– У нас оставалось девяносто четыре человека, – хмуро сказал лейтенант. – Вышли из боя сюда сорок девять. Половина солдат там полегло.
– Смотрите, – Сосновский указал на лес, откуда вышли двое бойцов.
Сержант с перевязанной головой и залитым кровью лицом придерживал бойца с перевязанным плечом. Тот шел, опираясь на винтовку. Сержант нашел взглядом Морозова, усадил на землю раненого товарища, а потом подошел к командиру. Вскинул было руку к голове, но вспомнил, что на нем нет головного убора, и хрипло сказал:
– Товарищ лейтенант, разрешите доложить, сержант Васильев… вот, удалось спасти… знамя…
Сержант расстегнул гимнастерку, снял ремень и вытащил из-под одежды сложенное знамя со следами крови на нем. Лицо лейтенант перекосилось, слезы брызнули из глаз. Он поднялся, как пьяный, подошел к солдату и опустился на одно колено. Взяв пальцами край знамени, он припал к нему губами. А потом тяжело поднялся и обнял сержанта.
Глава 7
На 51 человека имелось 12 «мосинок», 7 «ППШ» и 24 «шмайсера», не считая немецкого ручного пулемета. Только восемь человек не были вооружены. Даже Рита осталась без пистолета, который у нее отобрали немцы, когда она попала к ним в руки. Это можно было считать положительным моментом, потому что в том бою, который произошел в лесу после артиллерийского обстрела, бойцы могли вообще остаться почти без оружия. Но каждый солдат понимает, что оружие – это святыня и его бросать нельзя, а нужно беречь как зеницу ока. Но, увы, было слишком мало патронов. Мало у кого из автоматчиков, вооруженных «ППШ», имелось больше одного магазина. К «шмайсерам» имелись по два-три магазина, а у тех, кто владел «мосинками», почти не осталось патронов. У кого-то ни одного, а у кого-то по 2–3 патрона в обойме. Тут уж о долгом серьезном бое думать не приходится.
Морозов вел своих солдат по лесам до глубокой ночи. То и дело где-то позади начиналась стрельба и вскоре затихала. Бойцы мрачно молчали. Каждый понимал, что сейчас там погибают их товарищи, те, кто затерялся в лесу после артиллерийского налета, после нападения немцев. И это означало, что гитлеровцы прочесывали лес, добивали тех, кого находили. А значит, они догонят рано или поздно остатки подразделения. Выхода не было. За спиной враг, лес оцеплен. И не вырваться, не скрыться. Каждый постепенно свыкался с мыслью, что предстоит последний тяжелый бой. Немцы решили окончательно избавиться от угрозы в своем тылу и уничтожить советское подразделение, пытающееся прорваться к своим на восток.
Наломав елового лапника, солдаты повалились спать, прижимаясь друг к другу, так было все-таки теплее. Хоть и лето, но в лесу, да еще ночью, продрогнуть успеешь. Разводить костер тоже нельзя. Еды не было, не будет ее и утром. А значит, усталость скоро начнет сказываться, скоро бойцы будут еле волочить ноги. Утром Морозов поднял отряд, и снова по лесу потянулись люди-тени. Мрачно было на душе у каждого. Мрачно до такой степени, что солдаты начинали думать о том, чтобы повернуть назад и встретить врага лицом к лицу. Нет патронов – значит схватиться в рукопашную. Уничтожить врага – или умереть самим. Оперативники понимали состояние этих людей. Особенно раненых, у которых силы кончались еще быстрее, чем у здоровых. И когда в просвете между деревьями мелькнуло открытое пространство, Шелестов предложил сделать остановку, чтобы со своей группой отправиться на разведку. Лейтенант не возражал. Он даже сам хотел отправиться с оперативниками, но понял, что лучше остаться с солдатами, поддержать тех, кто падает духом, подбодрить раненых.
– Товарищ майор, можно мы с вами? – старшина стоял вместе со своими бойцами, Березин держал возле ноги трофейный пулемет.
Шелестов задумался, стоит ли брать с собой этих ребят, но неожиданно старшину поддержал Буторин:
– Хорошая идея. Если нарвемся на фашистов, то хоть будет чем ответить. А то с одним автоматом и тремя пистолетами много не навоюешь.
– Мы не воевать отправляемся, а наоборот, – возразил Шелестов, – на скрытую разведку. Ладно, пошли, старшина!
Вообще-то у старшины и двух его бойцов кроме пулемета с одной лентой были еще и три «шмайсера». И хотя все находились в одинаковых условиях, а вот видишь, опытный старшина, прошедший раньше еще и финскую войну, сумел, наоборот, вооружиться, а не растерять вооружение. И патронов у него к автоматам было больше, чем у любого другого бойца в подразделении.
Растянувшись цепочкой, группа пошла к краю леса, внимательно посматривая по сторонам, часто останавливаясь и прислушиваясь. Немцы вполне могли устроить засаду и здесь. Это вовсе не означало, что лес будет окружен плотным кольцом, через которое и мышь не проскочит. Для этого и дивизии мало. Скорее всего, они устроят засады в местах наиболее вероятного появления русских: на лесных дорогах, у выхода к реке и населенным пунктам, в местах, где легко перейти из одного лесного массива в другой, чтобы снова скрыться от преследователей. Шелестов предполагал, что здесь встречи с немцами им удастся избежать, но осторожность нужна всегда.
