– Ну, что ж, очень мило с ее стороны, – нехотя признала она. – Хотя ты же знаешь, Вероника не очень-то сильна в вождении по обледенелым дорогам.
– Люк дал ей самую надежную машину, так что все будет хорошо. Она обещала приготовить нам шикарный ужин в честь твоего возвращения.
И Виржил торопливо покинул палату, послав Филиппине вымученную улыбку и оставив ее в горестном недоумении. Какая муха его укусила, почему он так холоден и обидчив? Даже не присел к ней на кровать, не поговорил и пяти минут. И вообще, начиная с того памятного уикенда в Париже, а точнее, со времени визита этой Хлои, он очень изменился. Стал уже не таким нежным, выглядел озабоченным. И смеялся теперь, только разговаривая с Люком или Кристофом. Разумеется, он был потрясен, когда ее доставили в больницу, и сделал все возможное, чтобы немедленно прооперировать ее в наилучших условиях. Но он поступил бы точно так же, если бы дело касалось Клеманс или двойняшек. Ох уж эти двойняшки… Вот для них у него всегда находилось время! Неужели он отдалился от нее из-за ее нежелания иметь собственных детей? И неужели ей скоро придется, чтобы удержать его при себе, родить ребенка, о котором он так мечтает? Нет, она ни за что не допустит такой крутой перемены в своей жизни! Ей хотелось свободно располагать собой, сохранять независимость. До сих пор она жила как хотела, могла всецело посвящать себя научным изысканиям, получать диплом за дипломом, которыми очень гордилась, полностью распоряжаться своим временем. И продолжать вместе с Виржилом их прекрасную историю любви без всяких досадных помех. Они были счастливы именно потому, что не замыкались в скучных привычках, в домашних заботах. Филиппина ясно представляла себе, во что превратится ее жизнь с орущим младенцем на руках и мужем, пропадающим на работе с утра до вечера. К тому же она вообще не хотела выходить замуж. Как не хотела и продлевать совместное существование с другой семьей, которое уже начало ее тяготить. А если Виржил хочет остаться в горах, если ему дóроги эти пейзажи, всегда можно подыскать себе шале где-нибудь здесь, поменьше, но такое же комфортабельное. И тогда она действительно почувствует себя дома.
Филиппина какое-то время тешила себя этой перспективой. Жизнь бок о бок с Люком и Клеманс довольно долго казалась ей необременительной. Она без труда привыкла к этому, тем более что Виржил не оставил ей выбора. Однако с течением времени некоторые вещи, вроде бы неопасные, стали превращаться в потенциальную угрозу ее спокойствию. Девочки были очаровательны, но, честно говоря, слишком очаровательны – в глазах Виржила, восторгавшегося ими и грустившего из-за отсутствия собственных детей. Кавардак, который они устраивали в доме, часто нервировал Филиппину. Как нервировал ее умильный тон Клеманс, когда она говорила о Люке. В этой идеальной семье было нечто, раздражавшее Филиппину. Вдобавок ее не связывала с Клеманс настоящая, искренняя дружба, их добрые отношения оставались поверхностными. И хотя Филиппина упрекала себя в излишней амбициозности, она все-таки относилась к ее профессии парикмахерши с некоторым высокомерием. В интеллектуальном отношении она ставила себя неизмеримо выше Клеманс, – разве можно сравнить работу в парикмахерской с долгими исследованиями и научной средой, к которой принадлежала Филиппина?! Один-единственный раз она призналась в этом Виржилу, и тот отреагировал очень резко. Сам он обожал и Клеманс, и Люка, и его родителей за их человеческие качества; кроме того, он с уважением относился к любым специальностям. И не понимал предубеждений Филиппины, которые считал оскорбительным чванством. Больше она никогда не заводила с Виржилом разговоров на эту тему: ее уязвило его желание отгородиться от собственной, в высшей степени почтенной семьи, пренебрежение к социальным барьерам.
Вздохнув, Филиппина заворочалась в постели. Ей нужна была помощь санитарки, чтобы одеться. В ближайшие дни, пока она не владеет больной рукой, будет даже лучше, что она в шале не одна. Взаимопомощь – одно из редких преимуществ совместной жизни, и Филиппина рассчитывала воспользоваться им сполна. За ней наверняка будут заботливо ухаживать, – в конце концов, она пострадала из-за Клеманс.
Люк подошел чуть ближе и убедился, что «ренджровер» расположен в самой выгодной позиции, посреди демонстрационного зала. Хромированные части машины ярко блестели в лучах прожекторов, краска с металлическим отливом, казалось, играет блестками. От этого роскошного красно-черного автомобиля трудно было отвести глаза.
Снегопад все еще продолжался; на тротуарах и перед автосалоном выросли новые сугробы. При каждом повышении температуры белые хлопья засыпали улицы, но стоило ей понизиться, как все это превращалось в лед. Похоже, нынешняя суровая зима внушала людям желание приобретать внедорожники, чтобы безбоязненно ездить по дорогам: запросы на информацию об этих машинах и заказы на пробные поездки шли потоком. Все подержанные автомобили моментально находили покупателей; правда, новые «ренджроверы» стоили слишком дорого, и их не торопились приобретать.
