Дальше я не слушала. Какая-то неоформившаяся догадка крутилась в голове, зудела, как обожженный крапивой палец, но я никак не могла ее поймать. Лишь мельком отметила, что адвокат дотошно указал на занятный факт – жертва отказалась от медицинского обследования. Но голос разума был тут же заглушен пафосной речью прокурора о том, что робость и воспитание не позволили жертве согласиться на взятие образцов. И побойтесь рин, ведь…
– Бла-бла-бла, – пробормотала я, прожигая прокурора взглядом. Если бы можно было убивать силой мысли, он бы уже давно валялся на полу мертвый и частично растерзанный.
– Согласна, – тихо ответила Айю и склонилась к моему уху. – Но вы посмотрите, его аргументы действуют. Присяжные и судья на стороне «жертвы».
Я заметила, что Айю выделила последнее слово и поняла: она тоже не поверила складно говорящей девушке.
– Сторона обвинения просит дать показания госпожу Айсан Моно.
Я вздрогнула и повернула голову. Айсан, побледнев, решительно встала и направилась к трибуне для свидетелей.
– До меня дошли слухи, что на съемках последней сцены у вас возникли трудности.
Айсан сжала кулаки, я рассмотрела, что костяшки побелели. Дайс по-прежнему смотрел отстраненно, но при виде коллеги смягчился, на его лице мелькнуло сочувствие.
– Да, у нас были некоторые… сложности, – осторожно призналась Айсан, еще не понимая, к чему ведет прокурор.
Тот победно улыбнулся и вкрадчиво продолжил:
– Проблема заключалась в том, что вам предстояла достаточно интимная сцена, верно?
– Да. Я смущалась и…
– Возможно, вы просто чувствовали исходящую от Дайсаке Акано опасность? Ведь говорят, что женская интуиция способна предсказывать невероятные вещи.
– Нет, вовсе нет! – замотала головой Айсан. – Дело не в этом.
– А в чем же? Расскажите нам. – В голосе прокурора прорезались кошачьи нотки – так мурчит кот, прежде чем впиться когтями в оголенную кожу. – Что помешало вам, талантливой актрисе, сыграть нужные чувства?
– Мне… Я… – Айсан хватала ртом воздух и никак не могла найтись с ответом.
Я с напряжением следила за ней, но уже знала: она не признается в своей фобии. Это означало проститься с репутацией, с работой, столкнуться с осуждением. И как бы я ни хотела, но я не могла винить ее за это. На Цинфе правили на редкость патриархальные представления и традиции. Ито был прав: девушке здесь выжить сложно.
Бледных щек Айсан коснулся румянец, длинные ресницы беспомощно затрепетали. Я отвела взгляд и посмотрела на свои руки, сцепленные в замок, – быть свидетелем чужой слабости мне не хотелось. Достаточно того, что мне все равно пришлось услышать подрагивающий голос Айсан.
– Я… не могу объяснить, – выдавила наконец она.
– Что ж, вероятно, на то есть причины, – покладисто согласился прокурор и постановил: – У обвинения больше нет вопросов.
– Защита? – Судья вопросительно поднял бровь.
Адвокат встал, но Дайс покачал головой и что-то негромко сказал ему. Тот растерянно сел на место.
– У защиты нет вопросов, господин судья.
Того явно устроил такой поворот дела:
– Суд удаляется на перерыв. Слушание продолжится через сорок минут.
К Дайсу подошли два конвоира, и он лишь поморщился, когда тычком в спину его заставили подняться. Обернувшись, он впервые окинул взглядом зал – вероятно, искал мать или сестру, но увидел меня.
Мы оба замерли, безмолвно ведя диалог одними глазами. Несмотря на неудачное прощание, я не злилась на Дайса. Его смущенное, немного потерянное лицо, улыбка, наполненная светом и сожалением, сказали мне больше слов. А затем кто-то словно выключил лампочку. Дайс вспомнил, где он и что происходит, и резко отвернулся, наступив при этом на ногу охраннику. Тот буркнул что-то грубое. Я потрясенно моргнула.
Дайс не хочет со мной разговаривать? Он… стесняется меня? Или себя?
Ничего не понимаю.
В этот момент, когда я растерянно взирала на удаляющуюся спину Дайса, в голове что-то щелкнуло. Задачка решилась так легко, что мне стало даже стыдно: надо же было настолько погрузиться в эмоции, чтобы не разглядеть очевидного!
Я сорвалась с места и подскочила к уныло изучающему документы адвокату. Про Айю я даже не вспомнила.
– Кого вы планируете вызвать в качестве свидетеля защиты? – не тратя время на церемонии, прямо спросила я. На чистом цинфийском, конечно.
– Э-э-э…
– Так кого?!
– Господина Игибо Майса – режиссера.
– Отлично, – одобрила я и ухватила адвоката за рукав, опасаясь, что тот сейчас убежит. Судя по испуганному и растерянному взгляду, такая мысль его посещала. – Кого еще?
– Он последний в списке…
Я чертыхнулась сквозь зубы. Рискованно…
– Допрашивайте его так долго, как сможете. Я сейчас отлучусь, но когда вернусь, вы сразу же вызовете меня. Понятно?
– Э-э-э…
– Понятно?!
– Как скажете, госпожа Майя Данишевская. Но я не понимаю…
Но я уже оставила его, чтобы нацелиться на новую жертву:
– Могу я попросить вас об одолжении?
Игибо Майс даже ухом не повел, услышав, как хорошо я говорю на его языке.
