидеров, которое, если судить по результатам, нужно было совершить до того, как Кастро и Хрущев подписали убийственное для американского народа соглашение?
– На эти вопросы я ответить не берусь, – начал Роберт Кеннеди. От волнения он с трудом подбирал нужные слова. – Но все мы слышали об изменениях в статус-кво на Кубе, провозглашенных Джоном Кеннеди.
Роберт говорил о пресс-конференции, на которой пресс-секретарь Пьер Сэлинджер зачитал заявление президента. Изменения касались событий и намерений Кубы и СССР, которые американское правительство внесло в список угроз жизненно важным интересам страны. К ним относились: обнаружение присутствия на Кубе советских боевых формирований, советских военных баз на острове, а также наличие наступательных ракет класса «земля – земля» и другого наступательного оружия.
– Доказательства присутствия на Кубе наступательного оружия класса «земля – земля» перед вами, – Лэнсдейл потряс снимками. – Каково будет ваше решение? Ваше личное решение, господин генеральный прокурор? Что надлежит предпринять Соединенным Штатам в ответ на агрессию СССР?
– Полномасштабная военная операция, – без задержки ответил Роберт Кеннеди.
– Мы вас услышали, господин генеральный прокурор. – Удовлетворенный ответом Лэнсдейл обвел взглядом собрание: – Кто из присутствующих поддерживает решение генерального прокурора, основанное на августовском заявлении президента? Предлагаю проголосовать.
16 октября в восемь сорок пять утра фотоснимки показали президенту. Вместе со снимками был передан вердикт особого собрания: рекомендовать правительству начать немедленную интервенцию на Кубу.
В этот же день у директора ЦРУ состоялась тайная встреча с Эдвардом Лэнсдейлом.
– Вы считаете, Джон Кеннеди пойдет на открытый конфликт с СССР? – задал вопрос Лэнсдейл.
– Сильно в этом сомневаюсь, – честно ответил Маккоун.
– Разделяю ваше мнение и потому предлагаю помочь президенту принять правильное решение, – заявил Лэнсдейл.
– Каким образом вы собираетесь повлиять на мнение президента? – задавая вопрос, Маккоун знал ответ заранее, поэтому слова Лэнсдейла не вызвали у него удивления.
– Мы организуем провокацию на базе Гуантанамо. Пожертвовать десятком солдат ради спасения миллионов американцев – это небольшая жертва, вы со мной согласны?
– Думаю, иного выхода у нас нет, – произнес Маккоун.
– У вас есть план?
– Уверен, он есть у вас, – произнес Маккоун. – Надеюсь, у вас найдутся и люди, способные его воплотить.
12 октября, вернувшись в Гавану, Богданов обнаружил, что дом Алонсо Карраско находится под наблюдением кубинской милиции. Дважды обойдя квартал, Богданов насчитал порядка двух десятков кубинских бойцов. Они не таились, открыто патрулируя район, где располагался дом Алонсо.
Понимая, что соваться к Алонсо сейчас не следует, Богданов решил попытаться выйти на связь с Дельгадо. Тайная комната в музее Наполеона оказалась закрытой, да и сам музей пустовал. Тогда Богданов поехал к Гаванскому университету. Он оставил записку на том самом месте, где в первый день пребывания на Кубе дворовый мальчишка передал ему крышку от фотоаппарата. Он предполагал, что Дельгадо держит его под наблюдением, и не ошибся в своих предположениях.
В ночь с 12-го на 13-е на конспиративную квартиру пришел Чиумбо Варгас. Богданов объяснил ему свои затруднения и попросил о встрече с Дельгадо. Встречу Варгас не организовал, но принес известие относительно дома Алонсо. Оказалось, что район оцеплен в связи с тем, что в городе обнаружена группа из «Дивизии Нарцисса Лопеса». Для ее поимки создан специальный отряд, и пока они не завершат работу, о связи с Москвой можно забыть.
Ждать пришлось пять дней. Только 17 октября патруль убрался с улиц Гаваны, и Богданов, дождавшись темноты, отправился в дом Алонсо, готовый дать отчет и получить инструкции для возвращения в Москву.