– То есть их больше трех?
Я кивнула. Делия тяжко вздохнула.
– А ведь я просто-напросто хотела сделать доброе дело для колонии, – проговорила она. – Хотела, чтобы мои люди жили подальше от корпораций, от жадных ублюдков, которые высасывают из каждой планеты все соки, пока не останутся одни пепелища и кости. Я что, совершила ошибку?
– Нет, – ответила я, глядя на нее. – Не все можно предугадать. Мне пора идти, Делия. Я должна найти Виолу.
Я отвернулась от них. Знала: не уйду сейчас – крепко тут завязну. Потому без колебаний шагнула к двери, сбежала вниз по лестнице, и очутилась перед второй дверью.
Не успела я схватиться за ручку, как услышала за спиной:
– Оливия!
С робкой надеждой я оглянулась назад. Ко мне бежала Кора. Ее волосы развевались во все стороны, в руках – пистолет, на щеке – все еще моя кровь. Никогда еще не видела ее такой красивой.
– Мне нужно идти, – сказала я.
– Знаю, – небрежно бросила она и – о чудо! – добавила: – Я с тобой.
Конечно, надо бы ее образумить, объяснить, почему эта идея ужасна, почему ей следовало остаться здесь, с матерью. Я не хотела, чтобы Кора погибла. Не хотела выводить ее за периметр, навстречу монстрам. Но еще больше – не хотела, чтобы она умерла здесь, вдалеке от меня, так, что я и знать-то не буду наверняка.
Если она не выживет, я хочу, чтобы она умерла, зная, что я сделала все возможное, чтобы спасти ее, и что она никогда, даже на минуту, не оставалась одна.
– Там опасно, – предупредила я. – Ты уверена?
Кора кивнула.
– Мать знала, что рискует всем, и все равно поступила по-своему. Я – такая же. Моя семья причинила тебе боль. Я должна попытаться хоть что-то исправить.
Значит, она шла со мной только по зову долга. Вот бы она решилась на такой шаг, чтобы позаботиться обо мне, чтобы убедиться, что я не пропаду в одиночестве. Я глядела в ее огромные честные глаза, и понимала, что прошу слишком многого; я должна довольствоваться тем, что есть, и это, честно говоря, больше, чем я заслуживала. Поэтому я улыбнулась ей в ответ и кивнула:
– Хорошо. Пошли.
На этот раз на улице на нас таращилось меньше людей. У нас в волосах и на одежде – особенно на одежде – все еще видна кровь, но с лица и рук я все смыла, так что мы уже не так похожи на героинь фильма ужасов. Да и людей на улицах стало поменьше. Впрочем, никаких признаков паники. Все на месте, ничто не опрокинуто и не брошено, как попало. Но большинство пешеходов куда-то подевалось – видно, разошлись по домам. Пока мы шли, я заметила, как у людей загорались сигналы на наручных коммуникаторах, они читали сообщения – и внезапно ускоряли шаги, обеспокоено переглядываясь. Я с немым вопросом уставилась на Кору.
– Система экстренного оповещения, – пояснила она. – Ты к ней, конечно, не подключена – доступ только у колонистов.
– Что еще за система?
– Многие из наших ранних колонистов – бывшие шахтеры, судовые техники, словом, люди, привыкшие работать в закрытом пространстве, где в любой момент что-то может пойти не так. – Глазами Кора следила за пешеходом: когда его коммуникатор запищал, тот поспешил скрыться в ближайших воротах. – Нельзя допустить паники. Люди получают предупреждения и организованно укрываются в безопасном месте.
– И все молчат? – Тут меня осенило: – Кому-то, получается, извещения приходят в первую очередь?
– Это происходит случайным образом. – Кора подняла руку и показала молчащий коммуникатор. – Вот я, дочь губернатора, еще не оповещена. Если бы была такая возможность, мама бы удостоверилась в том, что меня информируют в числе первых.
– Да, ты права.
Не сбавляя шага, мы направлялись к воротам, через которые вошли. Мне жутко неуютно здесь, в окружении высоких зданий и узких дорожек. Слишком много мест, где удобно затаиться голодному монстру.
Забавно, но мне будет спокойнее снаружи, за воротами колонии, на открытой местности. Ведь монстры, убившие моих родителей и забравшие Виолу, конечно, быстрые, но посреди пустоши им не удастся подобраться незаметно. У нас будет больше шансов, если мы сможем их видеть. И мы неплохо вооружены – быть может, получится их остановить. Пусть на вид панцирь у них прочный, как доспехи, но должно же у них быть слабое место. Нужно лишь найти его.
Кора шагала в ногу со мной, хотя в этот раз она не взяла меня за руку, и я не могла заставить себя дотронуться до нее. Она, должно быть, ненавидит меня сейчас, после всего, что случилось. Она здесь потому, что чувствует себя обязанной, а обязательства – не то же самое, что привязанность. Она скоро пожалеет об этом и бросит меня.
Мы повернули за угол и оказались у ворот. Охраны нет: Джонсон и Рокуэлл, вероятно, пошли в укрытие вместе с другими, предполагая, что без них никто не сможет разблокировать механизм ворот. И самое ужасное, они правы!
– Блин, а как же их открыть-то? – вырвалось у меня. Тупейший вопрос – но если не найти ответ, нам дальше ходу просто нет.
