– О, смотри, – говорит Дориан, оглядываясь. – Твоя игрушка пришла.
Садлер поворачивается:
– Прежде, чем ты умрешь, я хочу кое-что узнать.
У Марсалис так сильно кружится голова, что она едва не теряет сознание. Когда Садлер выдергивает трубку, рвотный рефлекс становится неконтролируемым. Блю не может сопротивляться. Она может только лежать и хрипеть.
– Эти существа, они… похожи на ожившую поэзию. Это ты их выпустила?
У Блю закрываются глаза, и Садлер несильно бьет по ее лицу. Ей едва хватает сил, чтобы отрицательно покачать головой.
– Думаю, что так оно и было, – говорит он. – Я полагаю, ты заставила Маркуса сделать это. Никто другой намеренно бы не открыл клетки.
Блю снова отрицательно качает головой.
– Перестань лгать. Ты все равно скоро умрешь. Пора уже быть честной.
– Не…
Разговор причиняет ей невыносимую боль, будто ее рвет бритвенными лезвиями.
– …лгу.
– Кто еще мог бы это сделать?
В этот момент Блю вспоминает о корабле, ожидающем ее, – но только если она принесет образец. Как давно они там? Беспроводные соединения в ПСиОСИ запрещены, иначе станция могла бы подвергнуться хакерской атаке.
Кто-то другой связался с Маркусом вне станции.
– Это могла быть только ты, – Дориан похлопывает ее по щеке. – Просто признай это, чтобы мы могли с этим справиться.
В лазарете раздается оглушающий грохот, когда погрузчик выбивает клещами окно, пытаясь попасть внутрь. Он не может попасть через разрыв, поэтому наклоняется и таранит стену. Его желтые клещи тянутся в сторону Дориана. Не хватает всего нескольких футов. Кто-то им управляет – кто-то, кто не против убийства людей.
Дориан смеется и отходит к дальней стене – его забавляют попытки погрузчика добраться до него. Блю использует последнюю каплю своих сил, чтобы скатиться с кровати, и твердая палуба врезается в нее, словно грузовик. Садлер наступает на подол ее рубашки, и Блю не может отстраниться.
– Куда, черт возьми, ты собралась? – спрашивает директор. – Я с тобой еще не закончил.
Блю перекатывается на спину и пытается освободиться, но он застал ее врасплох. Желтые предупреждающие огни погрузчика наполняют комнату искаженными тенями…
…некоторые из которых сохраняются между вспышками.
– Дориан, – шепчет Блю пропавшим после интубации голосом.
Садлер ее не слышит. Он просто продолжает бормотать о том, что собирается с ней сделать, прежде чем она умрет.
Когда силовой погрузчик отходит к стене лазарета, ловцы приближаются, как стая охотящихся волков. Шум, должно быть, привлек их, и они пробрались сюда по техническим шахтам. Блю улыбается. Это может стать последним действием в ее жизни.
Хитиновые черные конечности обхватывают грудь Дориана, и радость на его лице сменяется испугом, а затем гневом, когда существо вонзает в его плечо свои стеклянистые зубы. Из раны начинают струиться ручейки крови, но Садлер не сводит глаз с чудовищ. Он поднимает ногу, чтобы сломать шею Марсалис, и чудовище тут же хватает его.
Дориан Садлер исчезает в яростном тумане, продолжая выкрикивать имя Марсалис.
Жесткая лапа обхватывает лодыжку Блю, и она смотрит, как одно из существ нависает над ней, роняя капли слюны сквозь раскрывающиеся челюсти. Она не боится, потому что верит: в Галактике, в конце концов, есть справедливость.
Ловец отшвыривает ее к двери лазарета, и Блю стесывает о палубу кожу спины. Это больно, но боль больше не затапливает ее разум. Марсалис спокойна. Несмотря на то, что существо тащит ее в коридор, несмотря на близость смерти, она ощущает глубокое и неизменное чувство благополучия.
Внезапно на ловца падают гигантские желтые клещи, складывая его пополам и разбрызгивая кислоту. Капля попадает на ногу Блю, и она бездумно пытается стереть ее другой ногой. Кислота разъедает кожу, обжигая каждый болевой рецептор. Ноги Блю начинают дымиться, а глаза наполняются слезами. Эта новая агония не похожа ни на одну из всех пережитых раньше.
– Залезай, – скрипит погрузчик и толкает к ней контейнер для яиц.
Блю качает головой; больше всего на свете она хочет вернуться назад, выбраться из этой преисподней. Раны заживут. Ей просто нужно добраться до контейнера.
Как только Блю добирается до него, она нажимает кнопку открытия. Она не готова к мощному зловонию, которое оставило внутри яйцо – гнилое мясо и антисептик. Блю сглатывает подступившую к горлу желчь и с помощью погрузчика залезает головой вперед в воздухонепроницаемую камеру. Затем над ней задвигается крышка, запирая ее внутри с серным запахом ее собственной горящей плоти.
32. Шедевр
Дориан пробуждается во тьме; его голова кружится. Он не помнит, что произошло. Когда он пытается подняться, его лицо прилипает к какой-то поверхности, так же как и руки и ноги. Щеку болезненно жжет. С хлюпающим шумом директор пытается освободиться, но он накрепко приклеен к чему-то.
