– Сколько у вас этой ткани?
– Достаточно, чтобы сшить, например, платье.
– Отлично. Я беру ее.
В тот момент я выдохнула. Не знаю почему, но я была рада, что кусочек Земли останется с Айю. Лучше, чем отдать его в чужие руки.
Майя, это просто ткань!
Я покачала головой. Надо же, как не вовремя проснулась сентиментальность!
Хозяин еще о чем-то пошептался с Айю, а затем с довольной улыбкой скрылся за прилавком. Я какое-то время поизучала стены, завешанные полками со всякими побрякушками – лавочка напоминала заброшенный магазин старьевщика, и вынужденно признала, что, несмотря на тесноту и непрезентабельность, в этом месте была какая-то своя атмосфера. Сюда хотелось вернуться, в отличие от бездушных сетевых отделов.
Я снова повела носом. Аромат корицы становился все отчетливее.
– Скажи, ты тоже чувствуешь этот запах?
Айю принюхалась, как кошка, и кивнула:
– Конечно. Его жена любит экспериментировать в кулинарии. Готовит блюда разных народов.
Я сделала стойку. Неужели повезло?
– А ты можешь попросить владельца лавочки продать нам сегодняшний экспромт его жены?
– Зачем? – озадачилась Айю.
Затем, что я до смерти хочу поесть пирогов или любой другой нормальной пищи!
– Хочу попробовать что-то новенькое, – нейтрально ответила я.
Расставались мы невероятно довольные друг другом. Айю сжимала бумажный пакет с отрезом ткани и светилась от счастья; я, не веря в такую удачу, прижимала к груди контейнер со сладкими булочками, а хозяин магазина, польщенный нашей радостью и довольный приличной денежной суммой (очень приличной, к слову), искренне просил заходить к нему почаще. Мне казалось, что еще немного – и дело закончится дружескими объятиями, но обошлось: верх взял цинфийский менталитет, подчиненный строгим правилам этикета.
– Куда теперь? – Все мысли были только об одном: как бы поскорее запихнуть в рот булочку, но я пока сдерживалась.
– В мастерскую. Тут недалеко.
Мы зашли в неприметный подъезд соседней высотки и поднялись на лифте на последний этаж. Оставив охрану дожидаться нас за дверью, переступили порог квартиры, которую Айю гордо именовала мастерской. Я бы назвала ее иначе – логовом. Разбросанные там и тут обрезки тканей, выкройки, эскизы и недоработанные вещи навевали ассоциации именно с логовом, куда волчица стаскивает свою добычу.
Айю ринулась к столу, достала из ящика планшет и, так и не присев, с упоением принялась что-то в нем чертить. Я обошла небольшое жилище по периметру и, стряхнув образцы тканей, опустилась в одинокое кресло, примостившееся в углу.
– Ты голодна?
– Что? – рассеянно переспросила она. – А, нет, кушайте! Я не буду.
Я эгоистично обрадовалась такому ответу и, не медля, впилась зубами в мягкое теплое тесто. Языка коснулась сладость топленой карамели, и я блаженно замычала. Даже вкуснее, чем в кафе у Лиди!
Утолив первый голод, я запасливо оставила часть булочек на потом и дипломатично заметила:
– А у тебя тут мило.
– Спасибо. Честно говоря, это мой островок спокойствия. – Айю разложила ткань на столе и теперь что-то размечала. – Мне приятно думать, что здесь меня никто не найдет. Даже отец.
– А он не знает об этом месте?
– Он знает все, – усмехнулась она, ненадолго отвлекаясь от работы. – Но великодушно разрешает мне прятаться. Время от времени.
Я пожевала губами.
– Звучит не очень оптимистично.
– Знаю, – согласилась Айю и выпрямилась. Теперь она смотрела на меня. – Поэтому я восхищаюсь вами. Вы смогли доказать своей семье, что достойны права на собственный путь.
– Не уверена, что доказала, – нервно хихикнула я. – Я просто сбежала, не забыв показать средний палец всем планам брата на мой счет.
– Это смело… – выдохнула Айю. – Я так никогда не смогу…
Я отвела взгляд. Смело? Возможно, но это как посмотреть. Можно расценить и как трусость. Айю упрямо тащила взваленную на нее миссию, что тоже по-своему похвально, а я… Я попыталась пойти собственным путем, но едва ли преуспела. К тому же, кто знает, возможно, не противься я амбициям брата, стань его послушной марионеткой, и Лиди бы осталась в живых…
Так кто же прав: я или Айю?
Пожалуй, это не так уж и важно…
Вероятности судеб вспыхнули яркими красками, как в детском калейдоскопе, сложились в узор, а затем снова распались, чтобы образовать новую фигуру.
Иногда важнее сам проделанный путь, а не финишная ленточка.
– Что бы ни выбрала… Ты все равно поступаешь правильно. – Я легонько коснулась плеча Айю, и она вздрогнула.
– Спасибо. Мне бы так хотелось в это верить, – мы обе вздохнули и какое-то время помолчали.
Затем я вернулась в кресло и достала наладонник, предоставленный мне Ито. После нападения в подворотне, он выдал мне его и попросил не расставаться с игрушкой – внутри был датчик слежения, а сбоку – кнопка экстренного вызова. Достаточно было нажать ее, чтобы послать сигнал SOS.