Сама стена не меньше пятнадцати футов в высоту, дальше начинался прозрачный защитный купол – сколько летающих загрейских зверушек разбилось о него! Я провела нашу первую неделю на планете, объезжая колонию по периметру вместе с отцом. Мы собирали с земли мертвых и умирающих крылатых и заносили виды в каталог. Папа почти сразу же предложил, как можно сократить число этих смертей, но всем было плевать. Купол – самоочищающаяся и самовосстанавливающаяся конструкция, она восстанавливала любые повреждения, наносимые местной фауной, вмешательство человека не требовалось. Зачем колонистам реорганизовывать то, что, быть может, оказалось их самым удачным вложением средств, самым большим успехом?
Нам не подняться на купол – он слишком высокий и скользкий, сделан из таких материалов, по которым вообще ходить нельзя. Стрелять по нему тоже нет смысла. Будь у меня достаточно мощный лазер, я бы, вероятно, смогла прорезать купол, но если и есть более легкий способ привлечь к себе внимание охраны со всех постов – я его не знаю.
Само собой, купол не герметичен. Над космопортом есть жерло для входа и выхода кораблей в атмосферу. Через него же воздух Загрея попадает в колонию. Акклиматизация длится довольно долго. Колонисты дышат пыльцой, спорами – и постепенно забывают, что когда-то жили в другом месте. Становятся частью данного им мира.
На секунду мне в голову закралась шальная мысль угнать шаттл – не наш семейный: тот слишком большой для этого – и улететь на нем через отверстие в куполе. Но я сразу же отбросила эту идею. Даже если бы я смогла добраться до шаттлов, даже если б смогла угнать один из них, у всех у них имелась блокировка, которую можно активировать с земли. Я бы не успела добраться ни до дома, ни тем более до холмов.
– Оливия?
Я обернулась, открыла рот, чтобы спросить, чего хочет Кора, но она опередила меня: обняла за плечи и поцеловала.
Она целовала меня и раньше. Почти все наши поцелуи случались по ее инициативе. Либо она намного храбрее меня, либо гораздо меньше боялась отказа. Но этот поцелуй не похож на остальные. Он жестче, сильнее, увереннее, будто она боялась, что он может стать последним. Разум требовал, чтобы я остановила ее, сказала, что сейчас не время, да и место не самое подходящее; что Виола в опасности, что надо перестать валять дурака. Но другой голос во мне – голос миллионов поколений, сумевших пережить все напасти, воспроизводясь и улучшаясь, сражаясь и побеждая, пока их потомки не очутились здесь, под оранжевым, чужим небом, – этот голос требовал принять этот, возможно, последний в моей жизни поцелуй. Я заслужила насладиться моментом.
Кора, наконец, отступила, и переносица напомнила о себе пульсирующей болью – в том месте, куда попал кулак Мишеля. Травмы и поцелуи плохо совместимы, увы. На щеках Коры выступил румянец – оттого слабый след моей крови на ее лице стал еще заметнее.
– Круто, – шепнула я.
Она улыбнулась – один уголок губ поднялся чуть повыше другого, – и сказала:
– Я стащила мамочкин пропуск, пока ты была в ванной.
Это могло бы прозвучать по-детски – в моем случае точно бы так и прозвучало, – но у Коры вышло по-другому. Как будто нельзя было иначе назвать женщину, что родила ее, вырастила и теперь оставила на произвол судьбы.
Я уставилась на нее.
– Что?
– Я могу открыть ворота. – Кора сунула руку в карман и достала отпечатанную из тонкой стали ключ-карту. – Ну и закрыть, само собой, тоже. Мы можем выбраться отсюда.
На этот раз я сама поцеловала ее – взяла ладонями за щечки и привлекла к себе, не думая ни секунды о том, что время на вес золота.
На вкус ее губы были все такие же солоновато-сладкие, с легкой ноткой машинного масла. Сейчас появился новый привкус, что-то пикантное и острое, и я запоздало поняла, что это кровь. Все на этой планете пропиталось кровью.
– Пойдем, – сказала я. – Если поторопимся, Делия не успеет послать за нами людей.
Кора кивнула и протянула карту мне. Я удивилась.
– Открывать дверь без контроля взрослых – противозаконно, – пояснила она, краснея. – Только после восемнадцати. Но на тебя законы колонии не распространяются. Так что, если откроешь дверь, и я случайно через нее пройду…
– …ты не сделаешь ничего плохого, – подхватила я. – Не считая кражи карты.
– Думаю, у нас и так будет достаточно неприятностей, – кивнула она. – Не хочется еще добавлять.
Велика вероятность, что мы либо не вернемся, либо вернемся с гораздо большими неприятностями на хвосте. Напоминать ей об этом жестоко, и поэтому я просто улыбнулась, взяла у нее карту и сказала:
– Какая же ты все-таки классная.
Кора выглядела довольной. Я повернулась и провела картой по декодеру на воротах.
Обычно запрашивается еще и код, но, видимо, ключ губернатора колонии имел приоритет, так что замок пискнул и дверь открылась.
Квадроцикл все еще стоял там, где мы его бросили. На земле, у одного из бортов – пятно крови, обозначающее место, где был схвачен Мишель. Несколько длинных травинок склонились к нему, жадно осушая. Та кровь, что попала на траву, уже исчезла, поглощенная без остатка. Скоро не останется и следа. Идеально функционирующая экосистема Загрея, не рассчитанная на человечество, полностью восстановится – и будет работать как часы и дальше.