– Конечно, Морзе. Как скажешь.
Голик подставил спину, и Морзе начал распутывать ремни.
– Никаких проблем. Ты уж поверь мне, приятель. Я бы тебя тоже отпустил.
– Ага, но я не настолько псих, чтобы оказаться в смирительной рубашке. Все знают, что я нормальный.
– Ну же, не смейся надо мной. Разве похоже, что я сошел с ума? Конечно, нет. Просто все любят надо мной издеваться, потому что я постоянно ем.
– Дело не в том, что ты любишь поесть, а в твоих манерах, – Морзе хохотнул над своей шуткой и распустил рукава. – Ну, вот.
– Помоги, а? Руки так онемели, что я ими пошевелить не могу.
– Вот дерьмо. Худо уже то, что мне приказали за тобой присматривать, а теперь еще и в медсестру играть приходится.
Морзе стянул с Голика рубашку. Тот, как мог, помогал.
– Где они его заперли?
– Наверху, в ближайшем контейнере для отходов на пятом уровне. Ну, я тебе скажу, мы этого ублюдка крепко прижали! Я хочу сказать, надежно, – Морзе принял самодовольный вид. – Чертовы десантники не справились, а у нас получилось.
Голик разминал руки. Помахал ими взад-вперед перед широкой грудью, затем перешел на круговые движения, все шире и шире, восстанавливая кровообращение.
– Но оно еще живое?
– Да, увы. Ты бы видел, какие вмятины оно на двери оставило. На керамокарбидовой двери, прикинь, – Морзе в изумлении покачал головой. – Крутая тварь. Но мы ее поймали.
– Я должен снова его увидеть, – крупный мужчина смотрел в точку за спиной Морзе, на что-то, видимое только ему. Выражение его лица было бесстрастным, непоколебимым. – Должен снова его увидеть. Он мой друг.
Морзе, внезапно насторожившись, сделал шаг назад.
– О чем это ты, черт тебя дери? – он мельком оглянулся на дверь.
Голик спокойно сорвал с ближайшей стены небольшой огнетушитель. Морзе попытался отпрыгнуть к двери, но… слишком поздно. Огнетушитель опустился раз, другой, и Морзе рухнул на пол, сложившись пополам.
Голик задумчиво посмотрел на него с выражением идиотического огорчения на лице и сказал извиняющимся тоном:
– Прости, брат, но мне показалось, что ты не поймешь. Не достанется тебе больше сигарет, приятель.
Договорив, он переступил через потерявшего сознание Морзе и вышел из лазарета.
12
Эрон занимался настройкой системы связи с дальним космосом. Проверка оборудования входила в его обязанности, но ему не приходилось делать ничего подобного с момента назначения на Фиорину. В тех редких случаях, когда требовалось использование дорогой системы мгновенной связи между учреждением и головной конторой, этим всегда занимался Эндрюс. Когда высветился сигнал готовности в знак того, что установлена связь с ретрансляторами, Эрон испытал прилив облегчения, смешанного с удовольствием. Пока он работал, Рипли стояла за спиной. Она не пыталась подсказывать, и из-за этого Эрон испытывал смутную, но искреннюю благодарность.
На главном экране по мере передачи высвечивалось сообщение. На каждую букву уходило огромное количество энергии. К счастью, с учетом работающего без перебоев термоядерного реактора, Фиорина не испытывала нехватки мощностей. А на цену – что было уже совсем другим делом – Эрон решил не обращать внимания, пока Компания не прикажет обратного.
Покончив со списком, Эрон оглянулся на Рипли.
– Так, с первой частью мы разобрались. Все красиво и официально, как любит Компания. Что мне теперь передавать?
– Расскажи им, что случилось. Что чужой прибыл на борту эвакуационной шлюпки, проник в комплекс, охотился и убивал местных обитателей одного за другим до тех пор, пока мы не разработали план действий. И что мы его поймали.
– Ага, – Эрон повернулся к клавиатуре и замялся. – Как его называть? Просто «чужой»?
– Компании, наверное, этого хватит. Они поймут, о чем ты пишешь. Технически правильно – «ксеноморф».
– Ага, – он замялся. – Как это пишется?
– Так, – Рипли нетерпеливо отпихнула его локтем и склонилась над клавиатурой. – С твоего позволения?
– Давай, – с чувством ответил Эрон и с почтительным уважением принялся наблюдать, как пальцы Рипли бегают по клавишам.
Рипли выпрямилась, и Эрон нахмурился.
– Это было зря. Нам его не убить. У нас тут никакого оружия нет, помнишь?
Рипли проигнорировала его слова, глядя на светящийся экран.
– Об этом им знать не обязательно.
– Тогда зачем спрашивать?
Эрон явно не понимал, что происходит, а Рипли не спешила его просветить – она размышляла о более важных вещах. И тут на экране вспыхнуло сообщение. Рипли мрачно улыбнулась. Они не теряли времени. Вероятно, боялись, что она не станет долго ждать разрешения и просто примется действовать.
Эрон откинулся на спинку кресла и устало потер лоб.
– Видишь? Вот так они всегда отвечают. Обращаются с нами как с дерьмом, словно мы не стоим отправки нескольких лишних слов.
– Погоди, – сказала Рипли.
Эрон моргнул. Следом за ожидаемым официальным подтверждением на экране продолжили появляться буквы.
Сообщение продолжалось в том же духе, но Рипли уже увидела достаточно.
