нить.
Ну и наконец, номер пятый: собственно Александр Ларкин, так же уборщик. По документам — 18 лет, но в свете прочих фактов — скорее всего старше, хотя черт разберет этих гайдзинов. Опять же холост, детей не имеет, сирота, единственный ребенок в семье. В школе ничем не выделялся, состоял в кружке каллиграфии. Ага, состоял он. А что тогда кандзи в его исполнении больше похожи на случайные кляксы? При желании, в прочем, это можно объяснить тем, что его в кружке научить за три года так ничему и не смогли. Так, тут есть копия аттестата. Странно, что при таких отметках он ухитрился завалить вступительные экзамены. Группа крови — третья, резус отрицательный — тут все как у людей. Согласен пожертвовать органы в случае смерти, ишь какой альтруист. Стандартная медицинская страховка, особых отметок о хронических болезнях и травмах нет. Медицинское освидетельствование и психологическую проверку, как неквалифицированный персонал, не проходил, так что более подробных сведений нет. Если не считать нестыковок его официального происхождения и генотипа — вполне обычный ронин. Но именно эти нестыковки приковывают к себе самое пристальное внимание. Ах да, вот еще в последней строчке предварительный вердикт психиатра — шизоидное расстройство личности.
Что имеем на выходе? Личность с темным прошлым, весьма вероятно — с очень хорошей липой вместо документов, с психическим расстройством и имевшая возможность совершить все эти убийства. Единственный, кто не мог получить рекомендаций от людей, знавших его на протяжении многих лет. Что хуже — нет никаких объяснений, почему убийца поступал именно так. Это однозначно не почерк серийного маньяка. Но и на четко спланированную работу профессионала тоже не похоже. Нечто не укладывающееся в рамки обычного и даже девиантного человеческого поведения. Если конечно верно то, что наш клиент, не смотря на свои способности, все–таки человек. А если он НЕ человек? Цуруми потер лоб. Работа оставляла ему мало времени на повышение эрудиции, но он все–таки знал, что поведение даже обычных животных вроде собак в рамки человеческой психологии не укладывается. Так почему в эти рамки должно укладываться поведение той странной твари, что они ищут? Причин для этого нет, а это делает присутствие Ларкина в NERV еще более опасным, поскольку его действиям нет объяснения, их невозможно предсказать, не ясны его цели. Сейчас он смирно драит полы, раскланивается с начальством и делится с Третьим Дитя рецептами превращения полуфабрикатов в нормальную еду, но в следующее мгновение может без всяких видимых предпосылок превратиться в машину разрушения, вроде этих ваших Ангелов. Цуруми сделал зарубку в памяти — дать агентам наружного наблюдения указание ликвидировать Ларкина любыми доступными средствами при совершении им любых действий, не свойственных человеку.
Что еще можно сделать? Можно ненавязчиво устроить ему медобследование, после которого ему пропишут нейролептические препараты с целью повышения его адекватности. Однако если он и правда не человек, неизвестно как они на него подействуют. Можно спровоцировать его на какое–нибудь нарушение и попросту уволить. Хотя неизвестно, что он в таком случае выкинет. Черт, куда ни кинь — все одно натыкаешься на полную непредсказуемость последствий. А что в таком случае требуется? Требуется максимум информации об объекте, дабы составить прогноз с достаточной долей вероятности. Хорошо, тогда новая задача: откуда взять информацию без ведома объекта? Медосмотр дело хорошее, но этого не достаточно. Скрытые камеры и микрофоны показали свою несостоятельность. Цуруми напряженно задумался, и среди нейронов молнией промелькнула идея.
"Хе–хе, Ватару, да ты просто гений!" — он поднял трубку служебного телефона и набрал номер, который знали считанные люди на планете.
— Алло. Соедините меня с генералом Клэнси.
Ангар Евангелионов, четыре дня спустя.
Вышагивая по ангару Евангелионов с поломойкой и потирая красные от недосыпания глаза, Шут не переставал нервно коситься на Еву‑00. С момента уничтожения Рамиэля времени прошло уже немало, и с тех пор Шут появлялся на рабочем месте в постоянном ожидании того, что Нулевой решит отомстить за все хорошее и не очень. Однако, вопреки опасениям, гигант в отсутствие внешнего питания оставался безмятежен, зато проблемы подкрались с другой стороны.
Во–первых, исключая помощь Рей в пилотировании, Шут по сути дела был бессилен что–либо сделать для предотвращения грядущей катастрофы. Ликвидировать Командующего Икари было бессмысленно — SEELE просто прислали бы ему замену. Уничтожить Евангелионы и Копье Лонгиния, необходимые для инициации Третьего Удара, не представлялось возможным, да и нельзя этого было делать — как–никак, от Ангелов надо было как–то отбиваться. Единственной здравой идеей, которая могла дать какие–то положительные плоды, была физическая ликвидация SEELE. Проще говоря, найти всех тех, кто управляет NERV и тихо перерезать. Реализации этой благой затеи мешало то, что никто не знал, где же их собственно искать. Не знал даже командующий Икари, хотя его память Шут просмотрел в первую очередь. Удалось нашарить только несколько имен, что стало поводом для похода в интернет–кафе. Где его ждал жесткий облом — мировая Сеть тоже не знала, кто такие члены SEELE и где их искать. Один лишь этот факт был серьезным поводом для фрустрации.
