Может быть. Несмотря на то что колонисты не были готовы полностью посвятить себя новому дому, они относились к нему более или менее бережно; существа, забравшие мою сестру, не будут здесь ничего беречь.
Я осторожно вышла за дверь, держа наготове электрошокер. Поглядела в одну сторону, в другую, подняла голову. Я почти уверена, что одна из тварей ждет там и вот-вот сверзится мне на спину. Но на стене никого, и я, позволив себе немного расслабиться, шагнула к квадроциклу и помахала Коре. Она колебалась, и мне показалось, что она вот-вот развернется и убежит туда, откуда мы явились. Может, оно и к лучшему. Она останется в безопасности за забором.
Но нет, она вышла и приложила карточку к декодеру по эту сторону стены. Дверь за ней закрылась. Вот и все.
Монстры не разбили квадроцикл – это уже хорошо. Мы поедем. Я забралась на водительское место, удивляясь тому, какое оно удобное. Удобное и знакомое. Мир больше не давит на меня обилием стен – я вижу во всех направлениях. Такую знакомую и безопасную среду еще поискать!
Кора уселась на пассажирское сиденье. Я передала ей шокер.
– Если заметишь движение, стреляй. На ходу шокер безопаснее, чем обычное оружие: у него нет отдачи. Просто убедись, что ствол направлен от нас подальше.
– Поняла, – козырнула она. – Куда поедем?
– Сначала ко мне домой. – Я завела двигатель, и квадроцикл ожил. – В кабинете моих родителей осталось кое-что полезное.
Даже если ничего полезного там нет, я просто хотела попрощаться. Мы собирались ввязаться в безрассудную авантюру, которая, надеюсь, закончится тем, что мы вернем мою сестру. Но с тем же успехом мы можем и погибнуть. Я хотела увидеть свой дом в последний раз перед тем, как это случится. В последний раз напомнить себе, что когда-то была счастлива.
Если на этом мое детство закончится, нужно закрыть дверь как следует.
– Ты знаешь дорогу, – сказала Кора, и она, черт побери, была права. Я развернула квадроцикл, стараясь не посбивать ультразвуковые отпугиватели, и поехала вперед, в дикие леса, где мне и место.
Глава четырнадцатаяНазад пути нет
По дороге домой никто не выскочил из высокой травы и не напал на нас. Я заметила, как несколько белок-сопелок исчезло в подлеске, и одна из самых больших летающих псевдорептилий мелькнула над головой, но это все, никого больше: ни оленей-без-кожи, ни бегемотов, ни львиных червей. Загрей, кажется, затаил дыхание, ожидая, какие ужасы обрушатся на него дальше.
Наверное, сочувствовать планете – странно, но я все же сочувствовала. Сюда попали кровожадные монстры, и лишь потому, что человеческие поселенцы пожадничали, рискнув безопасностью целого мира ради сиюминутной выгоды. Колонисты, как ни старались вести хорошую игру, быть добросовестными и заботиться о новом доме, все-таки оказались столь же простодушными и недальновидными, как и другие представители нашего вида. Поставили на кон все – и проиграли. Мы все проиграли.
Кора не сводила глаз с окрестностей, держа электрошокер наизготовку. Когда она рядом, мне спокойнее, можно сосредоточиться на всем остальном: на том, чтобы квадроцикл двигался плавно, избегая ям и ухабов на дороге, и самое главное, с равномерной скоростью – тогда двигатель гудит не очень громко. Если не разгоняться, производимый нами шум вполне может слиться с фоновым.
Насколько разумны существа, что охотились на нас? Могут ли они распознать звук мотора, или их привлекают только крики живых существ? Мне не хватало разношерстной компании за спиной, хотя даже сейчас я не могла всерьез сожалеть о том, что Мишель погиб. Он вытолкал Виолу за ворота. Напал на меня. Если бы не он, мы с Корой и сестрой были бы сейчас в безопасности, забрались в шаттл и убрались прочь с этой обреченной планеты.
Мы подъехали к дому. Все тихо. Входная дверь все еще открыта – с тех пор, как мама выбежала наружу, отвлекая чудовищ на себя. В крыше видны пробоины – настолько глубокие, что напоминают след от попавшего снаряда. Я всерьез забеспокоилась насчет стены и купола колонии. Если монстры захотят их пробить, им это удастся.
Но эту проблему лучше отложить на потом. Сейчас других хватает.
Я заглушила двигатель и спрыгнула на землю, жестом приглашая Кору следовать за мной. Она кивнула и, кажется, поняла: здесь лучше молчать. Плечом к плечу мы прошли через двор к двери. Перед тем, как войти, я достала из кобуры мамин пистолет.
Гостиная была разгромлена: диван перевернут, полки разметаны, ковер, похоже, жевали. Краем глаза я заметила какое-то движение и резко развернулась, едва не пустив пулю в белку-сопелку. Зверюшка старательно подчищала остатки еды с вечеринки, набивая защечные мешки. Заметив меня, она протяжно пискнула, плюхнулась на пол и выбежала за дверь вместе со своей добычей. Я закрыла за белкой дверь и сразу активировала глушитель звуков. Звукоизоляция – стандартная функция в домах ксенобиологов, так как, приземляясь на новой планете, мы не знаем, будем ли иметь дело с существами, которые нападают на любую инопланетную форму жизни. Порой приходится перестраховываться.
