Чужой выбор — страница 31 из 54

Встретившись взглядом с Виржилом, он сорвал с себя маску и почти бегом покинул операционную. Перед тем, как последовать за ним, Виржил отдал необходимые распоряжения своей бригаде. Перебрав в памяти все этапы операции, предшествующие остановке сердца, и все усилия вновь запустить его, он сделал вывод, что никто из них не совершил ни малейшей ошибки.

Он нагнал Себастьена в коридоре, взял его за плечо и чуть ли не силой заставил обернуться.

– Ты сделал все, что мог. Я тоже. Да и все остальные…

– Но такого не должно было случиться! Так не бывает!

– Бывает. Примерно пять случаев на десять тысяч, и тебе это известно так же хорошо, как мне.

– Я изучил историю болезни этого пациента от корки до корки, провел необходимые анализы. Все показатели нормальные. Я поговорил с ним вчера вечером, и еще раз сегодня утром, – ничто не предвещало особого риска, более того, он даже не боялся операции!

– Согласен, согласен… Его родные здесь?

– Нет.

– Кого нужно оповестить?

– Там, в истории болезни, все написано.

– Ты сходи за ней и принеси ко мне в кабинет, мы вместе составим отчет.

Спокойный голос Виржила как будто слегка утешил Себастьена, и он спросил:

– Ну почему это случилось со мной?

– Не с тобой, старина, а с ним.

– Послушай, я трижды проверил все оборудование! Я точно знаю, чтό вколол ему, и ни на секунду не отошел от своих приборов!

– Да успокойся же, старина! Никто тебя не обвиняет.

– Ну да, как же! Когда такое случается, это всегда ошибка анестезиолога.

– Или хирурга.

– Нет, ты вне подозрений, твоя операция проходила безупречно. Как и всегда…

– В операционной «всегда» не бывает. Случиться может все что угодно, и сегодняшний случай – тому подтверждение.

Виржил держался спокойно, хотя это несчастье потрясло и его тоже. Как главный врач ортопедического отделения он нес ответственность за смерть пациента. И теперь был обязан точно установить причины остановки сердца, объяснить, почему не удалась реанимация, и определить степень вины каждого члена своей бригады.

– Так я жду тебя в своем кабинете, – напомнил он Себастьену, стараясь, чтобы его голос звучал не слишком официально.

Филиппина себя не помнила от гнева. Весь день она пыталась связаться по телефону с Виржилом, но безуспешно: в ответ раздавался только бесстрастный голос автоответчика. Со времени ее приезда в Париж – а это было несколько дней назад – он не подавал о себе никаких вестей, и она, принимая это за провокацию с его стороны, дулась и тоже не звонила. Однако теперь уже настало время поговорить и объясниться, поскольку Филиппина не допускала и мысли о том, что их длинный роман может окончиться так внезапно. Поэтому она решила послать Виржилу эсэмэску, довольно сухую, с просьбой позвонить, когда у него наконец найдется для нее пять минут. После чего, поколебавшись, набрала номер Клеманс.

– Я тебе не помешала? – спросила она вместо приветствия. – Потому что у меня такое впечатление, что я всем вам мешаю!

– Да нет же, с чего ты взяла?

– С того, что Виржил даже не снисходит до ответа.

– Так он, наверно, еще в больнице.

– Ну, раньше он всегда находил минутку, чтобы позвонить мне, но это я комментировать не хочу… Короче, мне нужно с ним поговорить. Передай ему это, когда увидишь.

– Да, конечно. Тебе что-нибудь нужно?

– Разумеется, нужно! Например, все мои вещи. Если он решил со мной расстаться, во что мне верится с трудом, я хотела бы получить свою одежду, свои книги, в общем, все, что мне дорого.

– Понимаю…

– Ты?! Не уверена.

– Не нападай на меня, Филиппина, уж я-то ни сном ни духом не виновата в том, что между вами произошло.

– Ну, разумеется, ты мне не вредила сознательно. Но зато ты являла собой образцовую супругу и мать семейства и тем самым внушила Виржилу мысли, которые ему раньше и в голову не приходили.

– Послушай, ведь вы с ним вместе так давно, а он…

– Да нет, похоже, у нас уже не будет никаких «вместе»!

– …а он стареет.

– Детишки состарят его еще быстрее, и меня заодно!

Филиппина, не сдержавшись, выкрикнула это во весь голос, потом добавила, уже тише:

– Ладно, пока я хочу, чтобы мне вернули мои вещи. Но они не поместятся в чемоданах, да и нести их я в любом случае не смогу из-за больного локтя. Мне придется искать перевозчика, оформлять доставку. Словом, я думаю, что приеду через несколько дней.

Растерянная Клеманс ничего не ответила. Она была почти уверена, что Филиппина хочет приехать главным образом для того, чтобы увидеть Виржила и помириться с ним. Похоже, она не допускала мысли об окончательном разрыве. А дело шло именно к этому. Со времени отъезда Филиппины Виржил выглядел более спокойным и улыбчивым, был явно доволен жизнью, и вряд ли его порадовала бы перспектива очередного бурного объяснения с бывшей подругой.

– Если хочешь, я сама этим займусь, – решившись, предложила Клеманс.

– Это еще зачем? Я что – нежеланная гостья в вашем шале?

– Да нет, просто чтобы избежать…

– А я не хочу избегать Виржила, я хочу увидеть его, посмотреть ему в глаза!

