— Это в двух словах не объяснить. Давай–ка для начала выйдем на оперативный простор.
Шут сосредоточенно уставился вверх, грубо и незатейливо взламывая барьер, которым Аска с малых лет отгораживалась от окружающего мира. Временная мера, но пока и так сойдет. Раздался нарастающий металлический скрежет, а потом в какой–то момент оболочка контактной капсулы попросту лопнула, и ее рваные края медленно разошлись в стороны. Псайкер резво выпрыгнул наружу, Второе Дитя последовала за ним и тихо ахнула: перед ней расстилался тот самый пляж, на котором буквально несколько часов назад она потерпела унизительное поражение. Ошибиться было невозможно — в нескольких сотнях метров лежала на мелководье поверженная Ева‑02, а из–за невысоких руин заброшенного квартала тянуло густым черным дымом — F/A-18 уже сделал свое дело.
— Вот это я и называю — "лезть в бутылку", — произнес Шут.
— Мало мне было днем разносов, так еще и во сне то же самое, — хмыкнула Аска на удивление спокойно.
И то верно. Старик Фуюцки был вне себя от ярости. Шут щелкнул пальцами, пляж размазался на мгновение, а потом превратился в темный зал совещаний. На стене проектор демонстрировал разные виды на поле боя, снятые беспилотниками и спутниками, Кацураги деревянным голосом зачитывала рапорт, замкомандующего тихо скрипел зубами, а сама Аска–видение сидела в углу с потухшим взглядом. Шут нахмурился.
— Странно, что тебя вызвали на ковер в таком состоянии. У тебя ведь было несколько внутренних кровотечений.
— ЛСЛ на несколько порядков ускоряет заживление.
"Чертов склероз…"
— И, на сколько я знаю, ты с момента завершения операции не произнесла ни слова, — псайкер повел рукой и окружающий мир замер, будто в стоп–кадре.
— Нечего тут говорить, — спокойно сказала Аска–настоящая, слишком спокойно. — Что, тоже пилить меня собрался?
— Не-а. В этом нет смысла. Машины времени у нас нет, исправить то, что уже случилось невозможно. Так какой смысл сожалеть об ошибках?
Рыжая нахмурилась, чуя подвох.
— С другой стороны, — продолжал Шут, входя в проповеднический раж, — можно проанализировать прошлые события, попытаться представить последствия иных принятых решений, и сделать из этого соответствующие выводы — на будущее.
Психическое пространство Второго Дитя, повинуясь воле псайкера, снова поплыло, перетекая обратно в давешний пляж. Но на этот раз на нем все еще кипела битва, и, не смотря на иллюзорность этого мира, с такого расстояния сошедшиеся в смертельном клинче титаны вызывали невольный благоговейный ужас.
— Аска, выходи из боя! — прогрохотал в воздухе искаженный помехами голос Кацураги.
Несколько секунд, не было никакой реакции, после чего пронизанный болью и злостью голос Аски неохотно произнес:
— Приказ принят, отступаю к исходной позиции.
— Передайте на "Хорнет" — пусть бомбит по готовности! — продолжала распоряжаться капитан. — Аска, выходи из зоны поражения и переводи капсулу в режим жизнеобеспечения, мы подберем тебя сразу после авиаудара.
— Принято.
Алый гигант прицелился, швырнул копье в одно из тел Израфеля, и большими прыжками понесся прочь, стараясь оказаться как можно дальше от места бомбежки. Две томительных минуты сжались в единый миг, а потом все вокруг озарила ослепительная вспышка взрыва. Шут снова остановил ход "времени".
— В этот момент, — произнес он менторским тоном, — мы как бы прошли развилку, только на этот раз свернули в другую сторону.
— И? — равнодушно осведомилась Аска. — Результат–то тот же. Бомбу все равно сбросили!
— Зато твоя Ева цела. И заметь, это только начало волны измененных событий. Смотри, что могло бы быть дальше.
Сумерки, на небе уже виднеются первые звезды. Рисовое поле, каких сотни по всей Японии. Евангелион распластался на земле в позе "упор лежа", контактная капсула выдвинута и открыта, растрепанный рыжий пилот с видом, воплощающим вселенскую скорбь, стоит рядом со своим скакуном, не обращая внимания на роящихся вокруг нее медиков, спасателей и солдат. Рядом словно из ниоткуда появляется капитан Кацураги, и набрасывает ей на плечи свой жакет.
— Держись, — ободряюще говорит она. — Теперь у нас есть время подготовить контратаку. Ты еще сможешь расквитаться с этим Ангелом. И в следующий раз ты будешь не одна, Первое и Третье Дитя отправятся в бой вместе с тобой.
Шут зевнул и полностью стер окружающую картинку. Осталось только черная пустота, без верха, низа и конца, сбитая с толку девчонка рядом с ним да искореженная контактная капсула — символ трещины в броне аскиной личности. Когда они придут сюда в следующий раз, брешь скорее всего затянется, но след все равно останется, и достучаться до сердца Второго Дитя будет немного проще.
— А вывод такой: если бы ты превозмогла свою гордыню, твоя Ева осталась бы цела и начальство бы на тебя не орало. Размен, как очевидно, весьма выгодный. И я уверен, что своим не самым слабым умом ты это понимала. Но, тем не менее, поступила так, как поступила.
