Милый дядечка, заместитель префекта, оставил директору приюта телефонный номер своего заместителя. Тот прислал эсэмэской номер карты и приказал перевести взятку на карту с подписью «Долг возвращаю. Спасибо». Прекрасная идея. Наемные убийцы сейчас тоже, должно быть, получают плату подобным образом. Он завалил пятерых, динь… На счет приходит круглая сумма с подписью: «Это тебе на подарок! С днем рождения, любимый!»
Баба Таня внимательно мыла посуду, когда на кухню вошел Миша.
– Баб Тань.
– Чего тебе?
– Вы Иру не видели?
– Нет. В комнате же была.
– Нету ее. Заснули мы с Ванечкой, а она ушла.
– То есть сначала ты мальчишку потерял, а потом жену.
– Баб Тань! – с упреком сказал Миша.
– Звонил ей?
Миша кивнул:
– Отключила телефон. Или разрядился, не знаю.
– Ну и не паникуй, подожди. Прибежит телефон заряжать. Вы же сейчас без телефонов не можете.
– Баб Тань, вы сами со смартфоном ходите.
– Внук подарил, что ж, мне его в ломбард нести?
Миша замялся:
– С Ванечкой посидите?
Баба Таня посмотрела на него недовольно, с осуждением:
– Посижу, посижу. Зачем ребенка только заводили?
– Знали, что вас встретим, золотая вы наша!
– Льстишь?
– И не думал.
– Мели Емеля, твоя неделя.
Не то чтобы я слышала по ночам собачий лай, не то чтобы мне во сне являлись бездомные собаки и смотрели на меня полными слез глазами. Я просто была ответственной. Я была хорошей девочкой, что бы про меня ни говорила учительница старших классов Раиса Власовна Литвак. Я решила проверить, как живут питомцы приюта, из-за которого мы преступили закон. Тем более олигарх Филимонов мне сказал:
– Что там с собачками?
– Пока не знаю, – ответила я.
– Это что, я за тебя проверять должен?
– Я проверю, – сказала я. – Сегодня же.
Хотела уйти, но Филимонов меня остановил, заставил вернуться.
– Отчет с фотографиями мне на почту, – приказал он. – И на наш сайт.
Я пообещала. Только после этого он меня отпустил. Вообще олигарх Филимонов любил разглядывать картинки. Как Алиса в Стране чудес.
За красивыми картинками и приятными эмоциями я отправилась в приют. Мне представлялись чистые, ухоженные собаки, которые, прижавшись друг к другу головами, как в мультфильме Диснея, пели хором мажорную песню:
Мы радуем глаз!
Ав, ав,
Мы радуем вас!
Ав, ав.
Кто любит котов,
Ав, ав,
Тот точно не прав,
Ав, ав!
Но вместо приятной сердцу благотворителя идиллии я увидела жуткий кошмар. Вернее, сначала услышала. Собаки не просто лаяли, они надрывались, как в день Страшного суда. С трудом вытаскивая резиновые сапоги из грязи, я вошла в приют, и они начали бросаться на двери клеток как бешеные! Голодными они быть не могли, тогда в чем дело? Судя по их поведению, они точно решили, что я их лютый враг. Согласна, я человек в целом неприятный. Но такого отношения точно не заслужила.
Как по ниточке, задержав дыхание, я прошла между вольерами. Поднялась по лестнице в кабинет директора. Ну или как он там правильно называется. В кабинете вместо директрисы сидела какая-то лохматая девица. Когда я вошла, я почувствовала запах бензина. Девица вытащила зажигалку. Она, глядя на меня не мигая, щелкнула зажигалкой «Зиппо» и сказала:
– Я предупреждала, я подожгу себя!
Ситуация была так себе. Под ногами у бешеной девицы был мокрый, темный от бензина половик.
– Здравствуйте, – сказала я. – А где директор?
– Не подходи, сука! – сказала девица.
– А чего это я сука сразу?
– Вы там в управе все такие! – девица помахала зажженной зажигалкой.
– Я не из управы. Я из фонда. Мы вам деньги перевели.
– Деньги перевели? – девица засмеялась. – Ой, не могу. Деньги они перевели!
– Где директор ваш?
– Наш директор с вашими деньгами уже в Черногории.
Доходило до меня с трудом, но всё же дошло.
– Не может быть.
– Вот ты лохушка, – сказала девица.
Добавить к этому было в целом нечего.
– А вы кто? – спросила я девицу.
– А я волонтер. Собак защищаю.
– Ясно. Я – Юля. А вас как зовут?
– Анна Александровна.
Она держалась крайне независимо.
– Анна Александровна? – сказала я. – Вот так вот официально? Ну ок. И что вы, Анна Александровна, правда себя подожгли бы?
Девица щелкнула демонстративно зажигалкой, и огонь погас.
– А ты как думаешь?
Мише снилось, что он бежит по Тверской улице. Правильная техника, дыхание, всё как надо. Усталости нет совсем. Странно только, что все прохожие в балаклавах. Все до единого. Они поворачиваются, когда он пробегает мимо, следят за ним – немигающие глаза в прорезях. Миша бежит дальше и видит коляску с Ванечкой. Хочет остановиться, но затормозить возле коляски у него не получается, он продолжает бежать дальше. Он бежит быстрее, вдыхает воздух, и вместе с воздухом входит в него отчаяние.
