Надо же, никогда не думал, что могу выражаться так высокопарно! Наверное, любовь делает меня лучше.
Любовь?
Видимо, она…
Глава 12
Ито по-прежнему избегал меня, и если поначалу это казалось забавным, то теперь откровенно злило. Я все-таки не выдержала и сама позвонила ему. Сочащимся патокой голосом мягко предупредила, что если сегодня он наконец не освободит в своем плотном графике крошечное окошко, то может больше не переживать на мой счет. Не удержалась и с затаенной угрозой дипломатично намекнула: еще хотя бы один букет красных цветов, доставленных мне под дверь, и я торжественно выкину новоприобретенный алый веник прямо под ноги журналистам. Для наглядности. Кажется, Ито проняло, потому что меня тут же заверили: сегодняшний вечер – наилучшее время для встречи. Я отказалась и от совместного ужина (любоваться на собственные фото в Сети мне вовсе не хотелось), и от прогулки и сухо предложила встретиться в моем номере. Миндальничать я не собиралась. Никогда не посылала мужчину лесом, но, думаю, справлюсь.
От Алекса не было вестей почти две недели, и я начала волноваться. Новости с Эрии не радовали: мятежи и беспорядки продолжались, а я никак не могла понять, чего же добивается брат. В том, что у него был план и парочка запасных, я не сомневалась, но не могла разгадать его суть. Чего он хочет? Эрия – чужая планета, и мы на ней навсегда останемся гостями. С нами могут поделиться правами, но надолго ли? До следующего бунта? Как ни рассуждай, а проблема требовала какого-то кардинального решения, которого я не видела, хотя, не сомневаюсь, оно лежало у меня под носом. Причем в нем как-то фигурировали цинфийцы и их оборонная промышленность…
Я не простила Алекса, но все же была готова сдаться и позвонить первой. Просто чтобы убедиться: он жив. Сам он не объявлялся. Возможно, его тоже задела наша ссора, а может быть, он давал мне время остыть. С Алексом никогда не знаешь, что у него на уме.
И все же его молчание выглядело подозрительно хотя бы потому, что цель моего визита на Цинф подходила к своему логическому завершению. Фильм был почти снят (немыслимая скорость, но, как объяснил Игибо Майс, предельно короткие сроки и работа на износ – норма для поставленного на поток цинфийского кинематографа). Оставалось доснять финал.
– Итак, все готовы? – Игибо Майс в предвкушении потер руки и тут же потребовал: – Попрошу не смущать актеров и удалиться с площадки всех лишних! Не мешайте творческому процессу!
По толпе помощников, реквизиторов, визажистов и участников второстепенного состава каста прокатился шепот, раздались нервные смешки. Кто-то из молоденьких девочек покраснел и прижал ладошки к вспыхнувшим румянцем щекам.
Я покачала головой. Забавно, что такое волнение вызвала, по сути, невинная сцена. Наблюдая за нетерпеливым волнением, охватившим площадку, можно было подумать, что мы снимаем постельную сцену. Очень-очень откровенную.
– Мы уйдем или останемся? – шепотом спросила Айю. Ее глаза горели азартом, почти таким же, как во время игры в «варваров», когда в руках она сжимала оружие.
– Останемся, – успокоила я. Мне и самой было любопытно.
Айсан Моно в красном платье в пол пленяла и очаровывала. Облегающий верх обтягивал хрупкую фигурку и соблазнительно подчеркивал все ее достоинства, а асимметричная юбка до колен с разрезом до бедра удлиняла и без того идеально стройные ноги. Волосы были уложены в творческом беспорядке и зачесаны на одну сторону, открывая красивую линию шеи. Даже мне потребовалось усилие, чтобы отвести от нее взгляд, стоило ли говорить о мужчинах? Заметив, как Дайс что-то негромко сказал Айсан, я почувствовала укол ревности, но почти сразу забыла о собственных чувствах – Айсан улыбалась слишком напряженно. Она вся была как натянутая струна, и это немного удивляло: неужели так сильно волновалась перед началом съемок?
Долго думать об Айсан я не смогла. Мысли вновь вернулись к Дайсу. Облаченный в свободную рубашку и узкие брюки, он выглядел настолько естественно и сексуально, что сердце забилось громко и быстро. Я даже покосилась на Айю: не услышала ли она его стук?
– Итак, танец под дождем, – громко напомнил Игибо Майс, когда все зеваки покинули помещение. – Начинаем прогон!
К танцам на Цинфе относились неоднозначно, а потому включить подобную сцену в финал – риск и своего рода провокация. К тому же элементы танца мы разрабатывали сами, во многом заимствуя у земного танго. В итоге получилось нечто новое, страстное и пылкое, что должно было стать завершающим аккордом и символизировать глубину чувств героев. Музыку писали специально для этой сцены, и, признаться, она получилась до дрожи прекрасной: надрывной, эмоциональной, резко обрывающейся в конце росчерком скрипки – идеальная иллюстрация трагической истории любви.
Думаю, такая аллюзия даже лучше прямолинейного объяснения и прощания с неизменным поцелуем. Тем более что на Цинфе за подобный тривиальный ход меня все равно бы забросали камнями – нормы морали не позволили бы поступить иначе. А вот идея с танцем могла выстрелить. Не зря в нее так вцепился Игибо Майс; у него на такие вещи срабатывало чутье.