— Я — пилот Евангелиона! — буркнула Аска. — Меня готовили с самого детства не для того, что бы я отступала в бою!
Шут поморщился.
— Скажи мне имя своего инструктора по тактической подготовке.
— Зачем?
— Когда выдастся свободный денек, я смотаюсь в Германию и убью его, потому что он ни черта не смыслит в своем деле.
— Не выйдет. У меня его не было.
— М-да, — погрустнел Шут, но тут же прибодрился. — Хорошо, тогда я убью того, кто отвечал за твою подготовку в целом. Но это к делу не относится. Зато относится то, что отступать или нет — решают те, у кого больше опыта и сведений. Капитан Кацураги даром что молода и эксцентрична, но дело свое знает крепко. И пусть это задевает твое самолюбие, но на войне приказы надо выполнять, иначе начнется хаос, и ничего толкового в итоге не получится.
На лицо Аски вдруг набежала тень.
— Ну и смысл? Я проиграла этому Ангелу один раз, когда у меня была исправная Ева. А через неделю мне с ним биться снова, и вряд ли я смогу ему что–то противопоставить.
"Только истерики не хватало".
— Вас там будет трое, — заметил Шут.
— Первая и Третий только под ногами мешаться будут, — огрызнулась рыжая. — Ты бы их видел, одна бессловесная кукла, второй похож на соплю.
— Одна прекрасно обученный и дисциплинированный пилот, второй собственноручно уничтожил двух Ангелов. Не надо на меня так смотреть, ты должна была видеть записи его боев — он прирожденный убийца. Эх, мне бы полсотни таких парней, да лет на десять постарше, да вооружить как следует, да в Колумбию… — Шут мечтательно зажмурился. — Поверь, они уступают тебе не настолько значительно, что бы сбрасывать их со счетов. Так что держись, неделя адски изнурительных тренировок, и вы станете отличной командой.
Аска оперлась о капсулу, внимательно изучая свои руки, затянутые в красный пластик. На ее лице мелькала причудливая смесь самых разных эмоций, от раздражения до легких проблесков облегчения и медленно восстанавливающейся уверенности.
— То есть, что бы победить, мне нужно просто действовать в связке с теми тремя?
— Если вкратце — то да, все так и есть.
— Хорошо, тогда я это сделаю.
— Иного от Аски Великолепной и не ожидалось, — поддакнул Шут, внутренне поперхнувшись от отвращения.
— Почему бы и нет, — девочка задумчиво уставилась в пустоту. — Ты же сам сказал, что это всего лишь сон, не реальность. А я плохо запоминаю сны.
— Реально то, что ты ощущаешь, — веско ответил псайкер. — На утро ты не вспомнишь ни меня, ни нашего разговора, это факт. Я не ожидаю, что ты из… кхм… сорвиголовы превратишься в пай–девочку за одну ночь, это просто невозможно сделать, не сломав тебя. Но все что я показал и рассказал тебе — все это отложится в твоей душе. И проявит себя, рано или поздно. В любом случае, сейчас я уйду, и потому советую тебе как следует выспаться, что бы не ударить в грязь лицом на тренировке.
— Погоди.
— Чего еще?
— Ты знаешь, как зовут меня, но себя не назвал. Так не честно.
Шут на долю секунды задумался.
"Лучше пусть остается в неведении".
— В иных местах и в иные времена меня звали Самаэлем. Обычно мне поручалось что–нибудь сломать, но сейчас приходится браться за все подряд. Работы знаешь навалом, а кадры у нас не пополнялись тысячелетиями.
— Странное имечко. Ты не еврей случайно?
Шут поперхнулся.
— С какой целью интересуешься?
— Любопытно.
— Совершенно случайно я не еврей, — раздраженно ответил псайкер и разорвал ментальный контакт.
Шут медленно открыл глаза, стараясь лишний раз не дышать. Материальный мир поприветствовал его запахом вареного риса, которым тянуло из соседней комнаты, и вкручивающейся в виски болью.
"Утро уже что ли?"
Он с трудом сдвинул глаза в сторону левого запястья. Стрелки невозмутимо показывали без пяти час. Погружение в ментальное пространство всегда сбивало ощущение времени, но в собственном подсознании еще как–то получалось контролировать процесс и не опаздывать на смену. А вот с незнакомой душой никогда не угадаешь, как все обернется, и на этот раз долгая работа ужалась до десяти минут реального времени. Что самое скверное — спать не хотелось совершенно, а значит, впереди было несколько часов, наполненных сверлами в голове и готовящимися онигири в воздухе.
"Но, черт, неужели нельзя было заняться готовкой чуть раньше?" — уныло подумал Шут. — "И без вас, уродов, погано".
Упоминание об уродах, которыми полонился NERV и окрестности, резко трансформировало уныние в озлобленность. Приподнявшись на локте, псайкер уставился в стену, нашарил за ней отблеск разума увлекшегося ночной кулинарией соседа и послал в него слабенькую психическую "иглу". Не настолько сильную, что бы ее засекли датчики NERV, но достаточную, что бы ближайшие сутки человек воспринимал вкус вареного риса как вкус прокисшего молока.
"Каждому да воздастся по делам его", — мстительно подумал псайкер.
Он поудобнее устроился на футоне и попытался отвлечься от боли мыслями о завтрашних делах.