Раздраженный отсутствием новостей из жандармерии, Люк прошелся по мастерской, поболтал с механиками и заглянул в тесный кабинетик секретарши, где стояла кофемашина.
– Элиза, вы не сделаете мне эспрессо?
Та улыбнулась и знаком разрешила ему действовать самому, сказав:
– Мне еще нужно выписать два счета за ремонт. А пока вы двигали туда-сюда этот «эвок», позвонил клиент, – хочет встретиться с вами. По-моему, он созрел для покупки и готов сделать заказ. Завтра в десять утра – вас устроит?
– Прекрасно!
– Вы положили слишком много сахара в кофе, его невозможно будет пить.
Люк удивленно взглянул на стаканчик, в котором рассеянно мешал сахар пластмассовой ложечкой.
– Я смотрю, вы прямо места себе не находите.
– Да… Мне нужно убедиться, что этот тип больше не сможет нам вредить. И пока он еще на свободе и подстерегает мою жену, я не успокоюсь.
Элиза сочувственно закивала. Она была знакома с Клеманс, стриглась у нее в салоне, и эта история с бывшим мужем казалась ей страшной сказкой.
– Вот увидите, жандармы его обязательно разыщут, – заверила она Люка и углубилась в счета.
Люк выпил приторный кофе, поморщился и вышел в демонстрационный зал. Он знал, что мать поехала за Филиппиной в больницу; к обеду они уже были дома, под бдительной охраной его отца. Клеманс забрала девочек из школы, и в данный момент они играли в подвальном помещении парикмахерской. Люк должен был отвезти их домой после закрытия своего салона. Но как долго еще будет длиться эта тягостная ситуация?
Стук в стекло витрины заставил его поднять голову. Там стоял Виржил, который дружески улыбнулся ему перед тем, как открыть дверь.
– Я привел к тебе свою машину для регулировки: камера заднего вида не выводит изображение на экран бортового компьютера. Твой механик сказал, что это пустячное дело, он этим займется.
– А я и не заметил, как ты подошел.
– Наверное, сильно задумался.
– С Филиппиной все в порядке?
– Да… насколько это возможно.
Виржил обошел зал, разглядывая выставленные машины, и восхищенно присвистнул, увидев «эвок»:
– Шикарно!
Однако, увидев табличку с ценой, висевшую на зеркале заднего вида «ренджровера», со вздохом добавил:
– Но цена сумасшедшая!
– Ты что – решил поменять машину?
– Может быть… весной…
– А «лендровер» оставишь?
– Конечно! Я ведь твой самый верный клиент, разве нет?
Они прошли в глубь зала и расположились у письменного стола Люка.
– Знаешь, у меня проблема, – внезапно сказал Виржил и умолк.
Люк выждал несколько секунд, потом жестом попросил друга продолжать.
– Эта проблема не имеет отношения к тому, что случилось в шале.
– Ага, значит, есть еще какая-то?
– Да. Но на сей раз сугубо личная.
– Говори, я слушаю.
Виржил набрал побольше воздуха в грудь и выпалил:
– Я думаю, что наш роман с Филиппиной пришел к концу. Нам пора расстаться, по крайней мере, мне пора. Мы уже перестали понимать друг друга, нас ничто не объединяет. Мне кажется, она тоскует по Парижу, а в горах ей хватило бы коротких каникул. Как только она закончит свою диссертацию, то сейчас же возьмется за следующую. Ей ничуть не хочется создать настоящую семью – слишком уж независимый у нее характер. И это разъединяет нас все больше и больше. Я даже не осознавал, что мало-помалу охладеваю к ней. И понял это, только когда влюбился в другую женщину. Вот что со мной случилось.
– О господи, – прошептал Люк. – И что ж ты собираешься делать? Нет, скажи сначала, кто она?
– Хлоя.
– Какая Хлоя?
– Та молодая женщина, которая осматривала наше шале. Тебя тогда не было дома.
– Она работает в риелторском агентстве?
– Нет, в тот день она просто замещала своего брата. А до этого служила в армии комиссаром, но ушла, как только истек срок ее контракта.
– И часто ты с ней видишься?
– Да нет, один раз пообедали вместе, вот и все.
– А потом?
– Потом ничего. Она меня отфутболила, зная, что я живу с подругой.
– Так, значит, из-за этого ты решил бросить Филиппину? Да ты рехнулся!
– Пойми, Хлоя просто помогла мне уяснить ситуацию. Я уже и без того созрел для разрыва с Филиппиной, только не осознавал этого. А теперь чувствую себя влюбленным мальчишкой, вспоминаю ее по десять раз на дню, в общем, прямо с ума схожу по ней… и мне это нравится.
– А что, если она еще хуже Филиппины, еще более независима и точно так же терпеть не может детей? Ты же ничего о ней не знаешь! Да и как можно узнать человека после одного-единственного обеда?!
– Ты прав, никак.
– Тогда зачем же ты подвергаешь опасности…
– Подвергаю опасности – что? У нашей пары – Филиппины и меня – больше нет будущего, я же тебе все объяснил.
– Господи, Виржил, да опомнись ты!
И Люк обескураженно покачал головой, не находя нужных аргументов.
– Тебе не кажется, что ты неудачно выбрал момент для расставания? – спросил он наконец.