его на задание точно не отправишь. Нет, если в группе, то без проблем, но так, как меня засылали, точно не стоит.
Медленно, но неотвратимо наступило лето. Я так и пролежал в госпитале всю весну, да еще и июнь с июлем прихватил. На дворе середина августа, тепло так, лепота, так надоел снег, то ли дело, когда сухо, красиво вокруг. С конца июня я встаю, но и только. Увидев тогда, еще весной, свою руку, я не представлял себе масштаб в целом. А когда увидел в зеркале свое отражение… Валентине пришлось меня ловить, так как я снова чуть в обморок не упал. Вот это, вашу мать, диета! Живот к спине прилип, ноги как карандаши, а руки на спички похожи. А ведь у меня масса была о-го-го, да и мышцы наросли приличные. А теперь что? Да я ж ходить не могу сейчас из-за веса! Меня ветром шатает. Надо что-то делать с собой, да пока не могу. Заниматься точно пока нельзя, сил нет, веса нет. Желания кушать и то нет. Хреново как-то. Левитин помогает, таскает из Москвы дефицитные продукты, один бог знает, где он их берет. Икра, мясо, фрукты! Подозреваю, что с помощью Судоплатова достает, где иначе еще возьмешь такие вещи?
– Думаю, к осени ситуацию с нехваткой веса мы решим, – строго и исключительно деловито заявил на очередном осмотре врач. – Ходишь уже сам?
– Ну да, – чуть стесняясь, сказал я. Ага, до уборной и обратно, на улице Валентина держит. Пробовал тут с дочуркой поиграть, так и поднять не смог. А в той и весу-то, курам на смех.
– Врать нехорошо. Продолжай помаленьку ходить. Не перегружай себя. Позвоночнику тяжко, мышцы атрофировались, да и нет их, считай. Ты ведь все равно что заново родился. Теперь вот учись ходить. Дальше посмотрим. Через пару недель я тебя выпишу, если сможешь уверенно ходить. Долечиваться будешь уже дома. Как дышишь?
– Одышка замучила.
– Что ж, братец, – кивнул врач, – а как ты хотел? Сложнейшее ранение, обострения, заражение. Ты ведь еще и курил раньше?
– Ага, – кивнул я. Кстати, как тогда очнулся весной, больше и не курил. Если все вместе считать, так почти полгода будет. – Но после ранения не курил, да и не стану вновь начинать. Слава богу, хоть таким образом удалось бросить.
– Это правильно, нечего всякую хрень в рот совать. – Я аж засмеялся. – А вот хорошее настроение и смех продлевают жизнь! Живи, парень, у тебя есть ради кого это делать. Да и, – док чуть помолчал, – заслужил ты отдых, честно заслужил.
– Спасибо, док. Буду, – так же честно ответил я. Валентина была человеком с большой буквы. Столько вынести на себе, просто очуметь можно. Ребенок малой, муж еще хлеще ребенка, все успевает, еще и работает в госпитале. А то, что меня тут в госпитале все через одного хвалят, уже привык и не чувствую себя неловко. Ведь заслужил, а не получил, разница есть.
Двадцатого заехал Юрьевич. Покалякали немного, только с фронта вернулся. Точнее, от партизан прилетел. Я-то думал наивно, что он тогда ради меня прилетал два раза, ан нет. Оказывается, он частенько туда-сюда летает. В этот раз летал вместе со Стариновым. Наши сейчас Украину вовсю чистят, думаю, через месяц-два Киев вернут. Вот они там что-то все мутят, свое, диверсантское. На западе идут бои, примерно на границе с Белоруссией, это если по моей прошлой жизни судить.
– Ну, ты как тут, без меня и немецкой госпитальной жрачки?
– Да и наша хороша, – ответил я на его «укол».
– Квартиру вам дали, еще зимой все оформили. Дочку в ясли будешь отдавать?
– А как иначе? Работать-то Валентине надо, я пока не работник. Но скоро уже, я чувствую.
– Думал уже что-нибудь? – смотрит открыто, не лукавит. Вряд ли что-то плохое удумал.
– А чего тут думать? – развел я руками. – Если форму наберу, возьмете в школу?
– Так уж школа-то скоро, глядишь, не нужна станет. Десантники вполне справляются с диверсиями. Уже нет той нужды, из-за которой мы столько спортсменов со всего Союза угробили. Меня, кстати, переводят. Старинов сейчас один остается, все операции на нем.
– А вы куда? – удивился я.
– В СМЕРШ.
Ого, эк его куда заслали.
– Что за зверь? – натурально так удивился я. Играть давно научился. Был бы плохим актером, не смог бы жить среди немцев.
– Контрразведка. Вообще, организация большая. Там и в частях на передке служат, и в тылу врага, и в собственном.
– Серьезное дело, – покивал я.
– А как иначе? Знаешь, сколько всякой контры и прочих шкур в нашем тылу остается? Охренеешь, когда узнаешь… – вот и проговорился.
– Хреновый из вас контрразведчик, товарищ старший майор…
– Видно будет, от тебя я и не собирался скрывать. Да, кстати, забыл? Давно не старший майор. Теперь полковник.
– Вот оно как. Ну ладно, рассказывайте, товарищ полковник.