Айю же неодобрительно цокнула языком и заозиралась, стараясь запомнить в лицо свидетелей нашего разговора. Мне было не до таких мелочей.
– Я слушаю, – сказал режиссер.
– Потяните время до моего прихода. Несите всякую чушь, но не дайте им дойти до оглашения приговора. Я вернусь так быстро, как только смогу.
Игибо Майс, не размениваясь на слова, согласно опустил ресницы. Этого было достаточно.
Я выскочила в холл со скоростью ракеты, сбила с ног пару особо ретивых журналистов и, не извинившись, ринулась к выходу. Айю и охрана, все это время дожидавшиеся меня за дверью, едва успевали следом.
В машине я нервно покачивала ногой и то и дело посматривала в окно, прикидывая расстояние до цели. Как непоседливый ребенок, я готова была теребить водителя каждые пять минут надоедливым нытьем: «Долго еще? А сейчас?» Заметив мое возбуждение, Айю не задавала вопросов, хотя я видела по ее лицу: их скопилось достаточно.
В отеле, к удивлению своих спутников, я направилась не в номер, а на поиски администратора. Стремясь сэкономить время, разговаривала с ним сама, без помощи Айю, чем ввела его в легкое замешательство. Своего я добилась – крошечная тонкая флешка с одной-единственной записью перекочевала из будки технического персонала в мои руки. Я жадно сжала находку и уже не выпускала ее из вспотевшей ладони. Несмотря на всю оперативность, мы все равно немного опоздали. Когда я вместе с Айю вернулась в зал заседания, у трибуны стоял Игибо Майс, и, судя по тому, как он нервно обмахивался шейным платком, допрашивали его уже достаточно давно.
– Так как вы, говорите, познакомились с обвиняемым?
– Протестую! – искренне возмутился прокурор. – Свидетель уже отвечал на этот вопрос пять минут назад!
– Возможно, он вспомнил еще что-то, – упрямо заметил адвокат. – Что-нибудь важное.
Судья тяжело вздохнул. Выглядел он уставшим.
– Протест отклонен. Господин адвокат, продолжайте…
Мне показалось, что еще немного – и судья добавит какое-нибудь нецензурное слово, но этого не произошло.
В этот момент Игибо Майс увидел меня и радостно ответил:
– Познакомились мы на пробах. Ничего интересного.
– И это все, что вы можете сказать? – разочарованно протянул адвокат, но поймав многозначительный кивок в мою сторону, обернулся. По его лицу пробежала улыбка облегчения. – У защиты больше нет вопросов, – резво постановил он.
Прокурор театрально закатил глаза, судья перевел дух, а Дайс впился в меня взглядом. С таким опасливым вниманием наблюдают за маленькими детьми на площадках, опасаясь, что они могут причинить себе вред.
Я едва успела занять свое место среди слушателей, когда адвокат, откашлявшись, провозгласил:
– В качестве свидетеля защиты вызывается госпожа Майя Данишевская.
По залу прокатился рокот удивления. С каждым моим шагом к трибуне он лишь усиливался, а затем резко стих. От многочисленных шепотков – любопытных, изумленных, растерянных – становилось не по себе. Кажется, теперь я знаю, как чувствовала себя Жанна д’Арк, взойдя на костер.
– Позвольте, но ее нет в списке свидетелей! – Прокурор нервничал и даже не пытался это скрыть. Он расстегнул стойку воротника, словно она его душила, и обнажил тощую цыплячью шею, удивительным образом гармонировавшую с желтым цветом его наряда.
Неожиданно мне стало смешно. Я опустила голову, чтобы скрыть улыбку. И чтобы не встречаться глазами с побледневшим, кусающим губы Дайсом.
– Протест отклонен, – после паузы сказал судья. Его голос звучал гораздо менее уверенно, чем всего несколько минут назад. – Приступайте к допросу свидетеля.
Адвокат благодарно склонил голову и повернулся ко мне. Его лицо стало сосредоточенным, ушла детская неловкость. Кажется, он наконец-то преодолел собственное смущение и начал работать.
– Представьтесь, пожалуйста.
– Майя Данишевская, – с готовностью произнесла я. – Землянка. На Цинфе я в качестве гостьи.
– Вашего знания языка хватит, чтобы ответить на вопросы, или вы нуждаетесь в услугах переводчика.
– Я справлюсь сама.
И снова перешептывания – прекрасный аккомпанемент для срыва масок.
– Откуда вы знаете обвиняемого?
– Он снимается в моем фильме. Вернее, снимался. Съемки подошли к концу.
– Что вы можете сказать о Дайсаке Акано?
Я медленно оглядела зал, чуть задерживаясь на знакомых лицах. Айю сжимала ладонями горящие щеки, ее глаза были распахнуты. Игибо Майс, чуть склонив голову, наблюдал за происходящим с отстраненным интересом зрителя. Мне казалось, еще немного, и он достанет наладонник, чтобы делать пометки по ходу. Я его понимала – сама бы поступила так же: когда еще доведется стать участником такого спектакля? Нельзя упустить ни одной детали – потом пригодится для сценария какого-нибудь фильма. Айсан в ужасе взирала на меня, ее рот был приоткрыт, но она, наверное, не отдавала себе в этом отчета. Лиа изучала меня исподлобья, с подозрительностью нищего, которому вместо мелочи сунули золотой слиток. Лишь Айлин смотрела спокойно, будто знала, что так оно все и будет. Ее сцепленные в замок пальцы лежали на коленях, и только легкое подергивание ладоней выдавало волнение. Я ободряюще улыбнулась ей.