Полковник нахмурился, опустив глаза так, будто ему стало стыдно. Шелестов внутри похолодел. Неужели документы утеряны, уничтожены? Неужели все это зря? Немец указал на старый подгнивший пень, оставшийся от упавшего много лет назад дерева. Шелестов пошел за полковником, велел Сосновскому освободить антифашистов и обыскать пленных немцев. Полковник подошел к пню с торчащими в сторону старыми кореньями, присел на корточки и стал руками разгребать прошлогоднюю листву. Через несколько секунд он вытащил из ямы под корнями коричневый кожаный портфель с двумя замками и протянул его Шелестову.
– Это нужно срочно передать вашему командованию, майор. Пока Гитлер не сделал с вашей страной то же, что он сделал с Польшей, Чехословакией, Францией…
– Что? – спросил неожиданно появившийся рядом Сосновский. Он перевел Шелестову слова немца, и теперь пришел черед Максиму таращить на полковника глаза.
– Что вы говорите? Вы сравниваете нашу страну с Польшей, Францией? Полковник, а вы вспомните, когда-то в истории человечества кто-то смог победить русских, кто-то ставил на колени Россию?
– Я прошу отнестись к моим словам серьезно, товарищи, – заговорил полковник, печально опустив глаза. – Вы просто не до конца поняли, кто такой Гитлер. А моя страна, немцы уже поняли это на себе. Это страшно.
– Ничего, придем к вам и вашего Гитлера на веревочке приведем. И на колени поставим перед немцами, чтобы они его судили за все его злодеяния. Дайте срок, полковник! – зло бросил Шелестов и окликнул Буторина: – Виктор, что там с мотоциклами?
Допрос пленных ничего особенно нового не дал. Номер части, командир, подчиненность, разведгруппа. Судя по всему, на Боэра и его помощников они натолкнулись случайно, а полковник, не обладая опытом партизанской деятельности или диверсионной работы, сплоховал. В какой-то момент, видимо, подумал, что это русские, переодетые в немцев, прибыли на место встречи с ним. Просто у немцев была более новая топографическая карта этой местности, и они решили проверить, а не прячутся ли там русские командиры, комиссары, которые могут иметь полезные для вермахта сведения. Ведь в окружение попадали и штабы, от немцев прятали и драгоценности.
Буторин и Коган отвели двух пленных солдат за дом и тихо избавились от них с помощью ножей. О том, что это жестоко, никто даже и не подумал. Враг, вероломно вторгшийся на территорию твоей Родины, безжалостно сжигавший дома вместе с людьми, давивший гусеницами танков колонны беженцев, не заслуживал снисхождения и жалости.
– Ну вот что, товарищи, – складывая карту и убирая ее в планшет, сказал Шелестов, глядя на лица своих оперативников, Риты и трех немцев. – Задача у нас теперь одна – пробиться к своим через линию фронта. Чем быстрее мы будем двигаться, тем больше у нас шансов выбраться отсюда. Сплошной линии фронта почти нет, идут встречные бои, многие населенные пункты переходят из рук в руки. Наши части и немецкие маневрируют, совершают обходные маневры, фланговые удары. Наиболее тяжелая остановка здесь, поэтому будем прорываться не на восток, а на северо-восток, к Могилеву. И если Могилев может быть уже захвачен врагом, то за Смоленск будут драться отчаянно, и там у нас шансов пройти к своим больше. Пока есть бензин в мотоциклах, будем двигаться на колесах. По лесам это вполне возможно. Дальше будем действовать по обстоятельствам. Коган, берешь к себе Риту, Сосновский полковника. Мы с Буториным берем солдат на мотоциклы с пулеметами. Все, всем грузиться, трогаемся через пятнадцать минут.
Стояла тишина, то ли немцы еще не хватились своей разведывательной группы, то ли хватились, но искали ее в другом месте. По крайней мере, сейчас не было слышно поблизости звуков моторов. Грохот и рев войны раздавались дальше за лесами, восточнее и южнее. Заработали моторы четырех немецких мотоциклов, оперативники вместе с немцами расселись, погрузив свои вещмешки и оружие, собранное на месте боя возле сторожки лесника. Гордая и серьезная Рита Пономарева наконец сменила на ремне кобуру от нагана на немецкую, с заряженным «парабеллумом». На шею она повесила немецкий автомат.
Шелестов вел головной мотоцикл, держа в голове карту местности и старясь не выпускать из поля зрения положение солнца. Сейчас оно должно быть примерно за спиной еще часа два. Так они будут двигаться на север, а потом на северо-восток. Здесь самые густые леса и мало населенных пунктов. А значит, мало проселочных и лесных дорог. Шелестов намеревался преодолеть так около ста пятидесяти километров, прежде чем им придется проводить разведку и искать пути пересечения реки и железной дороги. Шоссе можно перейти ночью. А вот с рекой Друть будут проблемы. Бензина в баках мотоциклов и двух запасных канистрах должно было хватить километров на триста, а может, и меньше. Одно дело ехать по шоссе, а другое по лесу, буксовать на песчаных участках и в промоинах, ехать по пересеченной местности. Тут расход бензина будет значительно больше.
Прошло два часа. Руки у Шелестова, если честно, немного дрожали от напряжения. За время пути приходилось объезжать препятствия, разворачиваться, влетать на горку с разгона. Иногда приходилось и толкать мотоциклы на рыхлой почве. Но направление удавалось держать. Заглушив двигатель, Шелестов подождал, пока все четыре машины соберутся возле него, и в тишине леса стал прислушиваться. Грохот войны был слышен, но далеко на востоке. В лесных чащах – ни звуков моторов, ни стрельбы. Мотор потрескивал, остывая. Да, мотоциклам надо дать отдохнуть. Все-таки двигатели воздушного охлаждения, а здесь вам не шоссе. Можно их перегреть, а остаться без транспорта не хотелось.
– Отдых на полтора часа, – приказал Шелестов. – Осмотреть мотоциклы. Костер и горячий обед. Буторин, возьми одного немца и обойдите вокруг. Особое внимание вот этой развилке впереди.
Виктор подошел и посмотрел на карту. Молча покачал головой. Ему тоже не понравилось, что впереди лесная дорога, да еще и раздваивающаяся. Это могло означать только одно: она вела к какому-то населенному пункту, а на карте поблизости никаких деревень не было. Или к пункту лесозаготовки, может пилораме, чего тоже на карте могло и не быть, если объект временный или недавно построенный. Просто так лесные дороги и проселки не возникают. Их люди накатывают в тех местах, где им часто приходится бывать.
– Эй, Ганс! – крикнул он немецкому антифашисту, который ехал сегодня с ним на одном мотоцикле. – Пошли! Со мной пошли!
Немец, казалось, все понял. Схватив с травы свой автомат, он с готовностью подошел к русскому офицеру. Буторин оглянулся на лагерь. Хорошо, не спешат костер разводить. Сначала надо разведать местность, а потом уж дымить и запах еды по кронам деревьев распространять. Взяв оружие на изготовку, они двинулись в сторону лесной дороги. Шелестов шел первым и морщился. Немец явно не умел тихо ходить. Хоть опасности и не было, но все же рисковать не стоило. Остановившись, Буторин указал немцу на ноги, прижал палец к губам, призывая к тишине, а потом показал, что наступать надо осторожно, обходя камни и сухие ветки, лежащие на дороге. Не задевать ветви деревьев. Немец понимающе закивал, несколько раз сказал «гут».
– Ну, гут, так гут, – вздохнул Буторин. – Хотеть не значить мочь. Ладно, переживем как-нибудь.
Он снова пошел вперед, однако за своей спиной он теперь слышал значительно меньше шума от шагов немца. «Интересно, – думал Виктор, – что эти немцы чувствуют? Ведь они в стране, которая воюет против Германии, только что мы убили нескольких их соотечественников! Хотя эти соотечественники, если бы мы не подоспели, расстреляли бы этого полковника и его ребят в два счета, и глазом бы не моргнули. Если они своего Гитлера и его приспешников ненавидят так же, как и мы, то им наплевать на национальность. Будем надеяться, что это так. Что я знаю о них? Один – рабочий с завода; второй – инженер с автозавода. Состояли в одной антифашистской ячейке с полковником. Потом, когда полковника завербовал Платов, тот стал конспирироваться и вышел из ячейки. А эти двое были его друзьями, и с ними он поддерживал отношения. Да, что там гестапо сделает с их семьями, если найдет? Вроде помогли товарищи отправить их семьи в горы, в Альпы, но не факт, что их не найдут».
Буторин вдруг остановился, услышав странные звуки. Он тут же поднял руку вверх, призывая немца остановиться, а сам сделал несколько шагов и встал за стволом дерева. Да это же фыркает лошадь! Буторин оглянулся на немца, подозвал его к себе. Ганс, пригибаясь, тихо подошел и, встав на одно колено, выглянул из-за ствола дерева. Там, впереди, среди берез и осинок, виднелись телега и запряженная в нее лошадь. Скорее всего, телег было несколько, потому что фыркали как минимум две лошади. Два немца стояли у края дороги и смотрели в ту сторону, где расположился лагерь оперативников. Надо выяснить, сколько их и что они тут забыли, понимал Буторин. Чтобы подойти ближе к дороге, надо пройти левее, до кустарника. Там прилично разрослась акация и, возможно, увидеть удастся больше.
Показав рукой немцу, чтобы тот лег, Буторин и сам опустился на траву и медленно пополз к кустарнику. Все казалось простым. Немцы не вели себя возбужденно. Видимо, они недавно услышали звуки мотоциклетных моторов и решили остановиться, чтобы понять, едет в их сторону кто-то или нет. Естественно, что немцы чувствовали здесь себя не очень уютно. И как их занесло в эту глухомань с обозом? Путь решили срезать? Непохоже на дисциплинированных солдат вермахта, очень непохоже. Тем более надо выяснить, что к чему. Уже подползая к кустам, Буторин обернулся к Гансу Шрайберу. Тот лежал, чуть приподнявшись на руках, и пристально смотрел на двух немецких солдат, которые приближались к нему. Кажется, они еще не видели лежавшего за деревом человека, но через минуту или меньше они наткнутся на него.
«Ах ты, черт, – мысленно выругался Буторин. – Что же делать? Как себя поведет Ганс? Выдаст себя за солдата другой части, который отбился от своих и заблудился?» Оперативник приподнялся и бросил поверх кустарника взгляд на дорогу. Там стояли пять подвод, запряженные парами лошадей. Подводы, груженные досками. Там, на лесной дороге, сейчас топтались шестеро солдат с карабинами на ремне. Кто-то закурил, кто-то отошел помочиться в сторону. К Гансу Шрайберу направлялись двое. Один был ефрейтором. Ефрейтор – это величина в вермахте, он имеет право потребовать документы и арестовать заблудившегося солдата.