тречи, как мы рассчитывали на аэродроме, тридцать пять километров. При хорошей скорости движения это не больше шести или семи часов.
– До рассвета меньше часа, – добавил Бутрин. – Нужно как можно скорее покинуть место высадки. Ситуация могла измениться, и нет никакой гарантии, что мы не оказались на уже захваченной врагом территории.
– Я думаю, что они обязательно обстреляли бы снизу, если бы под нами был враг во время полета, – возразил Сосновский. – Хотя, если они прорвались на этом участке вечером и затаились, чтобы совместно с другими частями утром снова атаковать наши войска, то могли и не стрелять, опасаясь, что это самолеты летят бомбить их.
– Потом расскажете подробнее о своих аргументах, – хмыкнул Коган. – А пока надо двигаться. Командуй, командир!
– Всем проверить свою обувь, – выключая фонарик и вставая, приказал Шелестов. – Если нужно, то перемотать портянки. Оправиться. Оружие зарядить и держать наготове. В головном дозоре Виктор, дистанция пятьдесят метров.
Двигаясь быстрым шагом, иногда переходя на легкий бег там, где позволяли ровные участки, группа углублялась в лесной массив уже минут тридцать. В лесу было не слышно птиц, не видно рассвета. Только мрачная зловещая темнота. А ведь, не будь войны, и темнота не казалась бы зловещей. Может быть, загадочной, таинственной, затаившейся в ожидании рассвета, но только не зловещей. Но сейчас настроению людей подчинялась и сама природа. Она тоже ощутила на себе ужас войны, ее терзали разрывы, гусеницы вражеских танков, небо полосовали крылья фашистских самолетов.
И вот лес начал наполняться странным гулом, который исходил, казалось, со всех сторон. Буторин, двигавшийся впереди, остановился и, сделав знак, что опасности нет, подозвал группу к себе.
– Слышите?
– Это танки, – уверенно сказал Шелестов и полез в планшет за картой. – Но танки по лесу не ездят.
Судя по карте, дороги проходили по обе стороны большого лесного массива. Ширина его достигала местами 20–30 километров. И, судя по всему, движение немецких войск шло по направлению к Дону. Что это могло означать? Да только то, что группа сейчас двигается в том направлении, к той точке в лесах, которая очень скоро окажется в немецком тылу, на оккупированной территории. И задачу придется выполнять даже в таком положении и при развитии событий в этом направлении. О возможности возникновения такой ситуации прекрасно знал и Платов, когда отправлял группу, да и сами оперативники понимали, что такое может произойти.
– Ну что же, мы знали, что такое может случиться, – не отрывая взгляда от карты, заключил Шелестов. – Теперь будем двигаться осторожнее и чуть медленнее. Время у нас пока есть, и сейчас важнее безопасность, а не скорость. Разбиваемся на пары. Первыми идем я и Сосновский. Буторин и Коган следом, выдерживая дистанцию не более пятидесяти метров. Через два часа остановка на десять минут. Первый этап на опушке перед открытым участком на левом краю балки, которую мы, возможно, сможем использовать, чтобы пройти открытый участок местности. Осмотримся и решим, как действовать дальше. Вперед!
Теперь группа уже не передвигалась бегом. Быстрый шаг с остановками, когда нужно было осмотреться или прислушаться, когда впереди открывалась какая-то поляна. Теперь за лесом слышны были не только звуки моторов вражеской техники, теперь были слышны и звуки боя. Где-то приняла на себя удар врага советская воинская часть. Били орудия, наши и немецкие, грохотали разрывы снарядов, без устали прорезали воздух пулеметные очереди. Лес стал понемногу редеть, потом рельеф изменился, и бежать пришлось среди небольших лесных холмиков, поросших молодым березняком. Видимость могла бы улучшиться, если бы не эти чертовы холмики, которые закрывали пространство вокруг и сужали обзор леса в пределах не более пятидесяти метров.
Шелестов шел первым, Сосновский в паре шагов сзади него и чуть правее. Оглянувшись, Максим убедился, что вторая пара идет в пределах видимости. То, что случилось потом, предвидеть было трудно. Выполняя такого рода задание, всегда приходится как-то соотносить определенную безопасность и необходимую скорость. Жертвовать чем-то одним нельзя, и баланс этих двух факторов приходится определять на месте, интуитивно, исходя из ситуации. И ничто не предвещало встречи с немцами, потому что по всем признакам они были далеко.
Максим первым, огибая бугор, вышел из-за деревьев и тут же упал в траву, откатываясь за ствол дерева. Еле заметная лесная дорога пересекала березняк, и там стояли два мотоцикла. Четверо немецких солдат: двое настороженно озираются по сторонам, двое смотрят на карту и что-то обсуждают. Шелестова в маскировочном костюме они увидели сразу, но стрелять не стали, видимо, не желая поднимать раньше времени шум. Сосновский, идущий следом, сразу оценил ситуацию. Действовать нужно быстро, пока враг не взял инициативу в свои руки. Каждая лишняя секунда могла изменить ситуацию – например, на помощь этим четверым прибежит еще с десяток автоматчиков. Или эти четверо разом бросятся в укрытие и стрелковый бой затянется – и тогда все тот же неизбежный результат: на помощь четверым солдатам прибегут другие.
