Пол ушел из-под ног Рипли; она пошатнулась и начала соскальзывать. Извернувшись, женщина попыталась ухватиться за край, увидела, как Колл тянется к ней – но было уже поздно. Рипли рухнула вниз.
Колл едва не нырнула следом за Рипли во внезапно открывшуюся дыру.
– Рипли! – закричала она во тьму под полом. – Рипли!
– Какого хера творится?! – рявкнул Джонер, подбежав к ней.
– Я не знаю! Не знаю!
– О, Господи! – простонал Джонер.
Врисс подтянулся к краю дыры и схватил Колл за плечо.
– Аннали, ты свалишься! Отойди!
Колл даже не заметила беспокойства в его голосе. Ее занимало только одно: черный провал, в котором исчезла Рипли.
– Держи! – Ди’Стефано сунул ей в руку фонарик.
Колл снова склонилась над дырой, но увидела только тусклое свечение вдалеке. Издали доносился какой-то скрежет, но это была не Рипли.
Колл включила фонарик, и перед ней раскрылся ад. Поначалу Колл подумала, что смотрит в бездонную яму, змеиное гнездо, но затем поняла: все, что она видит – черное, блестящее, движущееся – все это они. Чужие. Бесчисленные твари шевелились, переползали, отираясь боками, спина к спине. Картина походила на огромный клубок из блестящих хвостов, черепов, лап, и все это дергалось в луче фонарика, сплеталось, подобно змеям.
А в центре этой движущейся липкой живой массы находилась Рипли, схваченная черными лапами. Она лежала на спине, раскинув руки, и Колл сморгнула, отгоняя видение креста из часовни. Заметив, что глаза Рипли широко раскрыты, она почти позвала ее по имени, но вовремя поняла, что та ее не видит. Сейчас Рипли видела только одно: свое будущее.
И пока Колл вместе с прочими в зачарованном ужасе смотрели в провал, Рипли начала тонуть в кишащей массе чужих. Она погружалась медленно, словно в зыбучий песок, пока не исчезла полностью, растворилась под телами тварей, которые, наконец-то, ее заполучили.
Упав в кишащую, волнующуюся массу чужих, поначалу Рипли ощутила шок, затем ужас, потом – отвращение. А следом пришла жуткая, бездонная паника. Чужие двигались вокруг, обнимали ее, принимали, как одну из них. Но вскоре эти чувства рассеялись – пробуждалась та часть сознания, которая не была Рипли. Не по-настоящему. И по мере того, как ее обволакивало тепло тел чужих, пока она погружалась под их общим весом, Рипли ощутила, как ее затопляет равнодушие.
В этот миг полного, нерушимого покоя ее глаза закрылись, тело обмякло, и Рипли, не осознавая этого, погрузилась в сон. И там ее ждало…
Тяга к влажному теплу яслей, сила и поддержка себе подобных. Все это время она страдала от одиночества, изоляции собственной личности. Только во сне у нее получалось объединиться с остальными, возрадоваться. Время пришло. Они выстроили ясли. Пришло время присоединиться к остальным воинам и служить королеве. Именно для этого она жила.
Во сне воин – Рипли – хлестнула хвостом, передавая своей королеве все мысли, намерения и чувства. А королева в ответ послала своему воину любовь и одобрение. И нужду. Скоро. Скоро это случится.
Колл почувствовала влагу на щеках, и какая-то отстраненная, логическая часть ее разума пришла к выводу, что механизм выделения слез все еще работает. Она чувствовала себя раздавленной, побежденной. Это ранило больнее, чем пуля.
Было ли это все зря? Вся храбрость Рипли, вся ее борьба за сохранение человечности, сохранение себя? Если да, как мог надеяться что-то изменить один поврежденный робот?
Воин приближался к влажному теплу яслей. Сила и поддержка себе подобных. Его больше не отягощало одиночество, вызванное особенностями личности. Королева отметила его, выделила за ум. Он сбежал первым, освободил остальных, добыл первых маток, пищу. И потому его снова избрали для служения королеве. Он отделил Рипли от добычи и теперь нес ее через улей в ясли.
Здесь, где они выстроили идеальные ясли, хватало воинов, чтобы защитить Рипли. Там ждали люди, эти жалкие мягкие люди, которые станут пищей для молодняка, носителями новых поколений. Так будет. Скоро.
Но воина преследовали воспоминания. Непредвиденный хаос. Крики и гибель воинов. И огонь. И Рипли. Она стоит, расправив плечи, держа в объятиях собственную молодую особь. Несет смерть и разрушение яслям.
Боль утраты – тошнотворное ощущение невосполнимой потери затопило его сознание, все его тело. Это ничего не значило, это значило всё. Он потянулся к связи с себе подобными и обрел силу и поддержку.
Это был другой улей, в иное время. Он не станет об этом думать, когда королева ждет службы.
Несмотря на оружие, несмотря на клетки люди снова проиграли. Они питали народ, давали жизнь молодняку. Народ взял людей силой. Как и всегда. Как всегда будет. Напор и ярость.
«Наше структурное совершенство может сравниться лишь с нашей агрессивностью».
