– Да, я вас слушаю.
– Это я вас слушаю! – сказала дамочка.
– Вы о чем, не понимаю?
– Это моя коляска! Моя и моего Гриши!
Этого еще не хватало, подумала Ира.
– Вы ошиблись. Извините…
Скандалить сил не было. Ира решила уйти. Но дамочка бросилась за ней:
– Стойте! Стойте вы! Ошибиться я никак не могла! Вот и тросик перекушенный! Вы его даже снять не удосужились! И одеяло мое!
– Не ваше. Вы обознались.
– Вот я его сейчас переверну! – дамочка полезла было внутрь коляски. Ира оттеснила ее.
– Не трогайте! Ребенок спит!..
Но та все равно извернулась и вытащила одеяло. Стала тыкать им Ире в лицо:
– Вот, пятно! Сюда Гришенька много раз срыгивал! И вы говорите, что оно не мое?!
Еще два месяца назад Ира затолкала бы это одеяло дамочке в глотку. Но теперь она пыталась выкрутиться. Словно она терпила какая-то.
– Да тише вы, – говорила она. – Тише. Одеяло, может быть, и ваше, а вот коляска…
– И коляска моя! Да как не стыдно! Вы где ее взяли? Где?
– Не кричите, ребенок проснется. Купила. С рук.
– Ну, конечно. У кого? Конкретно?
Ира себя не узнавала. Такого отчаяния, такой слабости она никогда не испытывала.
– Я не помню уже.
– Ну, конечно, – и дамочка, глядя на нее, начала вытаскивать смартфон. – Сейчас мы разберемся!
Ира увидела, как та набирает три цифры, номер полиции.
– Подождите. Стойте, – сказала Ира. – Сейчас я сына выну.
Она бережно достала теплого, начавшего уже хныкать Ванечку, прижала к себе. Она посмотрела на дамочку, засовывающую одеяло внутрь коляски, и не удержалась:
– Да подавись!
– Не «подавись», а «спасибо», что я на вас не заявляю!
Дамочка увезла коляску, толкая ее перед собой.
– Фак, – сказала Ира, а потом еще несколько раз: – Фак, фак, фак!
Ванечка начал хныкать громче.
– Тихо-тихо, Ванечка. Эта тетя плохая. И коляска плохая. Мы тебе лучше купим. С мотором. Тихо-тихо-тихо…
Сначала я пила «Егерьмайстер». Допила, что осталось, и перешла на ром с колой. Кола уже заканчивалась, а ром – нет. На кухню пришел папа.
– Юля, нельзя заливать горе вином! Юлия! Женский алкоголизм не лечится!
– Это не вино. Это ром с колой.
– Дай попробовать.
Я протянула ему стакан, он глотнул и поставил стакан на стол.
– Вкусно.
– Ну, видишь? Ко мне-то тогда какие вопросы?
– Я налью себе немножко?
– Валяй. Нет, погоди. Я тебе сама смешаю.
Рома я отцу не пожалела. Все-таки близкий родственник. Отец присел напротив, торжественно держа стакан перед собой на весу.
– Хочу разделить с тобой горький хлеб изгнания.
– Дрогнули! – сказала я.
И мы дрогнули.
– Хочешь, я твоему олигарху морду набью? – спросил отец, поставив пустой стакан.
– Нет.
Дальше смешивал отец. У него получалось неплохо. Правда, он пил не чокаясь. Он выпил, выдохнул и сказал:
– А я набью!
– Не надо, – сказала я. – Он человек несчастный, хотя и богатый. У него дочь сбежала.
– Если у отца сбежала дочь, он сам виноват!
– Ты прав. Он ее ударил. И она сразу ушла.
– Ты откуда знаешь?
– Мне Геныч по секрету сказал.
Мой папа нахмурился:
– Я надеюсь, олигарх на тебя руку не поднимал?
– Перестань. Мне кажется, он до сих пор жалеет о том, что произошло.
Папа расправил плечи.
– Поздно спохватился. Дочь – это сокровище! Тем более моя!
– Ага. То-то ты из меня служанку хотел сделать.
– Давай поменяем тему разговора.
Мы поменяли тему и поменялись местами. Снова ром разбавляла я.
Когда она уже перестала ждать, появился Миша. Вошел как ни в чем не бывало, огляделся по сторонам, спросил:
– Где бабка?
– Ты чего здесь делаешь? – сказала Ира.
– Где коляска?
– Отобрали. Я тебя предупреждала, не приходи!
– Кто отобрал?
– Тот, у кого ты ее спер!
– Я ради ребенка. Ради нас.
Он стоял перед ней, какой-то облезлый, худой, играл желваками.
– Ты ребенка спер тоже ради нас? – сказала она шепотом.
Он тоже перешел на шепот, чтобы баба Таня не услышала:
– А ты уже жалеешь об этом?
– Представь себе, нет! Наоборот. Я теперь знаю, для чего живу!
– Ни фига себе ты заговорила! И для чего?
– Чтобы с ним ничего не случилось, вот для чего!
Миша в глубине души согласился с Ирой, но вслух начал возмущаться:
– Ты с каких таких пор…
Но договорить Мише было не суждено. В дверь позвонили.
– Тихо.
– Я и так уже тихо, – прошептала Ира. – Тише некуда.
– Ты кого-нибудь ждешь?
– Жду, когда у тебя мозги появятся.
– Да тише ты!
В дверь еще раз требовательно позвонили.
Миша на цыпочках подошел к двери, посмотрел в глазок. Потом так же, стараясь не шуметь, вернулся к Ире.