– Не стоит задерживаться тут надолго, но немного времени у нас есть, – сказала я. – На кухне есть еда и вода – бери все, что хочешь. Иначе пропадет.
Виола тоже ела. Мама с папой всегда накрывали стол на четверых, а не на троих, даже в те периоды, когда денег в бюджете семьи не хватало; она была андроидом, и ей не нужно было есть, но она ела, потому что родители были всецело преданы идее, что она настоящая. Мама с папой жертвовали всем, чтобы у меня было хотя бы относительно нормальное детство, а я даже не замечала. Так больно это осознавать.
И все-таки их жертвы были не напрасны. Ведь родители старались, чтобы я не заметила, что что-то не так, чтобы я не поняла, что моя сестра не такая, как я, не такая, как все остальные. Она была Виолой, и только это имело значение. Вот что всегда должно было иметь значение. Невольно родители преподнесли мне величайший подарок из всех возможных – подарили жизнь, в истинности которой я не сомневалась ни капли.
Мне стало трудно дышать, к горлу подступил комок, на глаза навернулись слезы. Зажмурившись, я вздохнула полной грудью – и медленно выдохнула, выпуская из себя накопившуюся боль. Рано или поздно, конечно же, я сломаюсь. Просто расклеюсь. Но пускай это произойдет на безопасном семейном шаттле, а не здесь. Если я дам слабину сейчас, то не смогу спасти ни Виолу, ни себя, ни Кору.
– Оливия? – Кора встревожена. Наверное, неспроста. – Ты в порядке?
– Нет. – Я открыла глаза. Слезы немного унялись – теперь я хотя бы могла видеть. – Ты поищи на кухне, может, что-нибудь полезное найдешь. Бери все, что хочешь. А я пока проверю кабинет родителей.
Я резко развернулась и поспешила в кабинет. Дело не в том, что мне стыдно за свои слезы перед Корой. Дело в том, что если она скажет хоть одно – одно-единственное! – словечко в утешение, я впаду в истерику и мы не выберемся отсюда. Я просто лягу на опрокинутый диван и утону в море собственных слез – хотя, конечно, гораздо раньше, чем это произойдет, нас настигнут чертовы пришельцы. Они найдут нас, и плевать им будет на звукоизоляцию и на запертую дверь. В прошлый раз нашли и сейчас найдут. Так что нужно действовать быстро. Не хочу здесь умереть.
Дверь в кабинет моих родителей была заперта. Я помедлила перед ней, схватившись кончиками пальцев за ручку. Они мертвы, они оба мертвы, я знаю, и, зайдя в их кабинет без спроса, я это окончательно, раз и навсегда, признаю – не смогу больше убеждать себя, что просто в кошмарном сне застряла. Конец иллюзиям.
Я открыла дверь.
Их кабинет – самая большая комната в доме, почти в два раза больше той, что я делила с Виолой. Когда мы возмущались и твердили, что двум девушкам нужно больше места для вещей, родители всегда парировали тем, что знают, что мы с сестрой все равно спим на одной кровати. Нам не нужно больше места. Так оно и было.
Вдоль стен тянулись черные и гладкие ячейки, помеченные крошечными белыми кодами. В одних лежали биологические образцы, в других – бумажные документы. Бумага, хоть и занимает кучу места, незаменима при работе на планетах, где не налажены компьютерные сети. Старой доброй бумаге не нужно ни электричество, ни беспроводная связь, ни все остальные достижения современного мира.
Где-то в этих папках хранятся все эскизы, которые я когда-либо рисовала, начиная с первых попыток запечатлеть образцы, которые мама и папа приносили домой, и заканчивая собственными находками. Все думали, что я стану великим ксенобиологом, документирующим природные красоты сотен тысяч доселе не открытых миров… Что ж, теперь мне не хочется. Я не смогу беззаботно уходить в лес с карандашиком и блокнотом, надеясь, что кто-то позаботится обо мне, если я попаду в беду.
Нет уж, никто не позаботится обо мне лучше меня самой.
Мамин компьютер мигал. Я подошла к нему и приложила большой палец к сканеру отпечатков на боковой стороне экрана. Если на компьютере есть что-то, разрешенное мне к просмотру, я это увижу. Возможно, я смогу заглянуть и во все остальные мамины файлы. Жаль, что здесь нет Виолы – уж она-то расковыряла бы любую программную защиту. Ей хватило бы укоризненного взгляда и нескольких строк кода.
Компьютер подал звуковой сигнал, экран мигнул разок – и засветился. На экране появилось лицо Кэтрин Шипп. Я застыла на месте, все еще прижав большой палец к сканеру, другую руку приложила ко рту – и смотрела на экран.
Мама улыбалась. Не широкой счастливой улыбкой. Такая улыбка появлялась на ее лице, когда я капризничала, когда Виоле становилось плохо, ну или когда папа бросал грязную куртку прямо на пол в коридоре. Улыбка женщины, которая точно знает: у жизни есть свои издержки, и порой приходится с ними мириться, хочешь ты того или нет. Женщины, которая не сдается и готова найти иной путь к равновесию всего и вся.
– Привет, мои девочки, – сказала она, и мое сердце забилось еще сильнее. – Если вы видите это, значит, со мной что-то случилось, и я смогла передать код разблокировки до того, как стало слишком поздно. Мне очень-очень жаль, детки. Пожалуйста, поверьте мне: хотела бы я знать, что это сообщение никогда не дойдет ни до одной из вас.