– Лучше, если бы был полностью дохлым? Сами засылаете, а потом удивляетесь…
– Дурак, что ли? – возмутился Левитин, но тут же перешел к делу: – Ты как, что делать думаешь?
– А что мне делать? Возвращаться нужно.
– Я, конечно, рад, что ты сам все понимаешь, но все же должен спросить. Ты уверен? Уверен, что выдержишь?
– Ехать больно уж далеко, – задумчиво ответил я, – вот в госпиталь бы сразу, это было бы лучше. Боюсь без руки остаться.
– Поблизости только Курск, но там ты уже был, как думаешь, не узнают?
– А черт его знает. А что, там один госпиталь?
– Не думаю, что один, но рисковать так…
– Мне тоже не хочется. Подожди-ка, – Левитин вышел и через минуту вернулся с командиром партизан.
– Как ты? – спросил партизан.
– Бывало и хуже, но от этого не легче.
– Короче, есть тут недалеко поселок. Ну, крупный поселок, Слобода. Наши там бывали, госпиталь там точно есть.
– Где именно? – спросил мой командир.
– Верст сто, на машине можно быстро добраться. Это на северо-западе от Курска. Михайловская Слобода.
– Идет, – выдохнул я и кивнул, – слыхал. Были у меня во взводе солдаты оттуда. В смысле из госпиталя.
– Так что решил-то? – Левитин смотрел на меня настороженно.
– Если не сдохну, то я возвращаюсь. Глупо бросать начатое. Но куда я потом попаду…
– Наступление идет полным ходом, еще месяц-два, в этих местах будем уже мы! – отчеканил Максим Юрьевич. – Основной удар идет в сторону Курска, думай сам.
– Я думаю, вы торопите события, – покачал я головой, – ранее весны, а то и лета не получится. Я был в этой армии, знаю примерно, какие силы противостоят нашим войскам. Тут с наскока не выйдет. О Курске знаю, на удивление, тут меньше всего сил сейчас. Основные на севере и юге. Юг вроде под Манштейном, тот может и ударить в любой момент, но сейчас вряд ли, немцы тепла будут ждать, когда дороги высохнут.
– Ты давно не был в нашей армии. Разработки новых видов вооружений идут полным ходом. Войска обучаем теперь как следует. Силенок накопили столько… Короче. В госпиталь ты наверняка не на один день, даже, думаю, месяц. А там видно будет.
– Во всех ближайших населенных пунктах Курской области у нас есть свои люди. Пароли дадим, связь поддерживать вполне можно. Ничего страшного, найдем друг друга! – это вступил в разговор командир партизанского отряда.
– Да, товарищ полковник, вы уж постарайтесь, от нас, сами понимаете, любое содействие. Все новости от этого человека, – Левитин указал на меня, – имеют высший приоритет. Да, Андрей…
– Товарищ старший майор! – укоряюще прервал я командира.
– О, черт! Ладно. Полковник, – Левитин положил руку на плечо командира партизан, – об этом никому вообще! Вы меня поняли?
– Конечно, товарищ старший майор. Могила!
– Так вот, Генрих, – усмехнулся Максим Юрьевич, – хотел тебя порадовать чуток.
– Так радуйте, не откажусь.
– Нашелся твой Веревкин. Попал в пехотную часть, получил ранение, два ранения, сейчас в госпитале. С ним еще боец был, того оставили в той же части. Извини, перспектив не вижу, да и Валера не настаивал. Я решил, что так будет правильно.
– Отличные новости, товарищ старший майор. Еще бы Олежку найти…
– Найдем. Точнее, думаю, ты сам найдешь.
– Все возможно, – пожал я плечами.
– Да, еще, – Левитин сунул руку во внутренний карман своей шинели и достал пакет. – Держи, извини, что не торжественно…
Развернув передо мной пакет, Левитин достал коробочку и открыл. Орден Красного Знамени, мой, стало быть. Странно, а я уж и забыл, что награды имею, где-то они хранятся и даже, как вижу сейчас, прибывают и копятся, уж и не помню, чего у меня есть.
– Доставьте туда, где остальные, товарищ старший майор. Зачем он мне тут?
– Ну, вручить и поздравить тебя я был обязан. Хотя судя по тому, кого ты сейчас припер, мне скоро придется тебя вновь поздравлять.
– Да бог с вами, Максим Юрьевич, – махнул я здоровой рукой, – лучше бы сказали, как там мои…
– В порядке все. Я извинился за похоронку. Ва… в общем, поплакала, но обрадовалась. Хочешь что-нибудь передать?
– Я бы себя передал, – вздохнул я, – а так… Передадите письмо?
– Конечно, – уверенно кивнул Левитин. – Давай.
– Напишу сейчас, бумагу дайте…
Дальше я полчаса выводил левой рукой скупые мужские строки о любви. Любви к жене и дочурке. Писал о том, как сильно я их люблю, как мечтаю увидеть, уверял, что со мной все в порядке, но вырваться пока не могу. Просил ждать и верить. В голове что-то щелкнуло, и я заплакал. Тихо, устало, слезы просто текли по щекам, и я не хотел их вытирать. Левитин и командир партизанского отряда вышли, оставив меня одного, поэтому никто этого не видел. Хотя вернувшийся командир и спросил, что у меня с глазами. Я не ответил. В общем, приключения продолжаются, только вот надо вновь внедряться, пока не представляю как.