Огромный воин взмахнул хвостом, передавая своим братьям и королеве все свои мысли, чувства, намерения. Королева, мать, послала своему воину любовь и одобрение. И нужду. Необходимость Рипли, которую воин так осторожно нес на руках.
Его королева передала своему воину любовь и одобрение.
И эта оболочка, эта Рипли, была их общей матерью. Первой маткой. Первым воином. И она узнает все, разделит с ними славу. Королева пожелала этого, а воин воплотил желание в жизнь – потому что Рипли была краеугольным камнем улья. Воспитателем в яслях. Основой для новорожденного.
Рипли бессильно ворочалась во сне, издавая слабые стоны протеста и боли. Воин дохнул на ее лицо, даруя воздух и тепло. Заботясь о той, кто взрастила их всех. Королева это одобрила.
Колл, оцепенев, стояла над провалом. Она не в силах была принять то, что только что произошло. Она заметила, как переглядываются остальные, и поняла, что случившееся их изменило. Каким-то образом сила Рипли, ее храбрость связывала отряд воедино, но теперь Рипли не стало, и связи начали рваться.
Даже Джонер стоял, дергая кадыком, словно пытался проглотить слишком крупный кусок.
Врисс смотрел на нее с такой печалью, с таким сочувствием, что Колл знала: стоит ей встретить его взгляд, и она расклеится окончательно.
Ди’Стефано пристально смотрел в дыру, стиснув зубы. Он с такой силой сжимал ружье, что побелели костяшки пальцев.
Но слова, которые смогли разрушить ступор, снова нашел Пурвис. Краем сознания Колл отметила, что он делает это не впервые. Хорошо, что они взяли его с собой. Ради них же самих.
– Нужно идти, мисс, – тихо сказал Пурвис. – Лучшее, что можно сейчас для нее сделать – это подарить быструю смерть.
Вот что принесет Рипли столкновение «Возничего» с Землей. Наконец-то она вернется домой.
И все равно Колл не двинулась. Она не в силах была оставить место, где видела Рипли в последний раз.
– Это неправильно…
Слова застряли в горле, хотя голосовой механизм теперь работал исправно.
Пурвис взял ее под руку и повел к «Бетти», вслед за остальными.
– Это неправильно… – повторила Колл, качая головой.
Пурвис вздохнул.
– Я это весь день твержу.
«Проснись. Не шевелись. У нас проблемы».
Она замерла, прислушиваясь, ощущая. Что-то происходило. Не во сне. По-настоящему.
Рипли неподвижно лежала в лапах зверя. Света почти не было, но ей это не мешало. Она тихо дышала, вбирая дыхание существа. Влажное тепло вокруг обещало безопасность, но в мерцающем сознании мелькали хаотические размытые образы.
Холодный покой криосна.
Необходимость защитить ребенка.
Сила и поддержка себе подобных.
Мощь ее ярости.
Влажное тепло и безопасность яслей.
Образы не имели никакого смысла и одновременно означали многое. Рипли распознавала их на уровне за пределами сознания, за пределами знаний. Они были частью ее самой, частью того, кем она была – чем она была. А теперь они были частью того, чем она становилась.
Она плыла во влажном уютном тепле, желая спрятаться. Снаружи доносилось бормотание, отдаленные звуки, которые были вне ее. Внутри нее. Они появлялись и исчезали – звуки, которые ничего не значили, которые означали все. Вдали она чувствовала королеву и ее великую нужду.
А потом она снова услышала звуки внутри себя, и один из этих голосов был громче остальных. Тот, к которому она всегда прислушивалась. Тот, который она так отчаянно пыталась вспомнить. Он шептал:
«Моя мамочка всегда говорила, что монстров не бывает. Настоящих. Но они есть».
Звук требовал проснуться. Но если она проснется, все сны станут реальностью. А она устала, так устала… но во сне…
«Я не хочу спать, – сказал тоненький голос. – Мне снятся страшные сны».
Они трогали ее во сне. Все те монстры – настоящие монстры. Двигались, дышали, кишели вокруг – видели сны, планировали…
Рипли содрогнулась.
Они составляли идеальный организм с единственной истинной функцией. Его структурное совершенство могло сравниться лишь с его агрессивностью.
Рипли негромко тоскливо застонала.
Юная идеалистка показала ей тень той, кем она когда-то была. Какой ее сделала судьба. Но что она теперь? Эллен Рипли или подменыш, такой же гротескный, как… как…
«Ты, по крайней мере, хотя бы частично – человек! А я просто… просто…»
«Сам я предпочитаю термин “искусственный человек”».
Постепенно она осознала смутное ощущение. Что-то снаружи. Что-то с ней происходит. Она повела глазами, вбирая информацию.
Ее жуткие дети все-таки пришли за ней. Они были повсюду, держали ее, приветствовали.
Но другие исчезли. Люди. Те, за которых она так долго и мучительно сражалась, пытаясь защитить, спасти. Ее унесли, отняли от них. Часть Рипли ощущала невероятное облегчение. Часть – невероятную ярость. Лежа в руках зверя, Рипли металась между этими чувствами.