Левитин хочет меня втянуть в СМЕРШ, обещает службу только в нашем тылу. Как будто это менее опасно, насмешил. Еще неизвестно, где проще. Судя по историческим данным, что были в открытых источниках в будущем, работенка еще та. Долго и красочно описывал все перспективы, а я все свое думал. Может, и врали все в будущем, но служить под Абакумовым не хочу. Тот еще палач, хотя кто его знает, как там все на самом деле было. Казнил, не казнил, врал, не врал, правда она такая, хрен ее откопаешь, если с умом прятали. Обещал подумать, на что, с удивлением заметил, Левитин не рассердился. Даже сказал, что отказ примет и поможет устроиться в другом месте. А в каком? Ну вот правда? Меня так хорошо учили думать, воевать и убивать, что я не знаю, где еще себя представить, как не в армии? Точнее, не в спецчастях каких-нибудь. Ну не на зону же идти, вертухаем. Да и в верхах могут перебдеть и… На фиг такой «специалист» неподконтрольный нужен? Такие люди, как я, нужны на войне, после их стараются спрятать. Или вовсе…
Под конец октября я уже вовсю тренировался. Вес пока маленький, всего около шестидесяти вешу, при росте метр семьдесят пять, но набираю. Зато за счет более легкого веса проблемы с дыхалкой переносятся легче. Бегаю пока мало и небыстро, более трех километров в день пока не могу, задыхаюсь. Как ни ругалась супруга, а все же пошел к Левитину. Тот был рад, а я нет. Отправили учиться, не очень хотелось сначала, но потом втянулся. Думаю, к декабрю уже втянусь. Учился оперативному делу, много читал уголовку, присутствовал на допросах пленных и предателей. Тогда же выяснил для себя, что стал очень стойким ко всей этой гнили. Служба в немецком тылу так повлияла или еще что, но вывести меня из себя непросто. Зато сам стал подмечать такое, чего ранее и не заметил бы.
Учеба была очень плотной и действительно нужной. Мне даже нравилось, столько всего узнал, думал, голова лопнет, но все в порядке. Полгода был дома, с женой и дочерью, как же это хорошо…
В середине апреля сорок четвертого простился с семьей, теперь уже и с дочей надо было ритуал соблюсти, уже говорить начала понемногу. Получил назначение, куда думаете? Опять в Белоруссию. Но мне это было на руку, люблю эту республику. Если честно, был рад возвращению на фронт, хоть и не на передок, но все же.
Еще осенью прошлого года нашел и вытащил к себе Олега и Валерку. Так тройкой мы и поехали на фронт. Все смеялись, что можем приговоры выносить, тройка же. Кстати, многое в будущем неправильно людям подавалось, даже не так, врали откровенно все и всем. Тройка – это вовсе не самосуд, не банда беспредельщиков. Хотя надо признать, что и там были суки, которые выслуживались, а некоторые были откровенно тупыми, считая, что делают то, что надо. Ну да ладно.
В Могилев, отбитый у фрицев совсем недавно, мы прибыли к двадцатому апреля. Фрицев уже отогнали километров на тридцать, там сейчас жестокие бои, немчура хорошо окопалась, а наши выдыхаются. Это по сводкам видно. Да и понятно было, больше чем полгода наступать, откуда дровишки? Как Левитин объяснял, все прежние успехи дались нелегким путем, в прошлом году оголялись целые области для переброски войск в то место, откуда развивалось наступление. В некоторых таких местах немцы даже вперед немного прошли, осознав, что им почти никто не мешает. Так было на севере и юге. Ленинградскую блокаду прорвали еще в декабре, но фрицы один черт стояли не так и далеко, разве что сообщение с городом теперь нормальное и обстрелы закончились. Волховский, Ленинградский фронты упорно шли вперед. Тяжело приходится ставке, выбирают, чем рисковать. Но факты не оспоришь, на центральном фронте группировка у немцев все одно была самая большая и опасная. После пропажи командующего второй армией, к чему я приложил свои загребущие ручонки, немцы резко усилили центральную группу армий, поэтому наши и стягивали все сюда. Эх, как боком не вышло, ведь оголили столько, что, узнай немцы, было бы плохо. Но в то же самое время группировка на флангах сейчас такая, что если немцы не станут отходить сами из района Могилева, то их ждет такой котел, замучаются пыль глотать. Смоленск наш, на юге Чернигов, Гомель, подсечь бы этот выступ, но сил нет. Войска остановлены, ведутся локальные бои и идет формирование и пополнение частей.
Прибыв в особый отдел дивизии, что расположилась в Могилеве, представился командующему самой дивизией, и был направлен к особистам. Встретили, надо сказать, нормально. Быстро вводили в курс дела, пожурив для порядка за нарушение формы одежды. Ну, а что я, дурак, что ли, в форме безопасника тут гулять? Оделись с парнями в обычную форму, петлиц у нас не было, только погоны, а по ним поди пойми, кто мы такие. Для опознания со своими есть удостоверение, да какое!
– Так что, капитан, подключайтесь к работе, – закончил введение меня в курс дивизионный контрразведчик, – транспорт есть?
– Так точно, товарищ майор, мы полуторку в Брянске получили.
– Вот и хорошо, а то у нас тяжко с этим. В общем, смотри сам, я тебе данные дал, две точки сейчас самые тревожные, начинай с любой. Бойцов у меня немного, но троих дам.
– Думаю, пока не нужно, товарищ майор, чего толпой кататься? – улыбнулся я. – Если что-то найдем, все равно сообщим, тогда и поможете.
– Хорошо. На рожон не лезьте, люди тут разные, сам понимаешь.