Сквозь сон Миша услышал, как ключ повернулся в замке входной двери. Он тут же проснулся, вскочил с кровати, скрипнули пружины. Миша посмотрел в кроватку. С облегчением убедился, что Ванечка спит, и вышел, пошатываясь, из комнаты.
Ира старалась без шума притворить дверь. Она хотела войти и пробраться в постель незамеченной, но Миша не оставил ей шанса. Уперев руки в бока, он загородил ей дорогу в комнату. Вид у него был решительный, но несерьезный. Трусы чистые, но не новые.
– Ты где была?!
– Тише, – сказала Ира.
– Что «тише»? Ты куда ушла?! У тебя что с телефоном?
– Я его выключила, – сказала Ира спокойно.
– Чтобы со мной не разговаривать, да? Чтобы я до тебя не смог дозвониться?! – сон пропал, появилось возмущение.
– Мне нужно было побыть одной, – сказала Ира.
– А мне можно было об этом сказать? Предупредить заранее!
Ира пожала плечами и ответила:
– Это было бы уже не то.
– Ты издеваешься, что ли?! – Мишу раздражало ее спокойствие. – Я места себе не нахожу.
– Ванечка спит?
– Уснул. Только до этого спрашивал несколько раз: «Где мама?»
– Врешь, не умеет он еще разговаривать.
– А тут от возмущения заговорил.
Миша внимательно посмотрел на подельницу. Она выглядела ужасно усталой.
– Что случилось, можешь мне нормально объяснить?
– Только не здесь, – сказала Ира. – Пойдем в комнату.
В комнате сели на кровать. Продолжили шепотом.
– Ну? – сказал Миша.
– Мне кажется, ты не поймешь.
– А ты испытай меня!
– Понимаешь… Когда это с цыганкой случилось, ну, в смысле, ты ее увидел и подошел, мне уже не по себе было…
– Я не понимаю.
Ира подбирала слова:
– А когда она от ребенка отказалась, получилось, что у него только мы с тобой остались. Он у нас с тобой навсегда! И я тут ясно поняла, что только мы за него отвечаем. И тогда мне стало по-настоящему страшно. Так страшно, что захотелось бежать!
– И ты побежала?
– Да. Это паника, – сказала Ира.
Миша тяжело вздохнул. Ире стало его жалко.
– Я на самом деле в торговый центр прибежала, – сказала она. – Ходила там.
– Ясно.
– Три мороженых съела. И торт. Пить хочу.
– Я сейчас принесу.
– Подожди, – Ира взяла его за руку. – Мне стыдно, Миш. Но теперь… я готова.
Миша удивился:
– К чему?
– Что теперь только мы! Ты, я и Ванечка!
Ира выглядела как Жанна д’Арк. Только в легинсах.
В тот день олигарх Филимонов был настроен философски. Может быть, у него был секс накануне. Он вызвал меня. Заставил стоять, а сам, качаясь в кресле, рассматривал Кремль, красный от стыда и от крови. Я Кремль имею в виду, не Филимонова.
– Человек слаб, – сказал олигарх Филимонов. – А женщина, как тоже отчасти человек, слаба вдвойне.
– Это мужской шовинизм, – сказала я.
Филимонов кивнул:
– Пусть. Но ты же никому не скажешь.
– Пока нет. Но буду вас потом шантажировать.
Филимонов хмыкнул, не улыбаясь.
– Змею пригрел на груди.
Надо же, я рассмешила двадцатое лицо в государстве.
– Аферистку твою из приюта мы нашли. У нее ипотека в моем банке.
Я искренне удивилась:
– Вот так вот просто.
– Человек оставляет след, как улитка. Такая слизь за ним остается…
– Пожалуйста, не продолжайте.
– В наших силах сделать так, что у нее заберут квартиру по ипотеке.
– Выкинут на улицу? – спросила я.
Филимонов посмотрел мне в глаза и кивнул:
– Как собаку. Как одну из ее собак. Что думаешь?
– Я не знаю, – замялась я.
– Короче, наказывать ее или нет, решать тебе.
Вот это номер!
– Стоп-стоп, почему так?
– Ты пришла жаловаться, ты и решай.
Он был прав. Неси ответственность за свои поступки. Каждый твой шаг имеет последствия, бла-бла-бла…
Была пятница. День странный и короткий. Уже в четыре часа пополудни толпы предвкушающих отдых заполняли вагоны метро и со стеклянными взглядами ехали до пунктов назначения. Я в метро не спешила. Я со стеклянным взглядом сидела в кабинете Геныча и ела зефир. Геныч, узнав, в чем проблема, свою позицию высказал четко:
– Наказать ее надо! Таких людей только удар по голове в чувство приводит.
Я чуть зефиром не поперхнулась:
– Ага. А потом я буду себя до самой смерти винить, что она на улице осталась. Да меня совесть съест!
– Только до этого ты весь мой зефир съешь, – сказал Геныч и отодвинул от меня вазу.
– Э! Куда?! – закричала я.
– Хорошего помаленьку.
Я облизала пальцы.
– Вот что, я такой грех на душу не возьму!
– Ага, – сказал Геныч. – Пусть грех на душу берут другие.
– Пусть. Но это не моя проблема.
Я, конечно, старалась прозвучать уверенно. Но Геныч, несмотря на тупость, был интуитивный человековед. Он сказал: