– Вы слышали, – говорю.
– Дальше, – приказал он.
– «Дочка его пусть…» Я дальше не буду читать.
– Ты почему меня жалеешь?
– Да это просто мазохизм какой-то.
Судя по выражению лица, Филимонов из последних сил терпел мою тупость.
– Нет! Я спрашиваю, ты зачем меня в статье жалеешь? Почему не приложила?
Я что-то проблеяла. А он поругал меня и отпустил.
Зачем он хочет испортить себе репутацию? Чтобы – что? Может быть, это как-то связано с акциями на бирже? Бред. Не скажут же на бирже: плохой олигарх Филимонов! Гадкий! Не продадим ему акции! Мы брокеры, и мы не продадим ему акции! Не продадим, потому что он плохой! Фиг ему! Пошел он подальше!
Ведь если я правильно понимаю, в мире чистогана чем хуже, тем лучше. Другое дело, если бы он просил написать гадости про конкурента.
Одно можно было сказать точно – мой шеф любит пожестче.
Завтра был новый день. И я, как безродная цапля, измеряла коридор околокремлевского офиса шагами, представляя, что я охранник Сталина. Вот-вот войдет начальник охраны и дрожащим голосом скажет:
– Товарищ Сталин умер!
А я такая:
– Блин! Да что ж такое! Опять новое место себе искать!
Короче, хожу я по коридору и вижу… что дверь в кабинет Геныча приоткрыта, из щели рука выглядывает. Кисть видна, лежащая на полу. Безвольная кисть с золотыми часами. Подхожу ближе, заглядываю в кабинет и вижу Геныча, который на пол упал, но полностью в коридор не вывалился. Только рука до локтя.
Села на корточки перед ним:
– Виктор Геннадиевич, вы живой?! Виктор Геннадиевич.
Тяжелое тело не шелохнулось. А когда я потрясла его за плечо, тело ответило:
– Жё мапелль Клод.
– Очень приятно, – отвечаю. И вижу, что собирает бесчувственный Геныч внутренние силы и говорит:
– Ч-ч-ч.
– Что вы говорите, я не понимаю.
– Ч-ч-ч. Чеши.
– В смысле? Что почесать?
На мой вопрос Геныч ничего не ответил. Только грустно лежал. Я его руку подняла и в локте согнула, чтобы его тело из коридора никто не увидел. Дверь, однако, не закрывалась. Голова мешала. Геныч захрапел, тоненько и жалобно. Посмотрела я на него. Дурак дураком. Как все мужчины, когда спят. Храп был лишним звуком в офисе.
Геныча ничто не волновало. Он спал. Пахло от него так, словно он искупался в коньяке. Тут я подумала, его же до сих пор из коридора видно. И еще я подумала, что мы – команда. И эти две простые мысли, соединившись, дали мне импульс к действию. Кряхтя, затащила его в кабинет полностью. Вышла и прикрыла за собой дверь.
И что вы думаете? Этот простой поступок имел для меня самые позитивные последствия. На следующее утро ко мне подошел свежий Геныч, жующий мятную жвачку:
– Никто меня не видел вчера?
– Нет. Только камеры вас наверняка сняли.
– Это ерунда. Я – повелитель камер, дорогая моя. – И повторил с удовольствием: – Да, повелитель.
– Ах, вот как? – сказала я.
У меня было право на небольшой реванш.
– Прощаю тебе сарказм, потому как ты меня выручила. Хотя и не должна была, – добавил Геныч. – Пошли ко мне, покалякаем.
Калякал Геныч преимущественно один, отвечая на заданные самим собой вопросы. Запер дверь, начал с Древней Руси, перешел, по привычке бывших особистов, через Вещего Олега к недостатку дисциплины в современном обществе:
– …А если так получается, что это твоя обязанность, что тогда? Значит, ты свою обязанность выполнять должен!..
Говорил он всякую ерунду. А когда я уже его слушать перестала, сообщил мне тайну.
– А дочери-то у Сан Саныча нет.
– Как нет? – удивилась я.
– То есть она есть, – сказал Геныч, довольный произведенным эффектом. – Но сбежала, мерзавка. Год назад.
– Почему?
– Себя вспомни в семнадцать. Что ты там о себе думала?
– Думала, что я самое уродливое существо во вселенной.
Геныч был озадачен моим откровенным ответом, начал меня успокаивать:
– Ну, это ничего, ничего. Бывает и хуже. Вот дочь Сан Саныча взбрыкнула, на отца наорала, дверью хлопнула, и всё! Как в воду канула. Такие деньги на поиски потратили! Второй Крымский мост можно было на них построить.
– Не нашли?
– Если бы. Сан Саныч очень переживал. Помягчел даже. Здороваться начал.
– С кем? – спросила я.
– В принципе начал.
И тут дверь открылась и вошел олигарх Филимонов, как говорят в театре, «на реплику». Вошел не поздоровавшись и без стука. Не знаю, что он слышал из нашего разговора, но обратился сразу ко мне:
– Тебе задание новое.
– Я слушаю.
– Сделай подборку многодетных семей, которым нужна материальная помощь. А ты, Геныч, потом по списку ее пройди, проверь, жуликов вычеркни.
– Хорошо, Сан Саныч, – Геныч привстал и изобразил полупоклон.
Только Филимонов уже ушел, ушел и дверью хлопнул.
– А. Я поняла, – сказал я, – помощь детям – это своего рода компенсация. Боль уходит, когда заботишься о чужих детях.
