Чужой друг
КРИСТОФ ХАЙН И ЕГО ПОВЕСТЬ «ЧУЖОЙ ДРУГ»
Кристоф Хайн родился незадолго до конца второй мировой войны — в 1944 году. Подобно многим своим литературным сверстникам, он рано начал трудовую деятельность — был рабочим-монтажником и продавцом в книжном магазине; в семнадцать лет стал ассистентом режиссера в берлинском театре «Фольксбюне», потом прервал работу в театре, изучал философию и логику в университетах Берлина и Лейпцига. Получив высшее образование, он вернулся в коллектив «Фольксбюне». Там и была поставлена его первая пьеса.
В 1982 году Академия искусств ГДР присудила Кристофу Хайну премию имени Генриха Манна. Обычно эта награда дается признанным, зрелым мастерам. Известный драматург Петер Хакс, произнесший, согласно традиции, речь в честь нового лауреата, сказал: «Одаренность этого человека с самого начала не вызывала сомнений. Он принадлежит к тем немногим, кому язык не причиняет забот. Кристоф Хайн — властелин слова. Проблемой для него было содержание, а это, во всяком случае, проблема более легкая». Содержание — легкая проблема; точно ли это сказано? Но Петер Хакс объяснил, что он имел в виду. «Кто неустанно шлифует свое мастерство, кто всерьез занимается науками, кто готов жить скудно до тридцати пяти или сорока лет, не стремясь к ранней известности, отвергая все соблазны моды и успеха, достигаемого часто приспособленчеством, — у того сам собой складывается поэтический характер, собственное отношение к миру как целому»[1].
Перед нами писатель именно такой судьбы и такого склада. Произведения Хайна не раз вызывали споры и продолжают их вызывать. Но даже и тем, кто его критикует, ясно, что это мастер не просто талантливый, но прежде всего интенсивно мыслящий, обладающий собственным взглядом на вещи.
Уверенное владение словом сказывается не только в живом и динамичном диалоге его пьес, не только в лаконичном и четком языке его прозы, но и в искусстве стилизации. Ему удалось воссоздать разговорную речь начала прошлого столетия в повести «Письма из России егеря Иоганна Зайферта», в которой путешествие великого географа Александра фон Гумбольдта описано через простодушное восприятие его слуги. Хайну удалось передать детскую речь в веселой, даже дурашливой повести для самых маленьких «Дикая лошадь за кафельной печью», близкой по духу известной книге А. Милна о Винни-Пухе. По сюжетам, времени и месту действия произведения Хайна очень разнообразны: среди них и рассказ о последних днях Жана Расина «Приглашение на утренний королевский прием», и пьесы о Кромвеле и Лассале, и поставленная недавно в Берлине пьеса «Правдивая история А-Кью» — вольная сценическая вариация по мотивам рассказа китайского классика XX века Лу Синя, и книги о жизни ГДР — роман «Конец Хорна» (1985) и повесть «Чужой друг». Из беглого перечисления того, что создано Хайном за сравнительно короткий срок, вроде бы следует, что его творчество не только многожанрово, но и отличается тематической пестротой. Однако пестрота эта лишь кажущаяся.
Все или почти все произведения Хайна отмечены глубокой нравственной тревогой. Писатель напряженно размышляет над тем, каковы пути и возможности обретения внутренней свободы и чувства собственного достоинства человека и что препятствует этому. В своих поисках Хайн, разумеется, не одинок. Выбор острой морально-психологической проблематики — характерная черта литератур социалистического мира в наши дни; об этом говорили и многие советские критики, обсуждавшие современное состояние социалистических литератур накануне XXVII съезда КПСС (материалы этой беседы опубликованы в журнале «Иностранная литература», 1986, № 2—3). Для писателей ГДР эта проблематика встает в особых ракурсах — именно потому, что их страна сделала за несколько десятилетий громадный исторический скачок. Прозаики, драматурги, поэты ГДР исследовали в разных аспектах и крах фашизма, и его последствия, крутые сдвиги в расстановке классовых, политических сил, пути радикального перевоспитания множества людей, чья юность была опоганена и искорежена участием в преступной войне. Широкое хождение в литературе и публицистике ГДР приобрело бехеровское слово-лозунг «Anders-werden» — преобразование, перемена. Кристоф Хайн, конечно же, осознал то, что сделано его предшественниками, и не сомневается в значительности происшедших в стране перемен. Однако он убежден в том, что их не следует абсолютизировать: недопустимо останавливаться на достигнутом. Главное для Хайна — становление новой социалистической личности. Известно, что социализм создает для этого необходимые предпосылки, однако немало здесь зависит и от самого человека. Хайн сознательно переносит проблему в «личностную» плоскость. Для него важно понять человека изнутри, понять, что тормозит его в движении вперед, что мешает полному раскрытию всех заложенных в нем возможностей.