– Вот дерьмо, – она отвернулась, задумчиво прикусив губу. – Я так и знала.
Эрон прищурился, пытаясь уследить одновременно за экраном и за Рипли.
– В каком смысле «ты так и знала»? Это ничего не значит. Они знают, что у нас никакого оружия нет.
– Тогда зачем «приказ»? Откуда эта тревога, эта настойчивость, чтобы мы не сделали того, что, как они должны знать, мы сделать не в состоянии?
Эрон непонимающе пожал плечами:
– Думаю, они не хотят рисковать.
– Вот именно, – с нажимом повторила Рипли. – Они не хотят рисковать.
Эрон неожиданно встревожился.
– Эй, ты же не думаешь о том, чтобы не подчиниться приказу Компании?
Вот теперь Рипли улыбнулась.
– Кто, я? Да боже упаси!
Коридор возле хранилища опасных отходов был плохо освещен, но недостаток света не беспокоил двух заключенных, которые охраняли дверь. В тоннелях и шахтах не водилось ничего, что могло бы им повредить, а из хранилища не доносилось ни звука. На тяжелой двери ясно виднелись три выпуклости. В размерах они не увеличивались, и четвертой так и не появилось.
Один сторож стоял, небрежно прислонившись к стене, и вычищал грязь из-под ногтей кусочком пластика. Его напарник сидел на жестком холодном полу и негромко говорил:
– И я считаю, что тварь уже должна была помереть.
Песочные волосы этого заключенного были тронуты сединой на висках, а из-за большого носа с горбинкой в другую эпоху его могли бы принять за ливанского торговца.
– Это ты с чего взял?
– Ты слышал, что говорил начальник. Никто не может вылезти из этого ящика, – он ткнул большим пальцем в направлении двери, – или проникнуть внутрь. Даже газы.
– Ну да. И что?
– Подумай сам, тупица. Если газы не могут прорваться наружу, внутрь не попадает воздух. Ублюдок сидит там уже столько времени, что должен был уже дважды весь кислород израсходовать.
Его напарник посмотрел на дверь с тремя горбами.
– Ну, может быть и так.
– Почему это «может быть»? Тварь крупная. Это значит, что она потребляет много воздуха. Куда больше, чем человек.
– Это неизвестно, – напарник его убежденным не выглядел. – Оно не человек. Может, ему нужно меньше воздуха. А может, оно умеет впадать в спячку или что-то вроде того.
– Может, тебе стоит войти и проверить, как оно поживает?
Чистильщик ногтей оторвался от своего занятия. Лицо его выражало скуку.
– Эй, ты ничего сейчас не слышал?
Второй охранник резко повернулся направо, вглядываясь в тускло освещенный тоннель.
– Что такое? – ухмыльнулся напарник. – Привидение увидел?
– Нет, черт тебя дери, я что-то слышал.
Раздался ясно различимый звук приближающихся шагов.
– Вот дерьмо, – мужчина, который чистил ногти, отодвинулся от стены, глядя в ту сторону.
В свете ламп показался человек с заложенными за спину руками. Охранники расслабились. Раздались неловкие смешки.
– Черт тебя возьми, Голик, – мужчина снова уселся на пол. – Мог бы дать нам понять, что это ты. Посвистел бы, что ли.
– Да уж, – отозвался его напарник и махнул рукой на дверь хранилища. – Не думаю, что оно умеет свистеть.
– В следующий раз – обязательно, – ответил великан. Лицо его выглядело отстраненным, и он слегка раскачивался из стороны в сторону.
– Эй, ты в порядке? Странно выглядишь, – сказал чистильщик ногтей.
Его напарник рассмеялся:
– Он всегда странно выглядит.
– Это ничего, – пробормотал Голик. – Идем. Выключить, включить. Я должен туда попасть, – он кивнул на хранилище.
Охранники обменялись озадаченными взглядами. Тот, что чистил ногти, осторожно убрал кусок пластика в карман, пристально наблюдая за Голиком.
– Что за хрень он несет? – поинтересовался теоретик.
– Ублюдок двинулся, – уверенно заявил его напарник.
– Что тебе тут нужно, приятель? И когда это они выпустили тебя из лазарета?
– Это ничего, – лицо Голика светилось блаженством и решимостью. – Мне просто нужно войти туда и взглянуть на Зверя. Нам нужно о многом поговорить, – добавил он, словно это все объясняло. – Я должен войти. Ты понимаешь.
– Нет, не понимаю. Но я одно знаю: ни ты, никто другой туда не войдет, кретин. Огромный ублюдок сожрет тебя заживо. К тому же, выпустишь его – и можешь прощаться со всеми нами. Ты вообще ничего не соображаешь, брат?
– Если хочешь покончить с собой, – объявил второй охранник, – иди, спрыгни в шахту. А здесь у тебя ничего не выйдет. Управляющий бы нас прикончил, – он двинулся к Голику.
– Управляющий мертв, – торжественно объявил тот, поднял дубинку, которую до того держал за спиной, и размозжил ему голову.
– Какого хрена? Держи!..
Голик оказался гораздо быстрее и ловчее, чем они могли представить, и сейчас его вела куда более могучая сила, чем страсть к еде. Оба охранника упали под ударами дубинки. Лица и головы их были в крови. Все закончилось быстро. Голик не остановился, чтобы проверить, живы ли еще его товарищи – его это не волновало. Значение имела только мания, полностью захватившая сознание, чувства, саму личность. Голик посмотрел на распростертые перед ним тела.