– Что ты хочешь сделать с этой покупкой? – спросила я, устраиваясь поудобнее.
– Сюрприз! – Айю хитро улыбнулась. – Попозже сами увидите. Но не сегодня.
– Хорошо, – важно согласилась я.
– Не заскучаете со мной?
Я демонстративно фыркнула и уткнулась в наладонник.
Под мурлыканье Айю я открыла файл и начала медленно набирать абзац. Слова давались тяжело, и неожиданно я поняла, что хочу записать вовсе не сцену для нового романа, а нечто более личное.
Во мне росла потребность написать письмо Лиди.
Да, она его никогда не прочитает, но у меня было так много того, что я не успела ей сказать…
Тишина мастерской, нарушаемая лишь бормотанием Айю и треском ткани под ножницами, навечно отпечаталась в памяти вместе с теми горькими признаниями, что появлялись на экране наладонника. Грудь сдавливала жесткая рука, но по мере того, как возникали строчки, она все больше ослабляла хватку. Чувство вины и потери, отравляющее кровь, переросло в сожаление и светлую грусть, а затем прорвалось беззвучными слезами, которые я и сама не сразу заметила. Наверное, именно тогда, под негромкий, но ритмичный треск швейной машинки, я окончательно отпустила Лиди.
Айю, изредка поглядывала на меня, но помалкивала, и я, стыдливо вытирая мокрые щеки, была благодарна ей за тактичность.
Прошло двенадцать дней с того момента, как Майя навестила меня и познакомилась с моей семьей. Ровно двенадцать. Да, я считал каждый.
Честно говоря, не думал, что она осмелится прийти ко мне домой. Впрочем, это же Майя… Я еще не встречал человека сильнее, чем она. Это отметила и мама, когда осторожно завела разговор о ее визите. Тогда я отмолчался. Я не был готов обсуждать ни Майю, ни мое отношение к ней.
А вот с Лиа я молчать не стал и устроил сестре настоящую трепку. Кто бы мог подумать, что этот ершистый комок может вести себя так глупо? Как ей пришла в голову идея вернуть подарок? И наверняка же наговорила колкостей! Я люблю Лиа, но иногда хочется, как в детстве, оттаскать ее за волосы, чтобы не лезла не в свое дело. Тоже мне защитница…
Конечно, на следующее утро я отправился на съемочную площадку, чем изрядно порадовал Игибо Майса и раздосадовал Майю. Пришлось напомнить себе, что она просто переживала за меня, потому и злилась. К этой волнующей мысли я не мог привыкнуть, как ни старался. Честно говоря, до сих пор она кажется абсурдной. Разве Майя может что-то испытывать к такому, как я?
Все эти дни я внимательно наблюдал за Майей. Больше мы ни разу не остались наедине, и я все чаще ловил себя на том, что выдумываю дурацкие (один другого хуже) предлоги, чтобы постучать в ее дверь. Приходилось сжимать кулаки и раз за разом напоминать себе, что лучше держаться от Майи подальше. Прежде всего – ради нее самой. Ей не место рядом с сыном преступника. Не место… рядом со мной.
Но я позволял себе вспоминать. Тот момент, когда она, словно солнце, вошла в спальню, я прокручивал так часто, что боялся затереть его до дыр, смазать краски многочисленными повторами. Возможно, так было бы лучше: лишенный яркости, он превратился бы в старую фотокарточку, которую можно спрятать в пыльный альбом. Но этого не происходило. Я помнил улыбку Майи, дрожь ее голоса, тепло рук, коснувшихся моей кожи, и аромат ее духов. Легкий, цветочный, едва уловимый – я услышал его, когда она наклонилась, чтобы получше рассмотреть повязку. Ее чуткие пальцы на бинтах заставили мое сердце пропустить удар. Плевать, насколько это было неприлично. Тогда я хотел только одного: чтобы она оказалась еще ближе. Почувствовать ее руки, губы, зарыться ладонью в волосы… Поцелуями заставить забыть о той ноше, что она несла, забрать ее себе. Майя не должна оставаться с проблемами один на один.
Вместо этого я утешил ее словами. Как смог. Не знаю, преуспел ли, но, надеюсь, снял хоть какую-то часть груза с ее души.
Сладко-горькие воспоминания и голодные фантазии – все, что мне осталось. Я кружил рядом с Майей, но не подходил близко. С облегчением замечал, как постепенно горечь уходит из ее синих глаз, остается тонким инеем в самой глубине. С долей раздражения и отчаяния провожал ее домой, стараясь не особо отсвечивать перед охраной. Конечно, мои маневры не остались без внимания, но санкций не последовало. Думаю, охрану лишь позабавил мой энтузиазм. Впрочем, все равно. Мне просто было важно знать, что с Майей все в порядке.
Пару раз мне попадалась машина Ито Кейтаро, и тогда я не сдерживал ревнивого злорадства. Кажется, «жених» не решался поговорить со свой нареченной, и так же, как и я, выжидал и приглядывался. Я знал, что радуюсь впустую – этот хитрый выродок добьется своего, и, честно говоря, от этого все выиграют. Даже Майя, потому что Ито Кейтаро привык защищать то, что считал своим. С ним она будет в безопасности.
Проиграю только я.
Впрочем, если сердце разрывается, а душа умирает, уместно ли говорить о проигрыше?