Клеманс машинально выглянула на улицу, но не заметила там ничего подозрительного.
– Все еще опасаешься? – с беспокойством спросила Соня. – Да перестань ты об этом думать. Даже если он еще на свободе, то не посмеет приставать к тебе в городе после того, что случилось. Вообще-то уже поздно, пора бы и закрываться. Но ты не беспокойся, я посижу здесь, с тобой, пока не приедет Люк, а потом уйду. Ты думаешь, он задержится в жандармерии?
– Надеюсь, что нет. Мне так хочется узнать, зачем его вызвали!
Она подошла к лестнице, ведущей в подвал, и, перегнувшись через перила, с улыбкой прислушалась к детским голосам.
– Все хорошо, – щебечут, как птички, и не ссорятся.
Соня взялась за щетку, чтобы вымести последние волосы, еще оставшиеся на плиточном полу. Клеманс начала раскладывать по местам все, чем здесь пользовались в рабочее время, от модных журналов до баллончиков с лаком. Чуть раньше, после ухода последней клиентки, они с Соней проверили наличность в кассе – правда, ее было немного, большинство посетителей расплачивалось банковскими картами. Занимаясь уборкой, они краем уха слушали радио, как вдруг Клеманс насторожилась:
– Ты слышала? Метеослужба предупреждает о снежном буране в Верхних Альпах!
– Когда?
– Завтра к вечеру. Сильный ветер и, конечно, опять снегопад.
– Снова?! Ну, ничего не скажешь, в этом году зима нас ничем не обделила!
– Люк и Виржил собирались выйти в горы на лыжах, но, видно, придется им отложить.
– Они оба всё такие же любители черных трасс?
– Увы, да. И ведь уже далеко не молоды, а лихачат прямо как мальчишки.
– Ты часто ходишь с ними?
– Нет. Пока мужчины несутся вниз как сумасшедшие, мы с девочками катаемся на маленьких пригорках, хотя они считают, что я чересчур осторожна. Они мечтают кататься с отцом и Виржилом, – не понимают, глупышки, что им еще рановато, силенок не хватит. Правда, наши мужчины очень терпеливы, когда хотят чем-нибудь порадовать девчонок.
– И Виржил тоже?
– Виржил в первую очередь. Он их просто обожает.
– А чего ж его подруга не родит ему ребенка?
– Мне кажется, она не хочет детей. Вот в этом-то у них и проблема.
– О-ля-ля! Ну, если у нашего обольстительного Виржила будут любовные проблемы, ты только скажи мне, – уж я сумею его утешить!
И Соня расхохоталась, хотя в ее шутке, несомненно, таилась доля правды: всякий раз, как Виржил заходил к ним постричься, она не спускала с него глаз.
– Правда, я думаю, что после этой великой интеллектуалки его не устроит какая-то ничтожная парикмахерша, – добавила она с грубоватым смешком.
Эту вторую шутку, совсем уж неудачную, Клеманс и вовсе не оценила.
– Насколько мне известно, Виржил не судит о людях по их профессии или по счету в банке, – суховато ответила она.
– Ну, извини, я не то имела в виду. Я знаю, что ты его очень любишь.
– Да, это верный друг и порядочный человек.
Говоря это, Клеманс, в который уже раз, выглянула в окно, но Соня, обняв ее за плечи, отвела в глубину салона, где они обе уселись в кресла для мытья головы.
– Если завтра и впрямь ожидается снежная буря, может, нам лучше не открываться? – предложила она.
– Ее обещают только к вечеру. Давай подождем до утра – тогда метеосводка будет более определенной. Мне не хочется, чтобы наши клиентки поцеловали замок.
– Да они и носа не высунут из дому, если непогода и впрямь разыграется.
Клеманс призадумалась и наконец ответила с улыбкой:
– Признаюсь тебе: мне нравятся снежные бури, когда я сижу у себя в шале, за толстыми стенами.
– Ну, ваше уж точно не рухнет, – со смешком ответила Соня. – Но только вы ведь будете отрезаны от остального мира.
– Да нет, в конечном счете снегоуборщик добирается к нам, наверх. А мы его встречаем достаточно щедрыми чаевыми, чтобы ему захотелось вернуться к нам в следующий раз. Но на крайний случай у нас всегда достаточно запасов продовольствия, чтобы выдержать долгую осаду. Филиппина очень предусмотрительна и организованна, когда занимается покупками продуктов. А места у нас хватает.
– Да, свободное место – это роскошь.
– Ты права, – подтвердила Клеманс, мечтательно глядя в пространство. – А вот если мы продадим шале и поселимся в тесной квартире, нам придется держать себя в рамках. Да и принимать у себя родителей тоже будет не так-то просто… – И она осеклась, тряхнув головой. – Ладно, не хочу даже думать об этом. Как представлю себе, что не смогу больше разводить жаркий огонь в нашем большом камине или готовить ужин на длинной кухонной стойке, болтая с домочадцами… А летом расцветает наш горный сад, который поднимается по склону к альпийским пастбищам, и за домом – бескрайний еловый лес… А какой волшебный вид на долину, на крыши других шале, там, далеко внизу… Как подумаю, что придется расстаться с этой красотой, с этим комфортом… просто сердце разрывается!
И по ее щекам потекли неудержимые горькие слезы.