Теплое щекотание пробегает по его лицу и шее, и он понимает, что рана на щеке снова открылась. Впрочем, Дориан может двигать одной рукой. Он проводит ладонью по животу и находит кнопку аварийного открытия скафандра. Потянув за несколько петель и открыв несколько клапанов, он освобождает вторую руку. Потом ощупывает свой скафандр сверху донизу, разблокируя всё, что только возможно, пока не высвобождается из него. Дориан задыхается и весь покрыт какой-то вязкой грязью. Влажный воздух охватывает его мокрую от пота кожу. Единственная одежда директора – трусы, которые он носил под скафандром.
Глаза Дориана приспосабливаются к освещению, и в его поле зрения попадают лимонно-зеленые стены. Их зеленоватый отблеск отражается на сводах пещеры из хитиновой смолы, где тяжело дыша, стоит на коленях Дориан. Он старается дотянуться до какой-нибудь опоры и находит металлический ящик. Его светодиодная кислотно-зеленая панель активна, поэтому Садлер отворачивается от лампы, чтобы сохранить ночное зрение.
Это контейнер для яиц. Он широко открыт и его смертоносное содержимое давно выбралось.
Взгляд Садлера падает на пол, и в резком электрическом свете он видит мясистую, сухую, паукообразную форму. Чудовище лежит на спине, а его длинные конечности свернуты, словно держат что-то драгоценное. Дориан инстинктивно понимает, что внутри этого кулака заключена его собственная жизнь.
Он заражен и скоро умрет. Эта мысль дарит ему радость. Из груди Дориана родится жизнь, которая будет обладать некоторым генетическим сходством с ним самим. Эта жизнь войдет в горящую звездную экосистему как его ребенок – более умный, чем шимпанзе, и красивее всех известных Садлеру животных.
Как Дориан мог тратить жизнь на балансовые и квартальные отчеты, на оценку эффективности работы, когда его судьба состоит в том, чтобы объединить свои гены с генами величайшей расы убийц в галактике? Садлер касается своей обнаженной груди, довольный осознанием того, что он наконец-то стал частью прекрасного совместного предприятия.
Он встает на ноги, и боль в животе тут же дает понять, что время рождения близко. Спотыкаясь, Дориан идет к двери, но при этом чувствует себя лучше, чем когда бы то ни было. Он получил много травм, но при таких обстоятельствах на них не стоит обращать внимания – это просто небольшое искажение в его модели собственного «я». Дориан делает шаг к выходу из хранилища яиц. Затем еще один. Когда он доходит до двери, двое существ появляются перед ним, шипя и пронзительно крича.
Они не могут его убить и вообще причинить какой-нибудь вред. Только не сейчас. Садлер приближается к одному из ловцов, и существо бросается на него. Клацание чудовищных челюстей эхом отзывается в хранилище. Дориан даже не вздрагивает. Он не может – в нем зарождается жизнь.
Кончиками пальцев он касается гладкого черепа чудовища, и оно сердито фыркает. Оно ненавидит человека, хочет разорвать его пополам, но Дориан учит чужого тому, что делал на протяжении всей своей карьерной деятельности – как использовать рычаги власти.
– Я никому не причиню вреда, – говорит Садлер.
Однако верят они ему или нет – неизвестно.
– Просто позволь мне пройти.
Дориан отодвигает морду ловца, и чудовище подчиняется его жесту.
Садлер пробирается через питомники, через общие помещения ПСиОСИ, через центральную стойку, а затем залезает в техническую шахту. Он хочет кое-что для них оставить. Это будет подарок в благодарность за возможность взойти на новую ступень эволюции. Дориан ползет по шахтам и изумляется ощущению внутреннего жара. Нагретые крошечным лучом Кауфманна, горячие ветры вихрем кружат по глубинам туннелей и дуют ему в лицо.
То ли из любопытства, то ли защищая, существа следуют за ним на небольшом расстоянии. Дориан вылезает из туннеля рядом с лазаретом и идет к жилому отсеку. Единственным признаком надвигающейся гибели являются слабые движения в его животе. Они напоминают мышечный спазм, только глубже. Эти движения вызывают в нем чуть ли не эйфорию. Сейчас Садлер может делать все, что захочет. Интересно, это чувство вызвано веществами, которые вырабатывает существо внутри его тела, или радостью от того, что ему больше не нужно считаться с ожиданиями цивилизации?
Когда Дориан добирается до своей комнаты, то понимает, что достиг финала своего долгого пути. Никто его не тронет в самых отдаленных местах космоса – ни Компания, ни эти дураки из финансового отдела, ни его отец. Он наконец-то может стать свидетелем появления совершенного существа, и не строить из себя человека перед окружающими.
Дориан открывает дверь в свою комнату и видит постоянно движущийся свет, пробивающий тьму в такт вращению «Холодной кузницы». От этого зрелища кружится голова, но Дориану нужно сюда – это то место, где остались его масляные краски. Вот где он может быть человеком, которым всегда хотел стать.
Садлер доходит до центра комнаты, где стоит его мольберт, на котором лежит светотень – граница между сердитой звездой и равнодушным космосом. Этот беспощадный баланс множество тысячелетий сопровождает все человечество. У людей просто не хватает ви`дения, чтобы это понять. Его краски по-прежнему стоят на своем месте.