– Немцы! – Шелестов остановил группу, опустился на траву и пополз к лесной опушке, чтобы разглядеть, что же там происходит в поле.
Коган и Сосновский подползли к командиру и улеглись рядом, сообщив, что Буторин со старшиной пошли обследовать опушку. Может, немцы где-то рядом устроили лагерь для больших сил? То, что раскинулось в поле на расстоянии примерно двух километров от леса, было не чем иным, как советскими разбитыми укрепленными позициями с бетонными ДОТами, окопами полного профиля со стрелковыми ячейками и блиндажами.
– А ведь это саперы, – сказал Сосновский, опуская бинокль. – Эмблемы саперные. А еще по периметру фанерные таблички на столбиках со словами «Осторожно, мины».
– Точно, – подтвердил Шелестов. – Здесь в первые дни войны держало оборону какое-то подразделение. И перед позициями установлено минное поле. И теперь у немцев дошли руки разминировать тут все. Дорога же рядом проходит. Хоть и грунтовая, без покрытия, но все равно важная коммуникационная нитка.
В поле стояли два грузовика-фургона. Шестеро солдат с миноискателями бродили по краю поля. Метрах в ста на краю лежали несколько мин, видимо, уже снятых здесь. Никаких палаток, временного лагеря саперов видно не было. Видимо, они приезжают каждый день откуда-то на разминирование. Надо было дождаться Буторина со старшиной. Что скажут они? Есть признаки, что рядом есть немцы, или нет?
– Слушай, Михаил, – покусывая травинку, Шелестов продолжал смотреть на немцев. – А что это у нас полковник притих? Раньше все в бой рвался, что-то доказывать порывался. А сейчас сидит на привалах и что-то строчит в блокноте карандашом.
– Есть такое дело, – кивнул Сосновский. – Я ему свой перочинный ножик одолжил для этого. Второй карандаш стачивает из моего планшета.
– Мемуары, что ли, взялся писать? – хмыкнул Максим. – Или докладную Платову с жалобой, что мы не пускаем его воевать?
– Я так понял, что он на случай своей гибели готовит аналитическую справку для советского командования. Характеризует ключевые личности в Генштабе и военное руководство групп армий. Он пытается описать их личные качества, наклонности, политические взгляды, карьеру, связи. Ну и подходы в военной науке, тактические пристрастия. Отдельно, как он мне сказал, хочет описать взаимоотношения старого генералитета и Гитлера. Ну и новой военной элиты, которая проявилась вместе с Гитлером и на его плечах пришла к власти.
– Наконец-то он занялся полезным трудом. А то у меня все мысли не о деле, а о том, как бы Боэр под пулю не подставился. Оправдывайся потом перед Платовым и перед Берией. К нам и так много вопросов будет на счет того, что мы секретную операцию по линии разведки превратили в войсковую.
Зашелестела трава, хрустнула ветка, и рядом появился Буторин. Он опустился на траву.
– Мы прошли метров на сто. Пограничник даже на дерево залез. Немцев в округе не видать. Эти только вон в поле возятся. Видать, до наших позиций добраться хотят или просто разминируют, чтобы какой-нибудь идиот не свернул с дороги на минное поле. А позиция хорошая. Смотри, здесь эту дорогу под огнем держать можно, а западнее простреливается шоссе. Отсюда не видно, но дорога запирается намертво, если доты артиллерийские. А мне кажется, что так. Там могут и пулеметы остаться, и патроны. Может, и НЗ. Немцы во время боев там, я думаю, особенно не шарили.
– Интересно, кто наших похоронил? – задумчиво спросил Сосновский.
– Там, у леса, воронки от авиационных бомб, – показал Буторин. – Мне кажется, что один холм среди них и есть братская могила. Наверняка местное население пригнали с лопатами и закопали. На этот счет у немцев тоже понятие есть, чтобы антисанитарию не устраивать в своем тылу.
– А это значит, что с той стороны нет минного поля. Или немцы специально проход разминировали.
Услышав шаги, все обернулись в другую сторону и увидел Когана, который шел вместе со старшиной открыто, как на прогулке. Шелестов хотел было сказать, чтобы они пригнулись, но потом понял, что смысла в этом нет. Наверняка они тоже немцев здесь не нашли.
– Никого, – подтвердил Борис, усаживаясь на траву. – А за лесом немецкие колонны по шоссе идут. Наверное, на Смоленск силы собирают.
Отправив с сообщением Березина к лейтенанту, оперативники развернули карту. Надо было придумать, как вырваться из заблокированного района, как обмануть немцев и уйти дальше на восток, в леса. До линии фронта, если она есть, или просто до района, где идут активные бои, оставалось не так уж и далеко. Может быть, удастся лесами скрытно добраться, а может быть, опять захватить технику и на колесах напролом. Лейтенант прибежал довольно быстро, выслушал доклад и стал рассматривать разбитые позиции.
– Неприятное место, – заключил он. – Тут бы проскочить, но минные поля. А ждать, пока немцы разминируют, мы не можем. На северо-запад нельзя, там шоссе и войска идут на восток в большом количестве. Лесами на восток не получается, блокировали нас здесь. Через эти вот позиции нужно пробраться, пока немцы думают, что тут все заминировано, а потом придумать, как тихо через Днепр переправиться.