– Прекрати. Не говори так.
– Может быть, если бы мы об этом говорили чаще и всерьез, мать с отцом не тратили бы каждый цент на приборы, которые мне по-хорошему не нужны. – Виола злилась. Если бы у нее было больше крови, ее щеки бы покраснели. Если бы ей хватало дыхания, она бы кричала. Но она не может. Все, что ей оставалось – сверкать глазами, необыкновенно живыми на увядающем лице. – Пообещай, что когда останемся только мы с тобой, ты прекратишь этот фарс. Ты возьмешь все наши деньги и облетишь на них Вселенную. А я просто помашу рукой на прощание.
– Виола… – Я чуть не плакала.
Ее глаза вдруг расширились. Она схватила меня за руку.
– Где это ты так поранилась? Оливия! У тебя все пальцы в волдырях!
Я попыталась спрятать руку, вырваться из ее хватки, но она на удивление сильна – для человека при смерти.
– Я нашла новый вид растений. Трава, оранжевая, как здешнее небо. Мимикрия, думаю.
– И у нее едкий защитный слой?
– Ага. Хищная травка.
Виола наконец-то ослабила хватку.
– Пойди покажись маме, пусть подлатает тебя. Вдруг на меня эта зараза переползет.
– Ты такая классная, когда корчишь из себя эгоистку, – улыбнулась я.
– Я тепличное растение. И могу жить только в стерильных условиях. – Виола пихнула меня в бок. – Так что вон из моей теплицы, разносчица инфекций!
Я засмеялась. Вскочила с кровати. Наконец-то я успокоилась – впервые с тех пор, как подъехала к забору и увидела, что родители ждут меня.
– Что ты думаешь о планах отца? Я так хочу полететь с ним.
– А я не хочу, чтоб ты с ним летела.
Какая-то мрачная нота в голосе Виолы привлекла мое внимание. Я посмотрела на нее с удивлением, с немым вопросом. Обычно ей нравится, когда я выхожу с родителями в космос. Благодаря камерам она может быть вместе со мной – мы, сестры Шипп, покоряем на пару тайны вселенской биологии, щелкаем их, как орешки. Конечно, было бы куда лучше, если бы она присутствовала вместе со мной физически, но этого, быть может, никогда не произойдет… и для нас с детства была очень важна эта иллюзия. Она устраивала нас обеих.
А сейчас – что-то не так.
– Виола… – я колебалась. Что-то подсказывало мне: если вопрос сорвется с моих губ, я об этом пожалею. Но не спросить – еще хуже. – Виола, ты что-то… что-то об этом знаешь?
Она покачала головой.
– Я слишком многого не знаю, – ответила она. – В сведениях, которые мне удалось заполучить, слишком много белых пятен. Ты ведь знаешь моих друзей по переписке?
Я закатила глаза. Да о них вся семья знает. Томимая скукой и приговоренная к заключению своим недугом, Виола лет с пяти рассылала сообщения по всем открытым сетям. Сеть служила ей бессменным компаньоном с тех самых пор, как я пошла в школу, оставив ее одну – впервые в жизни. Родители, уходя на работу, нанимали для Виолы сиделок, никто из которых, судя по всему, не видел ничего плохого в том, чтобы та посылала развеселые приветственные послания ученым, исследователям – да всем подряд.
Думаю, они были правы. Как ни странно, никто из друзей Виолы ни разу не послал ей ничего похабного в ответ, не оскорбил ее, не причинил душевной боли – совсем наоборот. Да и кто обидит такую маленькую голубоглазую блондинку с косичками, бесконечным любопытством к космосу, который она никогда не увидит, и вдобавок – смертельно больную? Ей приходили ответы. Порой в них были сведения, которые эти люди не раскрыли бы никому другому еще лет десять.
Вздумай сестрица заняться политикой – от нее бы спасения не было.
– В последнее время ходят странные слухи, – добавила она серьезно. Только теперь я по-настоящему вслушалась в ее слова. – Ничего конкретного, но на какой-то почве они выросли. Одного их обилия достаточно, чтобы обратить на них внимание. Впрочем, кто-то скрывает информацию – и очень успешно.
Это что-то новенькое.
– Что ты имеешь в виду? – нахмурилась я.
– В том-то и проблема – я не знаю до конца, что. – Виола вздохнула. – Недавно кое-что интересное случилось: буквально за одну ночь туристический курорт на освоенной луне с искусственной атмосферой опустел. Были люди – и нет их, и на попытки запроса любых сведений – ни ответа ни привета. Как будто поселок просто исчез. Как будто никогда его и не было.
– Курорты постоянно закрываются. Помнишь тот тематический парк, куда мы лет в десять ездили?
Примечательная страница нашей детской биографии: целая страна чудесных детских развлечений и захватывающих аттракционов, вытесанная прямо внутри огромного астероида. «Приезжайте всей семьей, насладитесь чудесами свободного падения в безопасной и спокойной обстановке». Местечко пользовалось огромным успехом у родителей таких детей, как Виола – детей, чьи тела не могли выдержать полной гравитации, чьи легкие были слишком чувствительны для нестерилизованного воздуха. Те выходные были одними из лучших в нашей жизни. Мы с Виолой катались на неспешных вертушках, переворачивавших нас вверх тормашками. Мы визжали и смеялись, цеплялись друг за друга и думали, что ничего во Вселенной круче не придумать. У мамы с папой до сих пор на дисплее холодильника есть фотографии из той поездки. Время от времени они сменяются нашими современными фотками.