– Менты, – сказал он страшным шепотом.
Звонок повторился.
– Откройте, полиция! – сказали за дверью.
Из комнаты вышла недовольная баба Таня.
– Кто там звонит? Вы чего не открываете?
– Баб Тань, тише. Менты, – зашипел Миша.
– Они полиция давно.
– Открывайте! – бухнули за дверью.
– Это доктор навел, – сказала Ира. – А ведь обещал…
– Понятно. Ты с ним замутила.
– Ничего я не мутила.
Менты звонили в дверь не переставая. Начали стучать.
– Я открою, – решила баба Таня.
– Не надо! – сказали Ира и Миша одновременно.
– Баба Таня, – добавил Ира, торопясь. – Не открывайте. У нас ребенок краденый.
До бабы Тани с трудом доходил смысл Ириных слов:
– Кто краденый? Ванечка?
Дверь дрожала под ударами.
– Открывайте немедленно, полиция!!!
Мы с папочкой пили до глубокой ночи. Ночь Ненужных Откровений. Ночь Пустых Признаний.
– Дочка.
– Что?
– А ты «это»?..
Папочку моего передернуло.
– Что с тобой, пап?
– Это я подмигиваю.
– А мне показалось, это нервный тик.
– Это я подмигиваю и намекаю.
– На что?
Папа мой сказал, стесняясь:
– Ты с ним не того?.. Это?..
Я наконец всё поняла:
– Думаешь, я получила эту должность через постель?
– Хоть он и мой ровесник, но я был бы не против. И не из-за денег. Вернее, не только из-за денег. Автомобиль, дочка, хочу. Давно. Подготовлюсь, выучу правила. На права сдам.
– У тебя уже есть права, – я на него даже не обиделась.
– Правда? Я забыл. Ну тогда нужна только машина.
– Пап. Иди спать.
– Слушаюсь и повинуюсь.
Он отодвинул табурет. Встал, качнувшись, и ушел, тяжело ступая. Командор на минималках.
Немного посидев, я пошла его проверить. Он уснул в одежде. Быстро и так крепко, как может спать пожилой человек с чистой совестью.
А я уснуть не могла. Но не из-за тяжелых мыслей, нет. Сначала это был папин храп. Похожий на шум моторной лодки, потом подключилась чья-то сигнализация за окном. Она вскрикивала, как Роберт Плант в конце песни. Потом к общему хору присоединились кошки.
Я лежала с открытыми глазами и слушала весь этот концерт. В этом сумасшедшем доме было не так одиноко.
Сигнализацию выключили, кошек разогнали. Папа замолчал, повернувшись на другой бок. Но тишина была недолгой. В ночном дворе заиграла густопсовая попса. Кто-то под самыми окнами начал заниматься сексом. Женские стоны начали попадать в ритм.
Я решила, что на сегодня хватит, и сделала бутерброд из двух подушек и своей головы.
Между подушками было как на дне моря. Немного шумело в ушах, но в остальном тишина и покой. Я представила, как лучи света проникают ко мне сквозь толщу воды и как вода размывает свет. И я уснула. И мне приснился сон.
Во сне был Геныч с бензопилой. Геныч, весело поглядывая на меня, заводил бензопилу, а после махал ей у меня перед лицом. Пила воняла кислым дымом, а Геныч сардонически хохотал и говорил:
– А что, если я тебе отрежу голову? Да, голову?!
А я ему во сне отвечала:
– Нет, не надо мне отрезать голову, Геныч, не надо, пожалуйста!
Но он заливался смехом, приближая ко мне пилу:
– Я тебе не Геныч, ясно!
– А кто ты?
– Я твоя дочь!
На этом месте я проснулась. Выпила литр воды, съела половину жареной курицы. И пожалела. Пожалела, что у меня не было второй половины.
Полицейские ушли. Было их двое или трое. Миша в глазок видел троих. Но за дверью разговаривали двое. Стучали, угрожали, и вдруг всё прекратилось. Установилась тишина.
Баба Таня смотрела в окно. Из подъезда вроде бы никто не выходил. Жители квартиры оставались в напряжении.
– Ир…
– Тихо.
– Ты с доктором встречалась, да?
– Это при тебе было.
– Вы почему в полицию не пошли? – прервала их баба Таня.
– Да они сами к нам, видите, ходят.
Баба Таня покрутила пальцем у виска:
– Я имею в виду тогда, ребенка в полицию не отнесли почему?
– Хрен им, а не ребенка, – Миша ментов недолюбливал.
– Испугались мы, – сказала Ира. – Как бы мы всё объяснили? Украли сумку, а там ребенок живой…
– Украли? – переспросила баба Таня.
Ира поняла, что проговорилась.
– Мы случайно, – сказал Миша.
– Ну, вы и гаврики, – баба Таня покачала головой. – Если б не сердце мое доброе!
Ира погладила домохозяйку по руке:
– Спасибо. Мы это ценим.
– Сказали бы в полиции, что нашли сумку.
– А если бы цыганка заявила?
Баба Таня поразилась их тупости:
– Где ты видел, что цыганки с младенцами в сумках заявления в полицию писали?
– Мы нервничали тогда, – сказала Ира.
Миша поддержал:
– Да. И решили оставить парня.
– Имя это вы ему придумали?
Ира и Миша переглянулись.
– Да. А что?
– Ничего, – усмехнулась баба Таня. – Идет ему. Так что ж с вами делать?
– Ничего не делать, – взмолилась Ира. – Пожалуйста.
– Только ментов не вызывайте.