Глава 5
Ошалевший немец таращился на русских и крутил головой, пока Сосновский поддерживал его, не давая грохнуться на пол. Голова пленного майора кружилась от выпитого и наверняка от смены действительности, которая ему то ли виделась, то ли снилась – он никак не мог понять. Коган снова плеснул майору в лицо из кружки ледяной колодезной водой, и тот закашлялся.
– Майор Альфред Дункле? Тыловое обеспечение? – полковник Боэр просматривал вместе с Шелестовым документы пленного. – Что вы делали в деревне Сосновка?
Майор слышал безупречную немецкую речь и никак не мог понять, где же он находится на самом деле. Может быть, служба имперской безопасности устроила какую-то проверку, может, это игры абвера? Какая глупость!
– Кто вы такие? – наконец выдавил из себя майор, отчаянно трезвея с каждой минутой.
– Вы находитесь в штабе части Красной армии, обороняющей этот город, – ответил Сосновский. – И поскольку вы офицер вражеской армии, вторгшейся на землю другого государства, мы на основании этого можем считать вас вооруженным врагом. Это понятно со всеми вытекающими отсюда последствиями лично для вас, а потом уже и для всей вашей армии.
– Вы собираетесь угрожать великой германской армии, – напыжился пленный. – Вся Европа капитулировала перед вермахтом и приняла власть Великой Германии. Вы безумцы, которые хотят умереть, вместо того чтобы жить под рукой…
– Под ногой! – в бешенстве рявкнул Сосновский и стиснул с такой силой воротник военного френча майора, что ткань врезалась тому в шею и стала его душить. – Под сапогом, вы хотите сказать! А ну-ка вспомните, когда во всей истории человечества Русская земля находилась под пятой оккупанта? Когда нас кто-то завоевывал? А? Последним Наполеон пытался? Вы, получив военное образование, не запомнили, чем закончилось нашествие? Вся его шестисоттысячная армия осталась в этой земле. А Наполеон трусливо удрал. И ваша армия тут подохнет так же бесславно!
Отпустив воротник, Сосновский толкнул немца и отошел к стене, стараясь взять себя в руки и сетуя, что проявил несдержанность. Но этот всплеск эмоций произвел на майора неизгладимое впечатление. Он просто испугался. Тем более сидеть перед противником в мокрых штанах было крайне стыдно, унизительно. Ведь в туалет он зайти не успел и обмочился прямо в машине на сиденье, связанный, находясь в беспамятстве.
– Что… что вы от меня хотите? – пробормотал майор, опуская голову.
«Кажется, протрезвел, – подумал Шелестов. – И кажется, начинает понимать, что с ним произошло и какова его участь. Ну что же, самое время поговорить начистоту. Когда человек хочет жить, он становится очень искренним и убедительным. Особенно если трусость берет в нем верх над остальными чувствами. И если он сидит в мокрых штанах…»
По мере ведения допроса постепенно приоткрывалась картина истинного положения дел. Немцы узнали о складах. Более того, по их информации, которая оказалась почти верной, со складов армейского подчинения многое не удалось вывезти. Серьезных сил Красной армии в этом районе немцы не видели, считая, что все они отошли к Орше, Витебску, где были заняты укрепленные позиции, и к Смоленску, который Советский Союз не намерен был сдавать. Именно на рубеже Смоленска и планировалось остановить врага, по сведениям немецкой разведки.
Город блокировали со всех сторон незначительными силами. Главной целью было не дать вывезти самое ценное, перекрыть для этого все дороги. Немцы не вошли в город с вечера, потому что по плану они должны были войти туда завтра утром. Подтянуть кое-какие подразделения, обеспечить работу городской комендатуры и городского гарнизона, обеспечить условия для работы комиссии тылового ведомства вермахта по изучению складов Красной армии. Членом именно этой комиссии и являлся майор Альфред Дункле. Знали немцы, что в городе все еще оставались советские военные, но справиться с этой горсткой солдат командир сводной группы намерен был сразу и эффективно.
Все были в сборе. Окна занавесили одеялами и ждали теперь только Сосновского. Михаил почти вбежал в комнату и махнул рукой.
– Не подошло. Слишком разная комплекция. Придется пока походить нашему полковнику в солдатской форме. Какой-то этот майор несуразный. Я на себя примерил, тоже не подошла его форма. Руки торчат, и вообще, на мне как на вешалке.
– Ладно, раздобудем, если надо будет, немецкую форму, – пообещал Шелестов. – А сейчас, ребята, надо принимать важное решение. Ночи еще коротки.
Максим обвел взглядом своих оперативников, майора Сысоева с грязными пальцами рук и сосредоточенного серьезного лейтенант Морозова. Еще вчера все согласились, что в данной ситуации командовать необходимо именно ему, а не старшему по званию, как это предписывается всеми уставами Красной армии. Хоть и молод, хоть и маловато опыта, но Морозов – командир уже обстрелянный, хлебнувший из горькой чаши войны. Да и вообще он был единственным пехотным командиром, которого в военном училище учили воевать.
