Когда вездеход тронулся с прокруткой, подняв кучу буроватой пыли, в наушниках послышался негромкий, но отчетливый голос капитана:
– Володя, ты все-таки не лихачь…
Локтев дернул предохранительную скобу и откинул шлем назад.
– Тьфу ты, – хмыкнул он, вдавливая педаль газа. – Сами бы водили эту дурынду, если такие умные.
Повх тоже снял шлем. Сдерживая улыбку, обронил:
– Ну что ты кипятишься, Володь? Ты просто не лихачь, и всё…
Локтев рыкнул что-то неразборчивое и дерзко бросил «Крестоносец» вверх по склону русла.
Когда-то здесь, по-видимому, текли потоки лавы с гигантской кальдеры, увлекая за собой каменные глыбы, плавя песок, раскаляя воздух и в конце концов покрываясь замысловатым узором пепла. Дно русла было довольно ровное и широкое, но с каждым километром вездеход шел все труднее: увеличивался угол подъема. Не спасала даже втрое меньшая сила тяжести.
– Как думаешь, – спросил Повх, – есть на этой ледышке что-то стоящее?
– Ты имеешь в виду горы Фарсида?
– Нет. Я про Марс в целом.
Локтев помолчал, выруливая между двумя наносами-ракушками. «Крестоносец» ощутимо накренился на правый бок, но уже через десяток метров вновь пошел прямо.
– Скорее всего нет, – откликнулся наконец геофизик.
– А вдруг все же найдем что-нибудь на маршруте?… – промямлил биолог, как-то отрешенно уставившись на спидометр. Скорость не превышала тридцати километров в час.
– Да ты посмотри вокруг! – неожиданно резко сказал Локтев. – Оглядись.
Повх повернулся к нему.
– Что ты на меня вытаращился? – фыркнул Володя, не отрывая взгляда от скользящей под колеса ленты русла. – Туда смотри. Вверх, вниз, по сторонам…
Поправив горловину скафандра, Повх послушно поглядел через стекло. Даже с каким-то неподдельным интересом, будто впервые увидел оливковую пустыню.
Солнце уже поднялось довольно высоко, и его лучи наискось пробивали прозрачную атмосферу. На склонах кое-где гулял ветерок, вскидывая бурунчики пыли, но он был слаб и не мог поднять настоящую бурю. Вдали виднелись вспухающие линзы буро-сизых гор, над которыми остановилось желтоватое небо.
Повх провел взглядом по линии горизонта слева направо. Ее бугры и впадины почему-то напомнили ему край плохо отформатированного текста.
– Весна… – задумчиво сказал он.
– Что? – переспросил Локтев.
– Весна, говорю.
– Рехнулся? Какая, на хрен, весна?
– Марсианская.
Локтев подвигал плотными бровями.
– Н-да. Тебе, наверное, пора домой. Повх промолчал.
До места замера осталось примерно километров пятнадцать. «Крестоносец», надрывно гудя генератором, взбирался все выше, забывая за собой вздыбленные клубы пылевой взвеси.
Марс был равнодушен…
Вдруг биолог напрягся и подался вперед всем телом. Его тут же швырнуло обратно в кресло пневморемнями безопасности, крест-накрест перехватывающими грудь.
– По-о… о… постой-ка! – Повх всегда начинал заикаться на «о» при волнении. Он ткнул перчаткой в стекло: – Во-о… о… вон там!
Локтев уже видел: на склоне, метрах в ста правее русла, возвышались четыре столба. Он засопел и торопливо остановил вездеход – «Крестоносец» ухнул тормозными системами и замер.
– Может, о… о… обычные физвыветривания? – предположил Повх через минуту.
– Не похоже.
Локтев перевидал много причудливых скульптур на Земле, созданных резкими перепадами температур вкупе с ветрами в пустынях и прериях, морскими волнами на берегу, а также вершины-карлинги, обработанные ледниками, и множество других самых невообразимых рельефных образований. Да и на Марсе успел разделить для себя основные капризы поверхностных формаций на несколько видов и подвидов, скрупулезно занося их в свою компьютерную картотеку и делая снимки.
Это не походило на природные изыски. Четыре вертикально торчащих «пальца» вроде бы не отличались по цвету от окружающей поверхности. Но, судя по отбрасываемым теням, они были параллельны друг другу, одинаковы по высоте и, что самое удивительное, стояли точно в углах воображаемого квадрата.
– Местный Стоунхендж или вроде того… – осипшим вдруг голосом сказал Локтев, криво усмехнувшись. По дуге его сросшихся на переносице бровей можно было графики чертить. – Ну что, будущий нобелевский лауреат, пойдем?
Повх неуклюже заерзал в скафандре, будто внутрь попал камешек и мешал сидеть. Он посмотрел на приятеля и выдавил, переборов наконец заикание:
– Надо за Рокферрером ехать. Он химик все-таки.
– Ты что, идиот? – прошептал Локтев, медленно поворачивая к нему голову. – Ты хочешь, чтобы до останков марсианской цивилизации первым дотронулся янки?
Повх смутился.
– К тому же он – атмосферник, – добил Локтев, состроив гримасу убежденного шовиниста.
Больше они не произнесли ни слова. Практически синхронно клацнули шлемами и через шлюз выбрались из вездехода.