Парк тот закрылся много лет назад: кто-то присвоил себе выделенные на него деньги. Даже детская страна чудес не работает, когда нечем платить за свет. В конце концов, правила везде одни.
– На самом-то деле курорт никуда не делся, – продолжала Виола. – На последних фото со спутников видно, что его даже не демонтируют падальщики-колонисты вроде наших. Но! Никто не может доказать, что курорт вообще существовал. Полная зачистка всех сведений.
– Это как? – не поняла я. – Что там случилось?
– Неизвестно. Но говорят, что сейчас там колониальные морпехи. Никто не знает, что по-настоящему произошло, и никому не дают узнать.
– Значит, нам и не надо это знать. Будь это что-то взаправду опасное, молчать бы они не стали. Наверное, как всегда, кто-то что-то с кем-то не поделил. Хозяин курорта подчищает следы в надежде, что не придется платить по счетам тем, кому он задолжал.
Виола покачала головой:
– Мне кажется, не все так просто. Говорят, там уйма людей пропала без вести. Никто из их родственников не может добиться правды. Мне это не нравится. Вот почему я не хочу, чтобы ты летела туда.
– Да не волнуйся ты так. Отец меня не возьмет. – Я поцеловала Виолу. – Ты права, надо маме руку показать. А давить на папу и канючить, чтобы он меня взял с собой, я больше не буду – обещаю. Будем с тобой куковать здесь, на Загрее.
– Надеюсь, ты не шутишь. – Кажется, Виола немного успокоилась.
Выходя из комнаты, я крепко держала свое обещание в уме.
Конечно, я не стану настаивать. Плевать, как сильно мне хочется в космос. Не стану настаивать, и все тут. Плевать, что меня достало и никудышное оранжевое небо, и постылые загрейские пейзажи. Плевать, что я истосковалась по свету звезд – таких величественных, недвижимых. Плевать, что кажется, будто здесь, на Загрее, мы все застряли навсегда – и лишь полет к звездам стряхнул бы с меня прилипчивый мираж.
Что меня тяготит – так это то, что мы тут ненадолго. Кора меня поцеловала! Разве этого не хватит, чтобы заставить меня передумать, подать заявление на колониальное гражданство и попытаться обрести счастье под небом цвета консервированного манго? Но нет. Виола нуждается в лучшем медицинском уходе – в условиях колонии ей никогда не смогут помочь; и одного неба мне мало – слишком ограниченный выбор. Я не останусь. Мы и не собирались.
Не стану настаивать.
Не стану.
Из кухни доносились голоса родителей. Я пошла на цыпочках, поневоле прислушиваясь. Не то чтобы я нарочно подслушивала – вот еще. Но всегда хорошо быть в курсе событий.
– …не стоит тебе лететь.
Голос мамин. Похоже, она искренне расстроена – ну дела! Может, опасения Виолы не так уж беспочвенны?
– Ты же знаешь, я должен. – Это папа. По голосу ясно, что он все уже решил. Провел анализ рисков – и придумал единственный достойный ответ. – Вычислительной мощности нам уже не хватает. Придется чем-то жертвовать. Уж не знаю, чем. Можно стереть старое хранилище. Эта модель и не должна была работать так долго без перезагрузки.
– Не будь таким дотошным.
– Иногда это необходимо.
Они, должно быть, говорят о нашем корабле – списанном круизном шаттле, некогда предназначавшемся для перемещения богатеев между тщательно выбранными целями. Мы приобрели его по дешевке – и перестраивали уже шесть раз с той поры, как я стала достаточно взрослой, чтобы помогать с этим делом. Да, когда-нибудь он развалится на части, ну и что? Нельзя вечно держаться за что-то одно: мы именно поэтому прибываем на одну планету, а потом улетаем на другую. Преемственность в сочетании со свободной – вот каков наш стиль. В одиннадцать лет Виола назвала лайнер «Dum Spiro Spero»[5] – в шутку, само собой. Что ж, если папа собирается снова ремонтировать корабль – я только за.
Я зашла на кухню, покашливая. Мать с отцом резко повернулась ко мне. Мама – странно бледная; сейчас она гораздо больше, чем обычно, похожа и на меня, и на Виолу разом.
– Оливия! Давно ты тут?
– Недолго, – с улыбкой ответила я. Ремонт корабля – значимое событие, как ни крути, что-то вроде дня рождения. Не хотелось портить сюрприз себе же, давая им понять, что я уже обо всем знаю. Вместо этого я показала им свою руку и сообщила: – Я нашла новый вид травы.
Мама охнула и шагнула мне навстречу. Папу мои раны тоже впечатлили. Подумать только: хищное растение едва не сожрало его дочь.
– Где именно? – осведомился он.
– На цветочной поляне. С виду – обычная такая оранжевая травка, но на стеблях – мелкие зазубрины. И еще она ест жуков.
Кажется, папа не на шутку заинтересован.
– Ты уверена, что прямо-таки ест? Настоящее хищничество?
– Растения, пьющие кровь – всяко хищники, – заметила мама.