– Но если Этьена арестуют, вам ведь не придется продавать шале, верно?
– Ох, не знаю. Я уж начала думать, что не стоит искушать судьбу. Даже если его осудят по всей строгости закона, он еще больше захочет взять реванш. Он же считает меня своей собственностью и стремится вернуть то, что ему принадлежит. Да и на законы ему плевать, он их никогда не соблюдал.
– Погоди, Клеманс, погоди… Ты сейчас слишком взволнована и напугана – потому что всегда боялась его. И все же тебе удалось заставить его уйти в тот вечер. Ведь когда Филиппина упала, он вполне мог тебя увести, но не сделал этого. Видимо, он далеко не так уверен в себе, как хочет продемонстрировать.
Клеманс не очень-то поверила доводам Сони и все же призадумалась над ее словами. Да, Этьен внушал ей страх – правда, не такой сильный, как прежде. Он мог сколько угодно терроризировать ее во времена их брака, но теперь у нее был Люк, и их дочери, и новая жизнь, которую она сумела построить, и это свое достояние она готовилась защищать всеми силами. В моральном плане Этьен больше не имел над ней никакой власти. Остался только чисто физический страх, когда он оказывался рядом с ней.
Внезапно их отвлекла от беседы молодая женщина, которая, невзирая на поздний час, постучала в окно.
– Эх, не догадалась я опустить железную штору! – проворчала Соня, вставая.
Но ни она, ни Клеманс даже не подумали отказать клиентке.
– Какое счастье, что вы еще здесь! – воскликнула та. – У меня сегодня свидание с мужчиной моей жизни, и мне совершенно необходимо сделать укладку! Это возможно?
Ее радостно-возбужденный голос вызвал улыбку Клеманс, которая протянула ей белую накидку.
– Ну конечно, мы вами займемся. Сначала давайте помоем голову, и меньше чем через полчаса вы уже освободитесь.
Она перемигнулась с Соней и заперла дверь салона.
Этьен даже не думал скрываться от жандармов. Он прекрасно понимал, что приятельница Клеманс, та несносная гордячка, подаст на него жалобу, если ее травма окажется серьезной, и не хотел, чтобы из-за этой глупости за ним гонялись по всему региону. Когда жандармы нагрянули в снятый им флигелек, он даже не стал изображать удивление и смиренно последовал за ними.
Однако в помещении жандармерии его ждал неприятный сюрприз – женщина-аджюдан [14]. Задав ему несколько вопросов, касавшихся его анкетных данных, она коротко перечислила действия, в которых его обвиняли, после чего резко объявила:
– Пункты законодательства, касающиеся правонарушения, в котором вас обвиняют, были недавно ужесточены. В частности, это закон от 9 июля 2010 года в отношении насильственных действий, жертвами которых стали женщины. Указанные действия, совершались ли они в семейной жизни…
– Но мы же разведены! – возразил Этьен.
– …позвольте мне договорить. Итак, в семейной жизни, либо в отношении бывшего супруга, либо бывшего сожителя. Это как раз ваш случай. Поэтому судья по семейным конфликтам может вынести решение о защите, в силу которого вам запретят приближаться к вашей бывшей жене.
Говоря это, женщина сверлила Этьена суровым взглядом, от которого ему стало не по себе.
– Что же касается другой особы, которую вы так безжалостно оттолкнули, то ее пришлось госпитализировать, и она перенесла хирургическую операцию.
– Но она мешала мне разговаривать с женой!
– С бывшей женой, – сухо поправила она. – Которая не желала с вами беседовать и имела на это полное право.
Этьен с трудом сдерживался. Лучше бы его допрашивал мужчина, – уж они бы друг друга поняли! – а не эта стервозная жандармиха.
– Да я просто оттолкнул ту, другую, – мрачно буркнул он, – вот она и упала. Гололед был.
– А она жалуется на то, что вы намеренно нанесли ей удары и раны.
– Как это – намеренно?
– Именно так. Перед тем, как свалить ее наземь, вы дали ей пощечину. И эта жалоба грозит вам исправительным судом.
Этьен только раздраженно пожал плечами. Несколько мгновений унтер-офицерша молча сверлила его взглядом и наконец спросила:
– Так в чем проблема? Почему вы преследуете свою бывшую жену?
– Да я ее вовсе не преследую, просто хотел поболтать.
Однако женщина, заглянув в рапорт, лежавший перед ней на столе, сказала:
– Согласно показаниям свидетеля, вы преследовали ее на машине. До этого вы явились к ней домой, не будучи приглашенным, а недавно подстерегли ее у крыльца и удерживали там. Значит, все это с целью «поболтать»?
Из ее слов Этьен заключил, что этот пресловутый свидетель – не кто иной, как хирург, тот самый идиот, который явился на дороге в тот день, когда он, Этьен, гнался за Клеманс.
– Если вы будете продолжать в том же духе, мсье, вас подвергнут медицинскому освидетельствованию, чтобы определить степень опасности, которую вы представляете, и обяжут носить электронный браслет слежения.
– Ах, вот даже как?!
– Именно так. В наше время власти уже не дают спуску тем, кто жестоко обращается с женщинами. А если принять во внимание то, что написано в рапорте, во время вашего развода вы вели себя просто отвратительно.