Бросив под ноги «ППШ», чтобы его не увидели немцы, Сосновский одним движением расстегнул кобуру сзади на ремне, которая немцам была не видна. Сейчас самое главное – неожиданность, самое главное – привлечь внимание врага, дать возможность остальным членам группы действовать молниеносно. И Сосновский, владевший немецким языком в совершенстве, закричал:
– Не стреляйте, я немецкий офицер… разведка! У меня раненый русскими солдат! Помогите!
Шелестов, лежа на животе, прижал к плечу автомат и приготовился высунуться из-за дерева и дать очередь по врагу. Буторин и Коган, которым немцы были пока за бугром не видны, бросились влево, обходя препятствие, чтобы оказаться у противника за спиной. Теперь главное не спешить, но и не ждать лишнего. Огонь должен быть одновременным. Сколько времени надо ребятам, чтобы обежать бугор и выйти на немцев слева? 5–6 секунд! Шелестов мысленно отсчитал определенное самому себе время, боковым зрением фиксируя действия Сосновского. Михаил открыто выходил на дорогу, держа руки подальше от себя, расставив их в стороны и показывая, что не держит оружия. Немцам тоже нужно время, чтобы сообразить, что на человеке, произносившем слова по-немецки чисто, с настоящим берлинским акцентом, надет маскировочный костюм незнакомого вида. Советский или у вермахта тоже такие есть? Не каждый солдат в атакующих немецких дивизиях знает обо всем новом, что поступает в войска, что изготавливается промышленностью почти всей Европы для победоносной немецкой армии.
Первая автоматная очередь свалила солдата, который держал Михаила на прицеле. Немец рухнул как подкошенный, ударившись боком о мотоциклетную люльку, и без движения остался лежать на траве. Второй дал очередь по кустам, в которых прятался Шелестов и, пригнувшись отпрыгнул назад, под прикрытие мотоциклов. Но тут же короткими очередями ударили автоматы слева, и трое гитлеровцев, едва успевших открыть ответный огонь, были уничтожены. Шелестов вскочил, с беспокойством бросив взгляд в сторону Сосновского.
– Черт, нашумели! – зло бросил Коган, глаза которого бегали по лесу. – Сколько их тут на самом деле!
– Командир, – подбегая к немецким машинам и осматривая их, проговорил Буторин. – Надо трупы на мотоциклы погрузить и отвезти дальше по дороге. Двое увозят, двое уходят к месту встречи. Мы догоним вас! Главное, чтобы немцы отсюда не начали обследовать местность!
– Миша, ты цел? – Шелестов смотрел на Сосновского, поднявшего с земли свой автомат и вытиравшего рукавом со лба пот.
– Цел, что мне сделается, – усмехнулся Сосновский. – Они же не рассчитывали встретить здесь, в диком русском лесу, природного берлинца.
– Тогда заводим мотоциклы! – принял решение Шелестов.
Когда завелись мотоциклы, где-то слева стали слышны звуки моторов. Эти четверо – авангард, а за ним вся разведывательная группа немцев? Фланговый дозор! Положив автоматы на траву, оперативники быстро погрузили тела убитых и их оружие на мотоциклы, и Буторин с Коганом запрыгнули на сиденья двух машин.
– На опушке перед оврагом! – крикнул Шелестов, и мотоциклы понеслись по лесной дороге.
Теперь нужно бежать, и как можно быстрее. Немцы вряд ли такие наивные, вряд ли у них в разведывательном подразделении неопытные солдаты и командиры. Услышав стрельбу с той стороны, куда в лес уехала их передовая группа, они сразу по звуку могли определить, что стреляли из русских автоматов. Значит, экипажи вступили с русскими в бой. И тогда на помощь кинутся другие. Не потому, что опасаются нападения с тыла на свои танковые колонны, а потому, что захотят захватить прячущихся в лесах русских, допросить, получить данные о частях и подразделениях, попавших в окружение, их составе. И они, конечно, сразу заметят в траве на лесной дороге свежие стреляные гильзы и поймут, что здесь произошел скоротечный стрелковый бой. И решат, что их товарищи погнались по дороге за русскими, и двинутся следом. У Буторина и Когана хороший запас времени, чтобы где-то загнать мотоциклы с трупами в кусты или сбросить в овраг. И скрыться до того, как появятся другие немецкие солдаты. И гитлеровцы, даже поняв, в чем дело, не решатся бросаться малой группой прочесывать лес. По крайней мере, не сразу.
Эти мысли бились и бились в голове, пока Шелестов бежал, придерживая тяжелый вещмешок, поправлял на ходу лямки, врезавшиеся в плечи. Он слышал звуки шагов бежавшего следом Сосновского, но не слышал звуков мотоциклетных или автомобильных моторов. Сбавив шаг, Шелестов позволил Михаилу догнать его и спросил:
– Ты слышишь чего-нибудь?
– Нет, – с трудом переводя дыхание, ответил Сосновский. – А должны бы уже к месту боя подъехать. Может, не останавливаясь, рванули дальше? За нашими?
И тут с грохотом и треском вдали ударили пулеметы. Грохот отдавался в кронах деревьев, проносился между невысокими буграми, а треск был слышен совсем рядом. Это пули срезали ветки деревьев и кустарника, били в стволы деревьев, отлетала кора, сыпалась на голову хвоя. Шелестов ругнулся и, кулем повалившись на траву, отполз в сторону за большой камень. Он повернул голову и увидел, что Сосновский уже сидит, прижавшись вещмешком, висящим за спиной, к стволу дерева.