– Так что ты хотел предложить, лейтенант? – спросил Шелестов. – Военный совет гарнизона Красной Слободы в сборе.
Морозов откашлялся, как перед выступлением с трибуны. Чувствовалось, что он не просто понимает всю меру ответственности за свои действия, он еще и попытается удержать других от поступков, которые могли бы усугубить сложившуюся ситуацию. Чем дальше, чем больше Шелестову нравился этот молодой командир. Настоящий офицер, он рожден для службы в армии. И это чувствовалось в его логике мышления, взгляде на ситуацию, подходе к решению вопросов.
– Василий Макарович, как у вас идет работа? – первым делом спросил Морозов, и снова Шелестов отметил чувство такта. Лейтенант командует майором и делает это все-таки с чувством уважения к старшему по званию, хотя в данной ситуации и младшему по должности.
– К вечеру закончим, – посмотрев на свои перепачканные руки, которые уже, наверное, не отмывались, сказал майор. – Маловато электродетонаторов, хотя проводки хватает. Приходится задействовать огнепроводящие шнуры, но они столько лежали на складах, что я не уверен в их годности. Часто приходится заниматься тем, что мы изготавливаем их прямо, как говорится, на коленке.
– А к чему такие сложности? – не удержался от вопроса Коган. – Если рванут боеприпасы, тот тут половину города снесет. Может, остальное и не минировать? Может, и само сгорит?
– Не факт, – покачал головой сапер. – Стены складов сложены при Царе Горохе из дубовых бревен. Срубы уже естественным образом от дождей проморились. Да и перевязка срубов сложная. Если взорвать один склад с патронами, то, кроме фейерверка, ничего не будет. Со снарядами – да, рванет хорошо, но большую часть снарядов разбросает по округе. А те, что останутся внутри фундамента, буду рваться постепенно по мере повышения температуры. Может, день, может, неделю будут рваться. А машины останутся, вещевое хозяйство может не сгореть. Бензиновые склады, конечно, вещь надежная в плане уничтожения, но горючего осталось мало.
– Ситуация!.. – хмыкнул Буторин, поглаживая седой ежик своих волос. – С таким подходом мы вообще можем никогда не взорвать ничего. Сил у немцев, конечно, мало. День продержимся. Может, и два. А потом они подтянут бронетехнику, артиллерию и разберут городок по бревнышку и по кирпичику.
– Уходить надо, пока есть возможность, – проворчал Сысоев.
– Ну что же, все высказались, – неожиданно подвел итог Морозов, и все уставились на лейтенанта, настолько уверенным голосом он заговорил. – Итак, по сведениям, полученным от пленного и в результате визуального наблюдения нашей разведгруппы, мы можем относительно точно сказать, что на этот час сплошного окружения города не существует. Силы, которыми располагает враг, невелики. Если верить полковнику Боэру, то против нас пока примерно пехотный батальон, усиленный, как это водится у немцев при выполнении особых задач, одной или двумя минометными батареями, саперным взводом для постановки минного заграждения или, наоборот, разграждения. Кроме собственных бронетранспортеров с пулеметами, которые способны поддерживать пехоту в наступлении, немцы располагают десятком или чуть больше легких танков. Очевидно, рота легких танков поддержки пехоты «Т–2» с автоматической 20-мм пушкой и взвод танков «Т–3» с 37-мм пушкой для подавления огневых точек и борьбы с бронетехникой. Это обычный стандарт вермахта.
– И что это составляет в цифрах в общей сложности? – уточнил Шелестов.
– Про танки я уже сказал, – тут же напомнил лейтенант и продолжил с видом курсанта, отвечающего на экзамене: – По стандартам военного времени пехотный батальон вермахта – самая малая тактическая единица. В составе батальона 13 офицеров и 846 унтер-офицеров и рядовых. В пехотном батальоне еще может иметься 130 лошадей, но здесь мы, видимо, имеем дело с полностью механизированным подразделением. В состав батальона входит: штаб батальона, штабное отделение, взвод связи, саперный взвод, три пехотные роты, одна пулеметная рота, обоз с группой снабжения, передвижной мастерской. Обычно батальону придают еще одну иди две минометные батареи. Учтите, что в пехотных ротах каждое отделение имеет ручной пулемет. Это плюс к отдельной пулеметной роте. Вот такой примерно расклад сил, товарищи командиры.
– С одной стороны, – Шелестов задумчиво смотрел на карту, – при наличии полутора десятков противотанковых ружей мы эти немецкие танки подобного типа расщелкаем еще на подходе. У них слабовато бронирование.
– Учтите, товарищ майор, – снова заговорил лейтенант, – что противотанковые ружья еще не поступали на вооружение. Только экспериментальные образцы. Поэтому они и оказались здесь на складах. И патронов к ним мало. Только для пристрелочных занятий. Бойцы пользоваться ими не умеют. Я знаю, как пользоваться этим оружием, только в теории, потому что лишь в марте этого года мы узнали о разработках таких ружей системы конструктора Рукавишникова. Их испытания шли с тридцать девятого года. Оружие еще не очень надежное, но другого у нас нет, нет у нас других противотанковых средств.