– Хорошо, я передам ему, чтобы он тебе позвонил.

– Благодарю. Подумать только – мне пришлось просить о встрече с ним через тебя! Ладно, увидимся.

И Филиппина отключилась, даже не попрощавшись толком, чем сильно обидела Клеманс.

– Это кто звонил – твоя подруга-интеллектуалка? – иронически спросила Соня, занятая чисткой лотков для мытья головы.

– Боюсь, что уже не подруга, и вообще никто. Я понимаю, что она в ярости, что ее оскорбило поведение Виржила, но это ведь не причина, чтобы набрасываться на меня. Мы с ней вполне нормально ладили, много лет жили под одной крышей, и я думала, что стали подругами.

– Эх ты, простая душа! А как ты думаешь, почему она ни разу не пришла сюда постричься? Почему вы вместе не ходили по магазинам? Я так думаю: она смотрела на тебя свысока – и как на серенькую провинциалку, и как на женщину из простой семьи. Ты же мне рассказывала, что она парижанка и одевается только в Париже, что она богатая наследница и, мало того, с целой кучей ученых дипломов. Так какая ж ты ей подруга?! Тоже мне, размечталась!

Клеманс не стала возражать – Соня была трижды права. Между ней и Филиппиной никогда не было искренней близости или дружбы. Скорее уж обыкновенные приятельские отношения двух женщин, живших под одной крышей, но занимавшихся совершенно разными делами. Филиппина никогда не пыталась заинтересовать Клеманс своими изысканиями, не предлагала почитать написанные ею статьи. Она действительно ни разу не заглянула в парикмахерскую, хотя бы для того, чтобы купить шампунь. Но, несмотря на все это, Клеманс сожалела о ее отъезде. Отсутствие второй женщины серьезно нарушило распорядок повседневной жизни шале. Правда, Виржил с некоторым смущением заметил, что Клеманс не под силу выполнять одной все хозяйственные обязанности, например закупку продуктов или приготовление еды. Он даже предлагал поручить эти задачи уборщице и брался оплачивать ей дополнительные часы работы.

– А мы живем-поживаем, не думая о завтрашнем дне, – задумчиво проговорила Клеманс. – Я была так счастлива с Люком и девочками, так рада присутствию Виржила, нашего верного друга и замечательного соседа, что легко приняла в наш дом и Филиппину. Но ты, наверно, права: она меня не очень-то жаловала.

И она начала чистить свои ножницы и расчески, чтобы сложить их в ящик.

– Завтра придет наш новый помощник, – напомнила ей Соня.

Она стояла у окна, опираясь на щетку и глядя на улицу.

– Что ты там высматриваешь? – обеспокоенно спросила Клеманс.

– Да вон там какой-то тип… Нет, слава богу, это не он! Я стала трусихой, прямо как ты – мне всюду мерещится твой бывший.

– Жандармы запретили ему приближаться к салону и к шале. Мне кажется, на этот раз он подчинится. Понимает, что зашел слишком далеко.

– Но ведь есть еще и школа, и супермаркет, да мало ли мест, где он может тебя подстеречь… Когда он должен явиться к судье?

– Когда его вызовут, так мне кажется. Но они нам ничего не сообщают.

Шли дни, и Клеманс все меньше думала об Этьене, все меньше остерегалась его. И, несмотря на настойчивые уговоры Люка, отказывалась думать о переезде – очень уж гнетущее впечатление произвела на нее квартира, показанная Хлоей. Подойдя к Соне, она в свою очередь оглядела улицу, но не увидела никого подозрительного. Может, Этьен и вправду решил подчиниться приказу жандармов?

– Ты можешь идти, – сказала она Соне.

– А кто за тобой сегодня приедет?

– Мой свекор.

– Почему Виржил никогда за тобой не приезжает? Он же теперь вольная птица…

– Обещал прийти на днях, подстричься. Если хочешь, я тебе уступлю свое место, только предупреждаю: он уже присмотрел себе кое-кого!

Соня патетически вздохнула, рассмешив Клеманс, и указала ей на машину, затормозившую у обочины:

– А вот и Кристоф с близняшками.

Девочки, сидевшие сзади, радостно махали Клеманс, и ни она, ни Соня не обратили внимания на мужчину, который уходил прочь, сутулясь и пряча лицо под капюшоном.

Этьен так и не смирился с запретом жандармов. Он, конечно, понимал, что, упорствуя в своем стремлении встретиться с Клеманс, навлечет на себя крупные неприятности, однако всякий раз, принимая решение покинуть эти места, в последний момент давал задний ход. Он уже трижды собирал чемодан, но каждый раз снова распаковывал вещи.

В глубине бумажника он десять лет хранил фотографию Клеманс, сделанную во время их свадебного путешествия. Всего несколько дней в кемпинге на берегу моря, рядом с Кассисом. На снимке она была в купальнике, если можно так назвать две узенькие полоски ткани, которые страшно разгневали Этьена. Когда Клеманс появилась на пляже в этом соблазнительном «костюме», все мужчины начали на нее пялиться, особенно при выходе из воды, ведь купальник облепил тело. В тот же вечер он положил конец их путешествию и всю обратную дорогу гневно растолковывал ей, что она не должна показываться окружающим в таком виде – отныне он, и только он будет тешиться этим зрелищем.