– Пулеметы, это важно, – шептал Боэр на ухо Сосновскому, глядя на лагерь немцев. – Они по уставу не могут просто так стоять здесь, без запаса боеприпасов. Ящики немцы не станут выгружать и ставить на траву. Это непорядок. Значит, они в кузове бронетранспортера. Но какого из двух?
Боэр прав, понимал Сосновский, он хорошо знает, какие порядки царят в немецких подразделениях. И от них в вермахте не отступают ни на йоту. Наверняка боеприпасы не в левом бронетранспортере, у которого открыт капот. Он участвовал вчера в бою и получил какие-то повреждения. А вот второй прибыл сюда позже. Зачем? Несомненно, для того, чтобы подвезти боеприпасы для передовой группы, которая вчера участвовала в бою. «Нужно захватить боеприпасы, пополнить свой арсенал оружием и прежде всего пулеметами», – эта мысль не давала покоя Сосновскому.
И вот появилась смена. Со стороны стоявших поодаль грузовиков появилась фигура солдата. Он подошел к часовому, они поговорили несколько минут, и сменившийся часовой побрел к машинам, а новый, поежившись от ночной прохлады, принялся ходить возле мотоциклов, глядя то себе под ноги, то на позиции советских солдат вдали. Ночь перевалила за половину. Сейчас в лагере самый сон. Сосновский сделал знак Березину, и тот пополз в сторону часового. Через пару минут его отделяло от немца всего метров пять. Ближе подойти не удастся, потому что вокруг открытое пространство. Пограничник подобрал камешек и бросил его в сторону мотоцикла. Тихий звук удара о металл – и часовой сразу насторожился, посмотрел в сторону, откуда раздался звук. И этого мгновения, когда он отвлекся и сосредоточился на одном звуке, сержанту хватило, чтобы броситься вперед, зажать немцу рот и повалить на землю, подставив свой нож под падающее тело. Не нужно было делать замах, наносить удар. Тяжесть двух сцепившихся тел сделала свое дело, и лезвие ножа вошло между ребер в грудь врага.
Тут же, низко пригибаясь, подбежали двое бойцов и оттащили убитого к крайним деревьям, а Березин повесил на грудь автомат и принялся старательно изображать немецкого часового. Сосновский сделал знак, и группа стала продвигаться к бронетранспортеру, прячась за мотоциклами и деревьями на опушке. Один из бойцов должен был пробраться к бронетранспортеру и убедиться, что в кузове находятся ящики с боеприпасами. Если нет, то, кроме шума, ничего из этой операции не получится.
И тут произошло то, чего опасался Сосновский. Со стороны грузовиков появился немецкий офицер. Высокий, подтянутый, он остановился возле бронетранспортера, потянулся, а потом полез в карман за сигаретами. Боец, который забрался между гусеницами машины, замер, стараясь не дышать. Немец выпустил струю дыма в воздух, неторопливо пошел в сторону часового. Проверка постов! Хороший командир, со злостью оценил Сосновский, знает, в какое время больше хочется спать. Именно вот эти смены после полуночи и особенно перед рассветом.
– Эрих, как обстановка? Все тихо? – громко спросил офицер, подходя все ближе к часовому.
Если Березин сейчас повернется к нему лицом, то тот может понять, что перед ним не Эрих, а кто-то другой. Березин понимал, что товарищи выручат его. Что его собственная задача – как можно дольше оставаться неузнанным, а в критической ситуации постараться бесшумно расправиться с немцем. Правая рука пограничника легла на рукоять ножа, висевшего в ножнах на ремне, левой он молча указал в сторону поля, так и не повернувшись к офицеру. Если бы Степан стоял молча, не поворачивался, это вызвало бы подозрения у немца раньше. А так разведчик отвлек его жестом.
– Что, черт возьми, там такое? – возмутился немец. – Эрих, ты пьян?
За эти секунды Сосновский и Боэр успели преодолеть расстояние от обочины, где они лежали до этого, и подобраться ближе к немцу. Березину уже нельзя было больше вести себя так вызывающе, и он повернулся к офицеру, вытянувшись и щелкнув каблуками сапог. Немец уставился на него и, судя по лицу, стал соображать, почему нарушен график поста и почему перед ним не Эрих, а какой-то другой солдат. Да еще незнакомый.
– Проверяете посты, герр обер-лейтенант? – осведомился по-немецки Сосновский.
Офицер мгновенно повернулся на голос, и его рука легла на кобуру с пистолетом.
Два офицера с майорскими погонами, которые неизвестно откуда взялись в расположении его подразделения посреди ночи, могли насторожить сильнее немецкого офицера, но правильный немецкий язык смутил. Кто-то из вышестоящего штаба прибыл с проверкой или с пополнением? Возможно, привезли новый приказ. Это смятение проступило на лице обер-лейтенанта. Хватило буквально пары секунд, чтобы подойти к нему и не позволить поднять тревогу. И когда к двум неизвестным офицерам присоединилось несколько солдат, обер-лейтенант запаниковал. Почему не было сообщения о прибытии, почему ночью, где звук моторов, ведь на чем-то приехали эти два майора и солдаты? Не пешком же они шли все это время? Хотя могли и пешком. Тут расстояние не больше километра. Но почему без сообщения по радио?
– Постарайтесь не шуметь, – потребовал второй майор. – Ваши солдаты отдыхают, а утром снова бой!