До Слободы меня и правда довезли быстро. Еще перед отъездом с командиром партизан мы решили, как обеспечить мне легенду. Это я подсказал. По идее, почти все, кто знал о моем прошлом пленении партизанами, либо умерли, либо в госпиталях, ну или просто далеко отсюда. Поэтому решили повторить легенду. Тем более генерал и другие офицеры второй пехотной армии действительно пропали. Я лишь выпросил у Левитина того майора, что у меня был со сломанной челюстью. Командир поскрипел немного, но согласился. Ведь совсем другое дело, если я вернусь к фрицам не один, так? Конечно, речи о том, чтобы оставлять его в живых, нет, но я знаю, что нужно сделать. Говорить он не может совсем, челюсть не ворочается, так его еще прямо в отряде ножичком проткнули. Дырку сделали, а вот штопать не стали. Крови он потеряет ну очень много, но медленно. По моим и доктора расчетам, сил у майора должно хватить на дорогу. А потом уже неважно.
Получилось даже лучше. В окрестностях Слободы нас попытался остановить патруль, водитель, естественно, не подчинился. Началась стрельба, и мы с майором якобы случайно вывалились из кузова. Больно было, даже сознание потерял ненадолго.
Зато когда очнулся…
– Как вы себя чувствуете, обер-лейтенант? – голос довольно приятный, несмотря на то что говорит на раздражающем немецком языке.
– Не понял еще, – помотал я головой из стороны в сторону.
– Вас прооперировали, жить будете. С вами хотели поговорить, а, впрочем, господин Бергер сам сейчас вам все расскажет.
Я перевел взгляд на подошедшего фрица, тот был в белом халате, но накинутом небрежно на плечи. Из-под него виднелась форма… гестаповские знаки различия я ни с чем не перепутаю. Причем тут не какой-нибудь инспектор из жандармерии, а эсэсовец, значит, разговор будет серьезный.
– Добрый вечер, – начал тот спокойным голосом, – обер-лейтенант Шульц? Сорок пятая дивизия?
– Так точно, герр…
– Оберштурмфюрер Бергер, – чуть шевельнул бровью фашист. Хреново, если сразу «черные» мной заинтересовались, то надо быть очень осторожным, с моим-то несовершенным языком.
– Так точно, господин оберштурмфюрер. Сорок пятый запасной батальон…
– Как вы оказались вместе с майором Ланге?
– Извините, но мне незнакомо это имя… Хотя постойте, среди офицеров вермахта, с которыми я был в машине, находился один майор. У него еще челюсть была сломана…
– Это и есть майор Ланге. Штаб-офицер командующего второй армии генерала от пехоты Зальмута.
– Я понял вас. Мы попали в плен, господин оберштурмфюрер.
– Расскажите во всех деталях то, что помните. Попрошу как можно тщательнее вспомнить, что и где происходило. Это очень важно.
– Это случилось в деревне Алексеевка, там расположен… был расположен штаб нашей дивизии. Не знаю, извините, сколько прошло времени, я часто был без сознания, но помню число… Да, это произошло ночью 23 декабря. На деревню был произведен налет вражеской авиации, нас разнесли к чертям, я потерял половину взвода после первой же бомбы. С генералом я знаком не был, но, когда все разбегались кто куда, я оказался рядом со штабом. Хотел получить приказ на дальнейшие действия. Меня да еще пару офицеров с остатками наших солдат перехватил командующий и приказал обеспечить их эвакуацию. К сожалению, целого транспорта не было, и уходить пришлось пешком. Где-то в окрестностях той деревни нас и взяли в плен местные бандиты. Сначала нас долго вели пешком, затем появилась машина, дальше уже везли…
– Как вы очутились здесь, в районе Курска? – не изменяясь в лице ни на секунду, прервал меня немец.
– А мы что, в Курске? – я состроил такую гримасу удивления, на которую только был способен.
– А вы думали где, в Берлине?
– О, где мы и где Берлин, господин оберштурмфюрер. Извините, но я не знаю, как мы тут оказались. Нас долго вели пешком, потом куда-то везли не менее долго. Несколько раз вставали на дневки. Офицеров постоянно держали связанными. Солдат уничтожили еще там, в районе Алексеевки.
– Генерал Зальмут был пленен или убит?
– Генерал был жив, это точно, его вроде даже не ранили.
– Но как вы с майором сбежали?
– О, так он тоже спрыгнул? – все продолжал удивляться я. – В кузове мы сидели всего с тремя бандитами, когда началась стрельба, в кузов даже попали несколько пуль, я решился и сделал рывок, выпав из машины. Дальше, извините, не помню. Очнулся только сейчас…
– К сожалению, майор Ланге скончался, он был тяжело ранен и умер от потери крови.
– Господин оберштурмфюрер, так мы ж не сами руки подняли, сражались столько, сколько смогли. Нас задавили огнем и взяли в плен чуть живыми. – Эту версию я проработал с Левитиным, поэтому на ходу выдумывать не приходилось.
– Да, у вас также было тяжелое, а точнее, запущенное ранение. Пулю достали, она от русского пистолета-пулемета.
– Я не знаю, из чего в меня стреляли, господин оберштурмфюрер. Помню только резкую боль в руке, и, кажется, я потерял пистолет…
– Хорошо. Мы продолжим нашу беседу, когда вам станет лучше. Выздоравливайте! Кстати, не помните, у командующего был с собой портфель?