Пока извлекали из грузового отсека аппаратуру для спектрального анализа, капсулы с химреактивами для проб, фотои видеокамеры, Повх то и дело искоса поглядывал на заветные столбы, молчаливо возвышающиеся вдалеке, и гнал прочь мысль о грубом нарушении дисциплины. «Интересно, – гадал он, – Локтев тоже терзается тем, что мы не сообщили Демиденко о возникновении нештатной ситуации?…»
Они знали: если сейчас сообщат о находке капитану, то полковник потребует немедленно вернуться и отправится вместе с ними, захватив американца.
Оба были настоящими учеными, исследователями, путешественниками. Их охватил азарт, который вспыхивает в человеке лишь раз в жизни, – азарт близкого Открытия с большой буквы. Таким не так-то просто делиться с кем-либо еще.
С другой стороны, оба были космонавтами и военными. Людьми, у которых, кроме личных амбиций, есть чувство долга, для которых слова «честь» и «приказ» – не пустой звук.
Два этих начала боролись в их сердцах. Буква устава и знак препинания науки…
«Вы остановились?» – голос Демиденко прозвучал в наушниках словно гром, усиленный антенной на панцире «Крестоносца». На базе местоположение вездехода постоянно пеленговалось ради перестраховки.
Локтев и Повх застыли, будто их застукал учитель возле классного журнала, выдирающих лист с плохими оценками за четверть. Переглянулись. Повх сквозь слегка затемненное стекло шлема показал глазами: «Лучше говори ты…»
Брови Локтева перекатились синусоидой в такт словам:
– Мы тут хотим глянуть кое-что… Эфир промолчал.
– Столбики какие-то необычные, – сдался геофизик. Брови его обреченно упали графиком линейной функции.
«Что за столбики?» – прозвенел Демиденко в самые уши. Плечевые накладки локтевского скафандра безвольно опустились. Он печально произнес:
– По всей видимости… э-эхм… искусственного происхождения.
«Почему не доложили о нештат… Что-о?! – Капитан осекся, будто его оглушили. Через несколько секунд тягостной тишины рявкнул: – Быстро возвращайтесь! Без моего присутствия к осмотру объекта не приступать!»
Из перчатки Повха вывалился ящичек с реактивами. Он рассеянно посмотрел на него, нагнулся и поднял. Сказал:
– Товарищ полковник, выслушайте. Если мы сейчас вернемся, возьмем вас с американцем, снова приедем сюда, выйдем и обнаружим, что столбы – лишь очередное произведение пылевых бурь, то будем разочарованы. Все вместе. Да и времени потеряем черт-те сколько. Разрешите произвести первичный осмотр объекта. При малейшем подозрении, что он не естественного происхождения, доложим и вернемся. Ведь если это… искусственное, то придется перегнать челнок поближе и разбить базу для тщательного изучения.
Повх выдохся и умолк. Всю эту речь он произносил, глядя прямо перед собой, поэтому у Локтева создалось впечатление, будто биолог обращался к неподвижным столбам, а не к Демиденко.
Капитан безмолвствовал долго – озноб открытия, видимо, пронял и его заскорузлое сердце. Пожалуй, минуту или две из наушников доносились лишь слабые шумы, похожие на редкое дыхание самого Марса. Наконец Демиденко ответил рублеными фразами:
«Только первичный осмотр. Оставаться на связи постоянно. И не лапайте ничего руками, варвары!..»
До столбов Локтев с Повхом доскакали за полминуты, волоча по насыпи ящик с реактивами и спектрометр и поднимая тучи пыли, неохотно сносимой в сторону легким ветерком. Остановившись метрах в пяти от ближайшего «пальца», они некоторое время восстанавливали дыхание и разглядывали сооружение с чувством, близким к истерике.
Это было создано не природой…
Зрелище впечатляло.
В высоту столбы доходили примерно до уровня третьего этажа – метров десять-одиннадцать. Около полуметра в поперечнике, они по сечению представляли собой ровный круг. С солнечной стороны поверхность колонн поблескивала и казалась шершавой, фактура ее была похожа на… столярную шкурку с необычным напылением.
– Эрозия?
– Наверное.
Локтев вывел на монитор внешнюю телеметрию. Точнее, это был не совсем монитор… Вместо встроенного в шлем дисплея изображение проецировалось непосредственно на сетчатку глаза. Оно выглядело как большой полупрозрачный телеэкран, висящий в воздухе на расстоянии вытянутой руки.
– Радиация в норме, – сказал он, проглядывая данные. – Температура… давление… Ага, вот!
– Что? – быстро спросил Повх.
– Магнитный фон.
– Ну?…
«Что там, Володя?» – Демиденко, о котором они успели подзабыть, не упускал ни слова.
– Сейчас посмотрим…
«Черт! Твою душу! – ругнулся капитан, в наушниках что-то грохнуло. – Какого хрена они видео в легкие скафандры не впаяли? Растяпы…»
Локтев осторожно подошел к одному из столбов и остановился, вглядываясь в его шероховатый бок. Через мгновение он резко обернулся к Повху, протянул руку, требовательно подвигал пальцами и сказал с ненормальным блеском в глазах:
– Дай-ка…
– Чего дать? – опешил биолог.
– Ну пинцет, что ли, дай! Скорее!
Повх растерянно открыл ящичек и извлек оттуда пинцет с диэлектрической рукояткой. Локтев буквально выхватил из его перчатки инструмент и вновь повернулся к столбу.