Взгляд, полоснувший меня болью, говорил именно об этом. Тогда, сидя на корточках и заглядывая в побледневшее лицо, я понял, что землянка вовсе не так уверена в своих силах, как стремилась показать.
В ее синих глазах плескался страх, который она скрывала ото всех, но сильнее прочих – от себя.
В тот момент чувство вины вгрызлось мне в глотку. Я почувствовал себя негодяем, воспользовавшимся чужим доверием. Не то чтобы это было в новинку – ради выживания я совершал вещи и похуже, но мысль о причинении боли землянке претила мне.
Возможно, я не так хорош, как того требует цинфийская мораль, но все же есть неписаные правила, которые мне по душе. Я никогда не оставляю долг неоплаченным. Неважно, чего именно это касается: денег или отношений.
Землянка оказала мне услугу, и теперь я не успокоюсь, пока не окажу ответную любезность. Ее страх напрасен: я не только не выдам ее тайну, но и сделаю все, чтобы ее миссия (в чем бы она ни заключалась) успешно завершилась.
И интуиция мне подсказывает, что помощь такого, как я, ей пригодится.
Глава 7
Пару минут после пробуждения я всерьез подумывала сказаться больной, чтобы не ехать на первый день съемок фильма. Я не боялась встречи с Дайсом – не возопит же он на всю площадку о том, что я – обманщица (хотя, каюсь, такой поворот сюжета с упоением мазохиста я пару раз прокрутила в голове), но все же, при возможности, мне бы хотелось сократить количество встреч с ним. Как мельком бросил Алекс, самый надежный друг – это плохо проинформированный знакомый.
Алекс. Он был причиной отвратительного настроения, местами скатывающегося в меланхолию. Я так и не призналась в том, что меня раскрыли. Несколько раз порывалась написать ему, дважды вскакивала среди ночи и открывала крышку нетбука, но в последний момент гасила мерцающий синим экран. Понимала, что веду себя как маленькая девочка в ожидании родительского выговора, но справиться с собой не могла.
Мысль о том, что я подвела брата, отравляла жизнь, но делала съедобной еду Цинфа – я попросту не чувствовала ее вкуса.
– Наконец-то у вас появился аппетит! – довольно заметила Айю за завтраком.
Я, продолжая жевать, уныло кивнула, отчего замотанное тюрбаном полотенце съехало на нос.
– Вы уже решили, каким нарядом удивите сегодня?
Я выдернула себя из жерновов самоедства и решила заняться чем-то полезным: например, выбором нового образа.
Отложив в сторону приборы, которыми с грехом пополам научилась пользоваться (так уверяла Айю), промаршировала в комнату и нырнула в гардеробную.
Бо́льшую часть вешалок занимали платья и юбки разной длины и фасонов, но, изрядно покопавшись, я выудила узкие темно-синие джинсы с потертостями по краям. В комплект шел бежевый летний свитер крупной вязки, настолько просторный, что в нем могли бы поместиться две меня, а, если бы кто-то из нас сильно втянул живот, то и три. Завершали образ темно-коричневый кожаный ремень и ряд тонких браслетов того же цвета на запястье. На плечо предлагалось накинуть лямки светло-голубого рюкзачка.
Конечно, это не мой невзрачный эрийский костюм, но все же после многочисленных юбок и платьев было приятно снова влезть в джинсы. Внутри засвербело желание впорхнуть в привычные шпильки, но я не поддалась – не все сразу.
Затянув волосы в хвост и позволив Айю нанести на лицо минимум макияжа, я почувствовала давно забытую легкость. Только вот зеркало не дало обмануться: в отражении по-прежнему была не я, а какая-то похожая на меня девушка – богемная, чужая и незнакомая.
Уже на подлете к студии я заметила разношерстную толпу на крыше здания и напряглась.
– Айю, нас встречают?
– Конечно. Сегодня же первый съемочный день! Журналисты с шести утра тут караулят.
Отлипнув от окна, я уточнила:
– Их и на площадку пустят?
– Нет, тогда раскроется вся интрига, – фыркнула Айю. – Но вы привыкайте, теперь они будут кружить возле студии круглыми сутками в надежде нарваться на какую-нибудь сенсацию. Вокруг фильма разгорелся страшный ажиотаж, так что журналисты теперь вас не оставят.
Что ж, кажется, этого и добивался Алекс. Пожалуй, через такую толпу папарацци ни один недоброжелатель не прорвется.
Ведущая от стоянки до дверей студии дорога не была выложена желтым кирпичом, но я не могла отделаться от чувства, что направляюсь в какое-то волшебное место, куда обычным смертным вход воспрещен.
– Госпожа Майя Данишевская, один вопрос! Всего один!
– Посмотрите сюда, пожалуйста!
– Пожалуйста, подождите!
Я с улыбкой прошла сквозь толпу (грозный вид охранников сразу напоминал всем любителям панибратского отношения, что чужое личное пространство необходимо уважать), пару раз остановилась, чтобы сделать фото и приветственно поклониться.
Уже преодолев добрую часть пути, я натолкнулась на позирующего для журналистов Игибо Майса. Его круглое, лоснящееся от капелек пота лицо лучилось любовью к жизни в общем и к конкретному ее моменту в частности. Я пожалела, что не надела темные солнечные очки – смогла бы закатить глаза.