Обер-лейтенант все же решился на крайние действия, хотя в глубине души понимал, что опоздал, что это нечто непонятное и неправильное. Но резкий удар в основание черепа лишил его сознания.
– Быстро! – прошипел по-русски Сосновский, присев рядом с офицером и связывая ему за спиной руки.
Березин продолжал изображать часового, прохаживаясь по самому видному со стороны месту, а бойцы принялись снимать пулеметы с мотоциклов. Через минуту подошел один из бойцов и сообщил, что в бронетранспортере несколько ящиков с боеприпасами. Большей частью винтовочные, которые подходят и для немецкого пулемета. Там даже несколько коробов с пулеметными лентами. Есть патроны для «шмайсеров» и несколько ящиков с гранатами.
– Бронетранспортер охранялся?
– Двое в нем спали, – усмехнулся солдат. – Думаю, что один из них водитель. Мы их тихо убрали. Сейчас чисто.
– Слушать приказ, – Сосновский указал рукой на бронетранспортер. – Пленного офицера в бронетранспортер. Еще один пулемет туда для кругового обстрела, как только заведем сундук. Три мотоцикла заводим и уходим. Огонь вести по всему, что движется.
Двое бойцов залегли с пулеметом, чтобы прикрыть отход, если немцы со стороны грузовиков бросятся в атаку в самый неподходящий момент. Например, не заведется бронетранспортер и начнется бой. Но мотор бронированной машины послушно заурчал сразу, с треском завелись моторы одного, потом еще двух мотоциклов. Разведчики прыгали на сиденья мотоциклов, в кузов бронетранспортера через заднюю дверь. Послышались крики немцев, которые еще ничего пока не поняли. И только когда бронетранспортер вслед за мотоциклами отъехал с позиции немецкого подразделения, с заднего борта ударил пулемет. Пули били по тентам грузовиков, по мотоциклам. Где-то загорелся бензин, начали падать разбуженные и выскочившие из укрытий немецкие солдаты. Несколько выстрелов вслед угнанной технике не достигли результата. Ни одна пуля даже не попала в бронированный борт. Преследования не было.
Саперы сняли несколько мин и загнали бронетранспортер на позиции на минометный дворик. Теперь над землей виднелся лишь броневой щиток, прикрывавший пулеметчика. Морозов распределял бойцов по окопам, формируя сектора обстрела. Когда до рассвета оставалось не больше получаса, оперативники собрались вместе с Морозовым.
– Ну что, к бою мы готовы, – заговорил лейтенант. – Боеприпасов хватит, чтобы продержаться день. Защитят и минные поля. Я думаю, они попробуют нас выбить отсюда сначала пехотой, может, танки подойдут. Но когда это не получится, вызовут артиллерию и авиацию. Поэтому я с вечера отправил двух разведчиков осмотреть овраги и проверить возможность отхода там. Сегодня они вернутся ближе к вечеру, и будет все понятно.
– А если не вернутся? – сразу же спросил Буторин.
– Тогда будет понятно, что этого пути у нас нет. По моему первому плану предполагалось, что подразделение уйдет поздно вечером по оврагам, а на себя врага отвлечет бронетранспортер с добровольцами, который прорвется на шоссе и скроется. Видимо, в таком случае придется всем прорываться через шоссе. Там хотя бы будет фактор скорости… Что показал пленный?
– Атаковать они нас собираются сегодня. На рассвете должна подойти техника и около батальона пехоты. Сейчас у них здесь стоят две роты. С юго-восточной части дороги тоже путь перекрыт. Там отрыли позиции с окопами. Там нам не пройти. Плана атаки лейтенант не знает. Будет ли параллельно нас атаковать группа с этого лагеря и с шоссе одновременно, он не знает. Важный момент – немцы думают, что нас тут очень мало. Скорее всего, они посчитают, что на их лагерь ночью напали все, кто есть, и теперь мы удираем на трофейной технике. Будут прощупывать, пытаться понять ситуацию. Но приказ атаковать на рассвете есть.
Оперативники остались одни при свете коптилки, сделанной из артиллерийской гильзы. Шелестов обвел взглядом группу, внимательно посмотрел на Боэра. Все казались спокойными, даже немец. Возникало ощущение, что группа признавала, что решение принимать командиру, но каждый заранее с ним согласен. «А ведь мы неплохо сработались все вчетвером, – подумал Максим. – Все понимают ситуацию, каждый знает, что делать, но приказ отдавать мне. Так принято у людей, которые носят погоны».
– Ситуация предельно ясна, – сказал Шелестов. – Скоро бой, и мы будем сражаться вместе с нашими солдатами. Но у нас есть и еще один долг, который мы обязаны исполнить. Поэтому ты, Михаил, ни на шаг не отходишь от полковника Боэра, отвечаешь за него. Лишний ствол в бою еще никому не мешал, а Боэр хорошо стреляет. Виктор, ты держишь под контролем ситуацию здесь, на лесном участке, Борис контролирует ее со стороны шоссе. Портфель будет у меня. Я с Морозовым буду смотреть за всем, в том числе и за нашими тылами со стороны оврагов. Если ситуация станет безнадежной, нам все равно придется прорываться, кому как повезет, тем, кто останется в живых. И тогда главным для нас станут не наши жизни, а портфель и наш друг полковник. Я буду следить за ситуацие