Но Генычу не понравился мой глубокий вывод:
– Ты, вообще, кем себя возомнила, девка?! «Компенсация»! Ну-ка, шагом марш список делать!
Младенец уснул у Миши на руках, сразу отяжелел, стал еще теплее. И осознание того, что ребенок ему полностью доверяет, так доверяет, что готов видеть сны на его грубых руках, растрогало вора.
Он смотрел на Ванечку, играя желваками. Со стороны Миша выглядел страшно, но всё это из-за напряжения и нежелания заплакать.
– Ир, – позвал Миша шепотом.
Ира не ответила. Со своего места Миша видел, что и она вроде бы уснула. Лежала к нему спиной, не двигалась. Тогда Миша позвал еще раз:
– Ира!
Ира не шевелилась.
– Глухомань.
Она тут же обернулась:
– Что ты сказал?!
– Тише.
– Да знаю я. Чего?
– Смотри, – показал Миша на младенца. – Заснул у меня на руках.
– Конечно. Потому что я его полдня до тебя укачивала.
Миша пропустил ее слова мимо ушей:
– Улыбается мне.
Ира фыркнула, но тихо:
– Он мне первой начал улыбаться. Я тебе его уже с улыбкой передала.
– Не было у него улыбки!
– Была! – сказала Ира, повышая голос.
– Тихо-тихо, – Миша неожиданно быстро сдался. – Хорошо. Была, хорошо, была. Классный он, правда?
Миша смотрел, как маленькие глаза двигались под тонкими розовыми веками.
– Он не классный, – сказала Ира очень серьезно. – Он – самый лучший!
Раздался резкий, оглушающий дверной звонок. Особенно неприятный в тишине, которую Ира и Миша пытались сохранить.
– Кто это? – Ира приподнялась на локте. Вид у нее был испуганный.
Ванечка тут же проснулся, мелко заморгал, начал тихо скулить – верный признак того, что скоро перейдет на громкий плач. Миша положил ребенка рядом с Ирой.
– Сейчас. Посмотри за ним…
Миша подошел к входной двери и прислушался.
– Кто там?
Ответил из-за двери тот самый доктор.
– Это я, врач. Я у вас был, помните?
Миша зачем-то обернулся и сказал Ире шепотом:
– Это доктор.
– Я слышу, – прошептала Ира в ответ.
Миша потоптался у двери и громко сказал:
– Мы заняты.
– Я ненадолго, – сказал доктор за дверью.
– А что вы хотели?
– Я хотел посмотреть на ребенка. И на его документы. Вы мне копию не прислали.
Ира в панике зашептала:
– Скажи, никого нет!
– Никого нет, – сказал Миша громко, – ни жены, ни ребенка. Все ушли!
Доктор не унимался:
– А кто плачет тогда?
– Это телевизор, – сказал Миша, помолчав.
– Перестаньте, – сказал доктор. – Я слышал голос вашей жены. У вас тонкая дверь. Откройте, пожалуйста.
Миша с Ирой смотрели друг на друга, не зная, что делать. Миша пожал плечами. В этот момент упорный доктор нажал на дверной звонок, а после еще и постучал в дверь.
– Я требую, – сказал он, повысив голос. – Откройте дверь!
Словно отвечая, заплакал громче ребенок, а обитатели съемной квартиры застыли, не понимая, что им делать в этой ситуации.
Третья глава
И пустили мошенники, не подумав, врача, который заподозрил неладное. И вошел тот в их квартиру, как хозяин положения, не меньше.
– Проходите, пожалуйста, – сказала Ира.
Врач и так уже прошел, огляделся. Без халата он выглядел несерьезно, слишком молодым.
– А почему вы так долго не открывали? – спросил врач.
– Мы спали, – сказала Ира, чтобы хоть что-то сказать.
– Я, вообще-то, слышал, как вы переговаривались за дверью.
Врач строго посмотрел на Иру. Та совсем потеряла присущую ей уверенность. Но тот вступил в разговор Миша. Они с Ирой всегда работали парой. И если один давал слабину, второй брал инициативу на себя:
– И? – спросил Миша грубо. – Ты всё слышал? И?! – он наступал на доктора, словно танк. – Ты чего от нас хочешь, ты?!
Ира взяла Мишу за руку, чтобы остановить, но Миша уже завелся:
– Ты чего нас достаешь?!
Врач не ожидал такого напора, отступил к двери, начал что-то говорить, но Миша его перебил:
– Ты чего нас прессуешь? У тебя дел других нету, доктор?!
– Миша, не трогай его! – сказала Ира высоким голосом.
– Уберите руки, – потребовал врач.
– Да я только разминаюсь! – Миша еще крепче схватил его за ворот куртки и кулаками уперся доктору в челюсть.
– Я просто пришел за документами… – врач растерялся. – Свидетельство о рождении…
– Я тебе свидетельство о рождении сейчас в пасть затолкаю!
Ира схватила Мишу за руку:
– Миша! Тебя посадят!!!
– Не трогайте меня, – сказал врач тихо, – я ухожу.
Миша разжал пальцы. Врач развернулся, нырнул под его рукой, выбежал, протолкнувшись в едва открытую дверь.
После паузы Ира сказала:
– Нормально я тебе подыграла?
– Ага. «Миша, не трогай его! Тебя посадят!»
Оба прыснули. И тут из-за двери раздался глухой голос:
– Я всё слышу! У вас тонкая дверь!
– Всё! Я его сейчас грохну! – заорал Миша. Но когда он открыл входную дверь никого на лестничной площадке уже не было.