Одежда Игибо Майса, как всегда, поражала яркостью и вычурностью, будто являлась совместным творением попугая и сороки. Костюм невообразимой расцветки, в которой смешались все оттенки радуги, разбавляли белая рубашка и ярко-желтый шарф, накинутый на шею.
Интересно, у Игибо Майса некрасивая шея? Иначе почему он вечно прячет ее под шарфами?
– Госпожа Майя Данишевская, – воскликнул он и склонился в поклоне. – Присоединяйтесь! Давайте сделаем совместное фото.
Я не стала спорить (лишь вожделенно покосилась в сторону входа на студию) и встала по правую руку от режиссера. Защелкали фотоаппараты, раздались одобрительные восклицания: «Режиссер и сценарист вместе! Правильно-правильно!» – и тут из-за угла вывернул никем не замеченный Дайс.
Темно-серое широкое пальто доходило до середины колен и подчеркивало его рост и ширину плеч. Черные очки скрывали лицо, а неброские джинсы в сочетании с поло придавали небрежного шарма.
Он невозмутимо преодолел разделяющее нас расстояние. Журналисты притихли. Ни одна вспышка не ослепила глаз, и, несмотря на обиду, я разозлилась. Не на Дайса. На глупые предрассудки и прессу.
Ситуацию спас Игибо Майс.
– Господа, а вот и наш главный герой! Поприветствуем его!
Он первым разразился аплодисментами, его растерянно поддержали остальные. Игибо Майс схватил Дайса за рукав и буквально втянул в обступившую нас толпу.
– Так, вставайте слева от госпожи Майи Данишевской (она должна быть в центре), я встану справа. Давайте сделаем совместное фото на память. Улыбайтесь оба! – последнее Игибо Майс прошипел сквозь зубы, практически не разжимая губ.
Я оказалась настолько близко к Дайсу, что уловила едва ощутимый аромат его туалетной воды – свежий, но чуть терпкий. Он был настолько легкий, что я затруднялась выделить в нем какие-то отдельные нотки – лишь отметила его ненавязчивость. Практически прижатая к Дайсу (нас попросили встать поближе), я касалась рукой его пальто, а наши ладони почти соприкасались.
Эта близость странным образом успокаивала, и я, расслабившись, улыбалась в камеру уже искренне. Дайс мельком взглянул на меня, и черты его лица тоже разгладились, стали мягче.
В этот момент я подумала, что доверять Дайсу я, конечно, не буду, но и подлости ждать от него тоже не стану.
– Сцена один, дубль один! – крикнула девушка-ассистент, и я поморщилась от громкого звука хлопушки.
Я ощущала себя ребенком на новогоднем утреннике: все такое яркое, незнакомое и интригующее. Вот, например, эта душевая кабина, к чему она? Что-то я не припомню такой сцены.
Прихлебнув кофе из картонного стаканчика, я подмигнула притихшей Айю и посмотрела в сторону Игибо Майса. Сосредоточенный и нахмуренный, он удивлял непривычной серьезностью. Наверное, с таким лицом саперы раньше обезвреживали мины.
Я хмыкнула и снова сделала глоток, когда облаченный в одежду героя Дайс размеренным шагом подошел к обозначенной на полу разметке, застыл возле нее, повернул голову влево, затем вправо, словно разминая уставшую шею, и, обернувшись вполоборота, принялся расстегивать на себе рубаху.
Я поперхнулась и едва не выплюнула кофе, показавшийся сразу слишком горячим и сладким.
– Этого не было в сценарии!
– Так! – рявкнул Игибо Майс, отрываясь от экрана. – Кто подал голос? Госпожа Майя Данишевская, у вас есть вопрос?
Жалея, что не обладаю даром телепортации или хотя бы умением проваливаться сквозь землю, я, чувствуя, как пылают уши, негромко заметила:
– Вы изменили сценарий?
Айю с готовностью перевела. Все остальные участники съемки застыли, терпеливо ожидая указаний. Дайс перестал раздеваться. Расстегнутая до середины груди рубашка белела, как выброшенный кем-то флаг. Я быстро отвела взгляд. Что я, полуобнаженных мужиков никогда не видела?
Таких не видела…
– Я немного доработал его и добавил парочку сцен, – раздраженно пояснил Игибо Майс. – В частности эту. Вопросы?
– Зачем?
– Госпожа Майя Данишевская, на Цинфе секса нет, как вы успели заметить, поэтому любые любовные сцены исключены, но чем-то же надо привлекать женскую аудиторию. А чем?
Я вскинула брови, надеясь выглядеть удивленной, а не смущенной. Лишь бы тональный крем не пропустил румянец, который уже наверняка опалил щеки.
– Мужской фактурой, – не дождавшись ответа, триумфально пояснил Игибо Майс. – Да не волнуйтесь, никакой пошлости. Мы оголим только торс Дайсаке Акано. Дальше цинфийки додумают сами.
– В следующий раз предупреждайте в случае каких-то правок, – вежливо попросила я. – Не люблю сюрпризов.
– Договорились, – со вздохом согласился тот и тут же рявкнул: – Возвращаемся к работе! Итак, мотор!
Я вцепилась в стаканчик, как в спасательный круг. В сцене не было ничего вульгарного, даже в душевую кабинку Дайс забрался в свободных брюках – не было нужды раздеваться полностью, но я все равно не могла избавиться от чувства неловкости. И духоты. Почему на студии так жарко?