Порою Хайн всматривается в лица деятелей минувших веков — именно для того, чтобы глубже понять человека нынешнего. И тут он тоже считает важным сохранять ясность взгляда, не обольщаться блеском прославленных имен. Пожалуй, единственный безоговорочно положительный герой у Хайна — Александр фон Гумбольдт, непоколебимый в своих гуманистических убеждениях, упрямо делающий свое дело ученого, невзирая на все происки и пошлую суетню высокопоставленных невежд, прусских или российских. В других случаях писатель рисует своих персонажей по преимуществу в негативных ракурсах. При всем почтении к заслугам Расина как драматурга Хайн нелицеприятно демонстрирует его конформизм, привязанность к придворным обычаям абсолютистской Франции. Без прикрас предстает у него и Оливер Кромвель — революционер, превратившийся в деспота, и Фердинанд Лассаль — краснобай и честолюбец, претендовавший на роль рабочего лидера. На исторических примерах писатель демонстрирует, какими непростыми, подчас непредвидимо запутанными дорогами идут отдельные личности — и целые народы — в своем стремлении к социальному прогрессу.
Своеобразие творческой манеры Хайна ярко сказалось уже в первой его пьесе, поставленной в 1974 году, — «Шлётель, или Ну и что же?». Она была задумана как современная трагикомедия. В ней идет речь о предметах остроактуальных по сей день, и не только для ГДР: о борьбе с бюрократизмом, рутиной, ленью. В роли борца выступает молодой социолог, которого за неуживчивость характера «сослали» из столичного научного института на завод в Шведт. Шлётель и там возмущается бесхозяйственностью, неразберихой, пустой тратой рабочего времени, — он требует, чтобы производство подчинялось «диктатуре разума», пытается усовершенствовать систему оплаты труда. Не найдя поддержки в коллективе, привыкшем работать с прохладцей, по старинке, Шлётель идет на крайние меры: пишет жалобы, обвиняет руководство завода в злостном саботаже и, дойдя до отчаяния, кончает с собой в то самое время, когда предложенная им реформа оплаты труда утверждается вышестоящими организациями.
Хайн-драматург во многом следует заветам Брехта. Ему не столь важно растрогать или взволновать зрителей (или читателей), гораздо важнее заставить их задуматься. Сам он не испытывает и не внушает зрителям сострадания к своему странному герою, хотя тот и оказался по существу прав, но наталкивает на размышления о том, в чем же были просчеты Шлётеля, в чем причины его гибели, по сути дела бессмысленной и неоправданной.
Комически-гротескный вариант подобного же сюжета был дан Хайном несколько позже, в рассказе «Новый Кольхаас (которому больше повезло)». Заголовок намекает на известную новеллу Генриха фон Клейста «Михаэль Кольхаас», где герой, человек из народа, вступает в отчаянное и благородное единоборство с могущественным феодалом, защищая свое достояние и достоинство. «Новый Кольхаас», бухгалтер мебельной фабрики Герберт К., получил премию и обнаружил, что ему недоплатили сорок марок. Из-за этой не столь крупной суммы он вступил в длительную тяжбу с администрацией фабрики, долго ходил по инстанциям, пока не добился своего. За время этого затяжного конфликта Герберт К. сам не заметил, как озлобился, утратил контакт с окружающими, сделался чуть ли не маньяком — и стал противен собственной жене, которой надоело его мелочное упрямство. Семья К. распалась. Назойливый жалобщик потерял неизмеримо больше, чем приобрел. Обо всем этом писатель повествует со спокойной иронией, не морализируя, но снова приглашая читателей к размышлениям.
Кристоф Хайн очень редко и ненадолго обращается в своих произведениях к годам фашистского господства — о них уже многое сказано и в литературе антифашистской эмиграции, и в литературе ГДР, и в лучших книгах писателей ФРГ. Однако Хайну до боли ясно, какие глубокие и трагические следы оставили эти двенадцать черных лет в жизни немцев. Именно здесь исток тех горестей и неурядиц, какие довелось перенести разнообразным персонажам цикла рассказов «Из альбома городских пейзажей Берлина». Соотнося настоящее с не столь давним прошлым, Хайн повествует о судьбах рядовых берлинцев, «маленьких людей», — одни погибли, другие, пройдя после войны через различные испытания и кризисы, нашли себя в условиях нового строя. Эти перемены в судьбах людей рисуются как процесс многотрудный, далеко не безболезненный. В одной из критических статей о творчестве Хайна эти маленькие рассказы сравниваются с миниатюрами Анны Зегерс из ее цикла «Мир», написанного в начале 50-х годов. Сходство тут, скорее всего, в лаконизме стиля, в том, что люди и события даны как бы пунктиром, без детализации. Но Кристофа Хайна больше занимают судьбы не вполне обычные, подчас редкостные, и те конфликты, иногда явные, иногда подспудные, которыми была насыщена жизнь демократической Германии первых послевоенных лет. В этом смысле его маленькие рассказы, взятые вместе, сопоставимы не столько с циклом Зегерс «Мир», сколько с ее романами о первых годах существования ГДР — «Решение», «Доверие».
Первый роман Кристофа Хайна — «Конец Хорна» — заслуживает специального анализа. Однако стоит отметить здесь, что и в этом крупном произведении писатель, развивая мотивы некоторых своих рассказов, соотносит нашу современность с минувшими временами. Притом минувшие времена, о которых стоит помнить, в которых надо продолжать разбираться, — это, по мысли Хайна, не только предвоенные или военные годы, но и конец сороковых, и пятидесятые. Именно в сложной, бурной атмосфере тех лет могло произойти событие, вокруг которого строится действие романа, — самоубийство честного ученого, археолога Хорна, несправедливо раскритикованного догматиками и затравленного провинциальными карьеристами.