Во–вторых, Второй отдел начал очень серьезно под него копать. Если камеры и микрофоны по всей комнате не доставляли особых неудобств, то наступающие на пятки нервные во всех смыслах агенты в штатском с крупнокалиберными автоматами в как бы случайных кейсах и сумках серьезно действовали на нервы. Избавиться от них было возможно, но нельзя — его бы моментально из подозреваемых перевели в категорию смертников, и какое бы преимущество ему не давали психические способности, в одиночку противостоять армии прекрасно обученных головорезов с лучшей на планете технической поддержкой он не мог. Оставалось только стараться не оглядываться на них поминутно, отводя душу по вечерам с помощью дешевого магнитофона, с садистским удовлетворением заставляя слухачей "наслаждаться" полной дискографией группы "Carcass". Все–таки, надо было что–то сделать еще тогда, когда в первый раз встретил Цуруми в коридоре NERV, а теперь уже поздно куда–то вмешиваться — слишком много народу подключено к делу. Так что приходилось вести себя тише воды ниже травы, вести себя вежливо и по возможности — незаметно промывать мозги агентам, что бы не хватались за оружие чуть что.
Третьей и четвертой проблемами были Рей и Синдзи соответственно. Собственно, проблемой была даже не сама Рей, а ее требование (если не сказать приказ) помогать ей. Единственный на данный момент эпизод такой помощи обошелся Шуту в несколько часов предкоматозного состояния, пропущенный рабочий день, вычет из зарплаты и подскочивший на десяток пунктов градус паранойи у Цуруми. Между прочим, даже спасибо не удосужилась сказать, да что там спасибо — за три недели ни разу во сне не явилась. Ну да ладно, ночью работник физического труда должен спать, а не вести беседы с богинями планетарного масштаба. Сложность же с Синдзи была в том, что его запасы решительности, видимо, иссякли после вытребованного жалования. Пару недель после операции он ходил пришибленный, даже больше чем обычно. Когда Шут решил прочитать, а чем собственно дело, его ждал большой сюрприз. Который заключался вовсе не в том, что Синдзи чувствовал себя виноватым за промах первым выстрелом, вследствие чего пострадала Аянами ("Ангелочка тебе жалко, а меня не жалко, поганец…") а то, что она ему в тот вечер улыбнулась! Она! Ему! УЛЫБНУЛАСЬ! Когда Шут впервые увидел эту картинку в его памяти, то ближайшие пять минут боролся с соблазном побиться головой об стену. Следующие пять минут ему хотелось прыгать от радости — его план начал действовать без каких–либо усилий! Однако в скором времени ему уже хотелось выть на луну — предпринять какие–либо последующие действия Синдзи даже в голову не приходило. Когда же Шут в следующей беседе намекнул ему на возможные отношения с Рей, тот вовсе покраснел, смутился и перевел разговор на Кацураги и вечный свинарник в ее комнате. В любых других условиях Шут бы давно дал ему установку "я–не–боюсь-никого–и–ничего-я–самый–крутой-на–свете", но тут вмешивалась пятая проблема — Икари Юи, она же Ева‑01.
После уничтожения Рамиэля в общении с ней, до сих пор носившем несколько односторонний характер, начали проявляться какие–то подвижки. О высокоинтеллектуальных беседах речи не шло, но, по крайней мере, она стала отзываться на его мыслефразы едва заметными эмоциональными колебаниями. Вот только отзывы эти были далеко не благодушными, и хотя и не шли ни в какое сравнение с предвечной ненавистью Нулевого, но ментальное присутствие Шута ее явно раздражало. В полной мере возможности тела Евангелиона она использовать не могла, а потому после первой удачной "беседы" Шут отделался легкой головной болью. Похоже, никого кроме своего сына она признавать не желала, и подвижек на этом фронте ожидать не приходилось. Что, кстати, исключало возможность ментального воздействия на Синдзи, поскольку это оставляло в разуме реципиента определенный след, и Юи могла просто послать его, "почуяв" Шута. На сим было решено до поры до времени оставить бедную женщину в покое, пока не представится более удачный момент для конструктивного диалога.
Но самой главной своей проблемой Шут считал зачастившие в последнее время ночные кошмары. Они являлись каждую ночь, настолько яркие и реалистичные, что он просыпался среди ночи в холодном поту, судорожно стискивая в руках простыню. Как правило, после пробуждения от них оставались только неясные смутные видения, но иногда определенные моменты врезались в память, и тогда следующие дни было страшно просто ложиться спать.
Эти сны были разнообразны по содержанию и сюжету. Где–то Шуту виделась ледяная пещера, скудно освещенная лишь странным белесым сиянием, и царивший в ней холод буквально вымораживал кровь. Иногда ему являлась странная емкость, заполненная желтоватой жидкостью, которая заполняла рот и легкие, и тогда он просыпался, чувствуя, что захлебывается. Пару раз он видел темноту, раздираемую лишь воем сирены, и чуял острый, тошнотворны и притягательный запах крови. Однажды ему привиделся заброшенный дом, заваленный окровавленными телами подростков, которых он одновременно знал и не знал. Как–то он видел даже погребенный под снегом полуразрушенный лагерь; дул шквальный ветер и страшно болело полуразорванное неудачно упавшим обломком балки тело, а над горизонтом медленно раскрывались четыре сияющих неземным светом крыла. И так далее, без конца. Кошмары были разнообразны, но заканчивались всегда одинаково, превращаясь в два горящих ненавистью глаза и руки, изо всех сил стискивающих горло. И спустя мгновение Шут спросонья окидывал свою комнатушку расширившимся от ужаса глазами, раз за разом переживая предсмертную агонию Аянами Рей. И поделать ничего с этим не получалось, успокоительное и снотворное просто не оказывали на измененный организм псайкера никакого эффекта. А когда наступало утро, наваливались вялость и мигрень. Винил Шут в таком положении вещей исключительно Рей,