– Нечего им было вообще туда выходить. Они вдвоем всегда шли на неоправданный риск – лишь бы чего-то добиться.
– Они были нашими друзьями, – напомнил ей Расс.
– Это не значит, что они не были дураками, – ответила Энн, не успокаиваясь. – Самые сильные атмобури можно предсказывать за несколько часов. Может, они и не видели, как сильно она разыграется, когда выезжали утром, но уж точно знали, что день будет трудным.
Расс сделал шаг назад и посмотрел на Тима, который старался не отрывать глаза от планшета.
– Но они мертвы, Энн. Ты потом будешь себя ненавидеть за то, что…
– За что? Что разозлилась из-за того, что им не нужно было умирать? – она протяжно, содрогаясь от подступающих слез, вздохнула и опустила глаза в пол. – Они не должны были умирать.
Расс коснулся ее предплечья, провел теплой рукой по ее коже.
– Нет, не должны были.
Энн подняла взгляд на мужа, вытерла глаза.
– Мы сами такие же целеустремленные, какими были они, но мы никогда не шли на такие риски. Мы берем с собой на выезды наших детей, Расс. Наших детей. Некоторые в администрации считают нас сумасшедшими, но любой, кто был там, выезжал в эту пыль и ветер, знает, как понимать, какие бури действительно могут быть опасны.
– Отто просто тронулся, милая, – сказал он. – Ты же знаешь, он был на грани.
Энн напряглась, затем медленно кивнула.
– Он расклеивался, Расс. Просто расклеивался. Я беспокоилась за него и беспокоилась за тебя, с тех пор как вы стали проводить много времени вместе в последние месяцы. Стали обдумывать мрачные мысли. Желать невозможного.
Расс поморщился, покачал головой и провел рукой по заросшему подбородку.
– Сейчас? – спросил он. – Ты хочешь сделать это сейчас?
Энн почувствовала, будто не может дышать.
– Я вообще этого не хочу. Это не значит, что я стану притворяться, будто мне безразлично, что вы с Отто столько месяцев убеждали друг друга, что ваши жизни сложились бы лучше, если бы вы никогда не прилетали на Ахерон.
– А разве это не так?! – гаркнул Расс, взмахнув руками. – Разве не было бы лучше? Хотя бы потому, что Отто и Кёртис были бы сейчас живы!
– Ты не можешь этого знать, – возразила она. – Отто никогда не был особенно уравновешенным…
– Замолчи!
– Мы прилетели сюда, потому что мечтали открывать новое.
Расс закатил глаза.
– И как это у нас получается?
– Мы живем на границе человеческой цивилизации, – сказала Энн. – У нас хорошая жизнь. Мы хорошо зарабатываем. Каждую ночь, когда я ложусь спать, то думаю о людях, у которых не хватило бы смелости сделать то, что сделали мы!
– Им просто хватило ума не идти на такой риск, на какой пошли мы.
– Чтобы получить большую награду, нужно пойти на большой риск, – сказала Энн, эхом повторив слова Расса, когда он несколько лет назад уговаривал ее отправиться в колонию. Сейчас он немного наклонил голову и уставился на нее так, будто у нее выросли еще две головы.
– Когда мы выходим на спасательные операции, они контролируют каждый наш шаг. Знают, где мы и что делаем. Даже если мы находим какие-либо артефакты, оставленные местными формами жизни, или залежь драгоценного камня, они используют свой контроль, чтобы не дать нам извлечь из этого какую-либо выгоду для себя. Это даже не настоящая разведка… это просто риск нашими шеями без всяких мер безопасности – только работа на Компанию и все. И чего реально ценного мы нашли за эти годы? Ничего! – он бросил на нее острый взгляд. – Мы просто тратим свое время впустую на этой проклятой глыбе!
Энн почувствовала, как к горлу подступила желчь. Ей захотелось, чтобы ее вырвало.
– Я не чувствую, что трачу здесь время впустую, Расселл, – ответила она. – У меня есть счастливая семья, круг друзей, работа, которая время от времени позволяет выплескивать адреналин. Это хорошая жизнь.
– Я не имел в виду… – начал он, но сердито затряс головой. – Я не это хотел сказать, и ты это знаешь.
Энн оглянулась на Тима – тот сгорбился над планшетом. Маленькие черные штучки в его ушах никак не могли заглушить голос отца – когда тот рычал, уж точно.
– Если тебе так неймется покинуть колонию, – тихо проговорила она, – валяй. Если ты настолько несчастен…
– О, тебе бы этого так хотелось, да? – ответил Расс. – И как раз вовремя, ведь теперь здесь появился чертов Демиан Бракетт!
Она свирепо посмотрела на него.
– Черт, ты в самом деле как подросток, ты понимаешь?
– Придумывай себе из этого все что хочешь, Энн, но я знаю, что у тебя остались к нему чувства. Я это вижу.
Энн закрыла ему рот ладонью. Оглянуться на Тима она не смела. О чем Расс думал, заводя такой разговор, когда сын сидит в комнате? Они частенько ссорились при детях, но не так, как сейчас. Она лишь молилась, что Тим действительно старался их не слушать, что он весь погрузился в то, что смотрел, читал или играл. Обычно он так и поступал.
– Лучше остановись, – сказала она.
Расс моргнул и обернулся на Тима, наконец сообразив, но, когда снова посмотрел на Энн, он был все еще красным от злости.
– Ты расстроился из-за Отто, – добавила она. – Я тоже. Давай поговорим об этом позже.
– Да, я расстроился. Мой друг погиб. Отто, может, и был неуравновешенным, но это не значит, что он ошибался. Колония – это тупик для меня…
– Для тебя?
– Для всех нас.
Энн заставила себя вдохнуть воздух.
– Если хочешь бросить…
– Твою мать! – крикнул Расс, вздымая руки. Он повернулся, чтобы выйти из комнаты, и они оба посмотрели на дверь. Там стояла Ньют, ее губы были измазаны красным красителем от ее любимых леденцов. В глазах, широко открытых, стояла боль, а нижняя губа дрожала.
– Папочка уходит? – прошептала она.
Расс сжал и разжал кулаки, на лице возникло сожаление.
– Ненадолго, милая, – сказал он. – Ненадолго, – и вышел.
Энн, Ньют и Тим несколько секунд смотрели на дверь, а потом Ньют выбежала в коридор следом. Расс свернул налево, вероятно, в рекцентр, но Ньют побежала не за отцом. Она повернула направо и исчезла в одно мгновение.
– Ньют! – позвала Энн.
Тим вскочил, вынул вкладыши из ушей и бросил планшет на кресло.
– Пойду за ней, – сказал он. А потом строго посмотрел на мать. – Что вообще с вами обоими?
Энн молча наблюдала за тем, как ее сын выбежал в коридор за сестрой. Она осталась одна в квартире. Сердце бешено колотилось, отдаваясь в ушах.
Пряный аромат готовой еды обволакивал ее волосы и одежду, но она потеряла всякий аппетит.
11ДРУЗЬЯ НОВЫЕ И СТАРЫЕ
ДАТА: 10 ИЮНЯ 2179 ГОДА
ВРЕМЯ: 19.32
Квартира Бракетта в «Надежде Хадли» была не больше и не меньше, чем он ожидал.
Карьера в Колониальной морской пехоте подразумевала, что он привычен к спартанским условиям. Койка, раковина, комод, в лучшем случае небольшой чулан. Жить вот так, в форменной одежде, было проще, а в выходные вполне хватало простой футболки и штанов ей под стать или тренировочных брюк. Ему никогда не приходилось переживать о том, что надеть, – только о том, чистая эта одежда или нет.
Получая новые назначения, капитан никогда не брал с собой много личных вещей. У него был фотокуб, планшет с музыкой и тысячами книг, армейский жетон и маленький деревянный лев – фигурка, вырезанная его отцом. Вот и все вещи из молодости, которые были ему нужны, – просто символы, чье физическое присутствие умиротворяло, так что даже на только формирующемся краю Вселенной Демиан чувствовал себя как дома.
Он пооткрывал и позакрывал шкафчики в кухне-столовой, увидел там стаканы, тарелки, миски. На столе стояли кофеварка и тостер – их вид вызвал у него улыбку. Как бы сильно не менялись технологии, некоторые вещи остаются прежними. Спустя два столетия после своего появления тостер был все так же необходим, если требовалось пожарить нормальные тосты. Конечно, он немного усовершенствовался с тех пор, но не играл музыку, не проводил исследования, не варил обед – он просто жарил тосты. И Бракетт почему-то находил это жизнеутверждающим.
– Вот черт, – прошептал он, вдруг поняв, насколько сейчас изнурен.
«Еще бы ты не устал», – подумал он. По пути в Ахерон он воображал себе, что прибудет, встретится с составом отряда и служебным персоналом, заселится, хорошенько отобедает и начнет со всеми знакомиться. Вместо этого день начался мерзко, а закончился и того хуже.
Бракетт прошел по коридору к спальне, а в ушах все еще стояли отчаянные крики Отто Финча.
Белые простыни, белые подушки, кремовые стены, серый пол. Волна знакомого наслаждения захлестнула капитана, и он потянулся, встав на носки. Все. Теперь ему хотелось лишь оставить этот мрачный день позади и утром начать все сначала.
Бракетт с тоской посмотрел на кровать. Нужно было еще передать доклад начальству и запросить разъяснение насчет сотрудничества пехоты с научной группой, но он подумал, что это может и подождать пару часов. Бракетт знал, что должен был распаковать вещи, но к чему было спешить? Его сумки так и лежали на полу в углу небольшой прихожей, спасибо сержанту Кохлину.
Он рухнул на кровать, не снимая ботинок, и притянул подушку под голову. Капитан чувствовал, как сон охватывает его, будто некий волшебный, заволакивающий туман, возникший внезапно и готовый увлечь его с собой. Дрейпер с остальными двумя уродами сидят под домашним арестом, так что Бракетт решил заключить под домашний арест и себя. Всего на пару часов… а может, и на всю ночь. Где-то на подкорке сознания он осознавал, что голоден, но голод, по ощущениям, словно находился где-то отдельно от него. Далеко-далеко. Мысли постепенно расплывались.
Раздался стук в дверь.
– Ну вот те на! – простонал Бракетт.
Он вцепился в подушку, будто в спасательный круг, и сонливость начала рассеиваться. Уходя, капитан оставил на дежурстве лейтенанта Парис и рядового Хауэр и не мог вообразить, какая еще критическая ситуация могла свалиться им на головы. Но стук повторился, и он понял, что игнорировать его никак нельзя.