По залу разлилась музыка. Она вступала резко, сильно, не давала времени на прелюдию. Ее ритм будоражил и нервировал, заставлял задыхаться от предвкушения; в нем звучали сила упрямства и неизбежность скорой драмы.
Дайс оказался за спиной Айсан. Его ладонь пробежалась по плечу партнерши и опустилась вниз, коснулась ее пальцев и взяла их в плен, чтобы затем потянуть на себя. Теперь они стояли друг напротив друга. Мгновение, и рука Дайса уверенно обхватила тонкую талию, другая по-прежнему не отпускала ладонь Айсан, заводя ее все выше.
Не отрываясь, я смотрела на то, как Дайс прижимает к себе девушку, как влюбленно изучает ее лицо, как нежно и порывисто ведет в танце, и сердце болезненно сжималось. Когда раздался окрик Игибо Майса, оборвалась мелодия и Айсан отпрыгнула от Дайса, как испуганная кошка, я с облегчением перевела дух и перестала нервно закусывать губу.
– Стоп! Дайсаке Акано – хорошо. Айсан Моно, в чем дело? Почему ты трясешься, как лист на ветру? Тебе нужно показать отчаяние влюбленной девушки, а не ужас несчастной жертвы. Понятно?
– Да. – Айсан виновато склонила голову. – Простите.
Игибо Майс разочарованно цокнул языком и дал знак снова включить музыку. В этот раз я заставила себя сконцентрировать внимание не на Дайсе, а на его партнерше. Айсан механически выполняла все элементы, ее тело казалось застывшим от напряжения, а на лбу, если приглядеться, выступили капельки пота. Но больше всего смущал взгляд: абсолютно пустой, как у куклы. В сочетании с фальшивой улыбкой он откровенно пугал.
– Стоп! – снова рявкнул Игибо Майс. – Айсан Моно, да что с тобой?!
– Я… Простите…
Игибо Майс в бессильном раздражении развел руками, а затем смягчился (я видела, каких трудов ему это стоило) и постарался успокоить актрису:
– Послушай, эта сцена не будет выглядеть непристойно. Да, немного на грани, но в рамках. Твое агентство одобрило такое решение. Твоя репутация не пострадает, наоборот, этот эпизод разбавит образ пай-девочки нужной крупинкой чувственности.
Я склонила голову набок и наблюдала за Айсан. Ни один мускул на ее лице не дрогнул. Она по-прежнему напоминала кролика, застывшего под взглядом голодного удава. Что-то было не так.
– Я поняла. Простите.
Айсан извинилась уже третий раз за пять минут, словно готовилась к тому, что дальше будет только хуже. Странно…
И снова прогон, и снова неудача. Игибо Майс уже не старался подавить гнев. Его слова резали, как скальпель тело пациента на столе у хирурга, а полосатый шарф он содрал с шеи, скомкал и метко запустил им в зазевавшегося осветителя. Тот на автомате поймал шарф и теперь не знал, что с ним делать. Так и застыл, держа его, как опасного зверька, кончиками пальцев и на расстоянии вытянутой руки.
– Айсан Моно, да что такое?! У вас было несколько репетиций, и хореограф заверял, что вы справляетесь!
– Хореографом была женщина, – попыталась оправдаться Айсан.
– И что?!
– Элементы я отрабатывала с ней, – совсем тихо, почти шепотом пояснила та и уткнулась взглядом в пол.
Что-то в голове щелкнуло. То ли я читала о таком случае, то ли где-то слышала, а может, просто интуитивно догадалась, но, кажется, я поняла, в чем дело.
Я дернула Айю за рукав и потянула за собой. Она удивилась, но послушно последовала за мной.
Конечно, я могла бы не вмешиваться. Сложно сказать, что именно заставило меня подняться с кресла и направиться к Игибо Майсу, сквозь зубы сыплющему ругательства. С одной стороны, мне чисто по-женски стало жалко Айсан, ведь если то, о чем я думала, правда, ей и так пришлось несладко. С другой стороны, это был мой сценарий, и я хотела, чтобы фильм был доснят в соответствии с ним. Да, его нельзя назвать моим творением в полном смысле этого слова, но все же… Это тоже моя работа, пусть и не самая удачная. В ней заложена частичка меня.
Алекс говорил, что предавать можно других, но никогда – себя.
Поэтому я не могла позволить запороть одну из самых перспективных сцен этой истории.
– Господин Игибо Майс, оставьте меня наедине с актерами. Я исправлю ситуацию.
Айю с сомнением поджала губы, но перевела фразу. Режиссер перестал гневно фыркать, прекратил комментировать очередное неудачное па (спина Айсан заметно подрагивала, как будто в ожидании удара) и с подозрением воззрился на меня:
– И что же госпожа Майя Данишевская планирует предпринять?
– Это неважно, – не стала вдаваться в подробности я. – Просто дайте мне немного времени.
Игибо Майс задумчиво потеребил кончик острого уха и после паузы неохотно согласился:
– Хорошо. Будем считать, что вся съемочная группа отправляется на перерыв, а ваша троица остается репетировать. У вас двадцать минут.
– Сорок.
Режиссер набрал в легкие побольше воздуха, очевидно собираясь спорить, а затем махнул рукой: