– Не перехватить, а заправиться всерьез! Я голоден как волк. А ты нет?
Чтобы пройти на стоянку, они сняли лыжи и взвалили их на плечи.
– Надеюсь, тебе полегчало? – заботливо спросил Виржил.
– Да, мне теперь лучше, там, на трассе, я думал только об одном: как бы тебя обойти!
Открытая улыбка Люка говорила о том, что он действительно слегка оправился от потрясения, и Виржил воспользовался этим, чтобы продолжить:
– Ну, вот и забудь все остальное. Я уверен, что теперь наша жизнь наладится.
– Ты думаешь?
Они сели во внедорожник, сняли перчатки, очки, шлемы и одинаковым движением бросили их на заднее сиденье.
– И все-таки сегодня ночью мне опять привиделся этот кошмар, – сознался Люк. – Как представлю себе Клеманс в лапах Этьена, в его власти…
– Но ведь она замечательно справилась с этим. Я уверен, что немногие женщины сумели бы разрулить такую сложную ситуацию.
– Это верно, но почему она отказывается подать на него жалобу? Он ведь буквально похитил ее возле супермаркета и запер в своей машине; жандармы должны узнать об этом.
– А что толку?! – возразил Виржил. – Это ведь бездоказательно: она скажет одно, он – другое, и неизвестно, кому верить. В конце концов, с Клеманс ведь ничего плохого не случилось.
– Кроме того, что она смертельно испугалась!
– Вряд ли это послужит аргументом в суде. На самом деле только сама Клеманс может верно судить об этом человеке. И если она считает, что кризис миновал, что Этьен смирился со своей неудачей и покинет эти места, то, скорее всего, так и будет.
– Ну, это просто гипотеза, одна из многих! Когда Клеманс повторяет свой рассказ об этой безумной сцене, мне кажется, что она находит для Этьена смягчающие обстоятельства. Она так радуется, что он сам ее отпустил!
– И что он ее выслушал. Ведь ей удалось высказать ему все, что было нужно. И не забудь: он ведь с самого начала утверждал, что хочет поговорить с ней. Только поговорить, и ничего более, как он уверял. Ну вот, теперь он получил то, что хотел, и, может быть…
– Слушай, уж не хочешь ли ты его оправдать, черт возьми?!
– Конечно нет.
– Да и сама Клеманс, похоже, готова все спустить на тормозах, как будто ничего не случилось!
– Да успокойся же, старина, а то, не дай бог, вылетишь за поворот!
Несколько секунд, пока Люк на бешеной скорости одолевал крутой вираж, оба молчали, и в салоне слышалось только легкое постукивание их шлемов, которые сталкивались на заднем сиденье.
– А теперь, – продолжал Люк, уже спокойнее, – Клеманс раздумала продавать шале. Квартира, которую ей показала твоя подружка, привела ее в полное уныние.
– Увы, она мне не подружка! По крайней мере, пока еще нет… Но я знаю, что этот визит подействовал на Клеманс угнетающе. Она мне подробно обо всем рассказала.
С этими словами Виржил покосился на Люка и насмешливо добавил:
– Потому что она, представь себе, откровенничает со мной. Я ей друг, и она это знает.
– Да ладно тебе, кончай! Мы, кажется, уже объяснились по этому поводу. И я признаю, что виноват, – mеa culpa [19], теперь ты доволен? Я рад, что у нее есть такой друг, как ты, так что болтайте сколько угодно.
– Ну, спасибо!
– И все-таки зря она думает, что дело улажено, я не разделяю ее оптимизма! Мои старики завтра уезжают, и мне уже страшно… Как подумаю, что может случиться, когда она будет одна.
– Да она уже и была одна – на той стоянке. И ей наверняка и потом придется быть одной время от времени. Ты, конечно, можешь пригласить ее приемных родителей – Жан и Антуанетта с радостью приедут сюда, но рано или поздно им тоже надо будет вернуться домой. А Клеманс имеет право жить нормальной жизнью, без посторонней опеки и помощи, потому что иначе это будет просто другая форма неволи.
– Тебе легко рассуждать, Виржил, но если с Клеманс или с моими дочерями что-то произойдет…
– Ты думаешь, Этьен способен на убийство?
– Я ни за что не могу ручаться.
– А вот Клеманс уверена, что неспособен. Ей уже пришлось плакать из-за шале, из-за того, что она будет вынуждена распроститься с плодами ваших многолетних трудов. Ее возмущает сама мысль о том, что вы лишитесь всего, что заработали своим горбом. Ведь это шале – реванш за ее убогое детство в семьях, где ее не любили. Ты же знаешь: до того, как попасть к Жану и Антуанетте, она была несчастной сиротой без всяких надежд на светлое будущее. Это они помогли ей обрести веру, зато потом она попала в лапы Этьена и очень скоро поняла, что ее снова ждет беда. Так было до тех пор, пока она не встретила тебя. Недаром же она говорит, что с тобой готова жить где угодно – хоть в пещере, хоть в шалаше. Так вот, она считает это шале подарком судьбы и не допустит, чтобы его у нее отняли. Во всяком случае, именно так она мне все объяснила.
– Я смотрю, она куда разговорчивей с тобой, чем со мной.
– А знаешь почему? Ей не хочется, чтобы ты заподозрил ее в чрезмерной привязанности к этим символам благосостояния – к камням и балкам. Она, конечно, готова жить где угодно, лишь бы с тобой. Но в данном случае ей кажется, что ты и девочки страдаете по ее вине.
Люк стиснул зубы, казалось, он пытается осмыслить услышанное. Он так судорожно вцепился в руль, что у него побелели суставы.
– Ну-ка, останови машину, давай я поведу, – мягко сказал Виржил, тронув его за плечо.
Люк свернул на обочину, тяжело вздохнул и пробормотал:
– Никак не переварю эту историю.
– А придется.
– Мне следовало бы самому поговорить с Этьеном. Он ведь хотел «разговора», вот я и предложил бы ему такой разговор… на кулаках!
– Ну, и свалял бы дурака, только подлил бы масла в огонь, да еще неизвестно, вышел ли бы ты победителем.
– А ты что сделал бы на моем месте?
Люк задал этот вопрос почти агрессивно, но Виржил постарался ответить как можно спокойнее:
– Подождал бы. Если Клеманс не ошиблась, Этьен должен уехать. Он, конечно, мерзавец, ревнивый и жестокий мерзавец… но не сумасшедший.
Друзья вышли из машины и поменялись местами.
– Так что – значит, ничего не делаем? – настойчиво спросил Люк, пока Виржил набирал скорость.
– Ничего.
– А как быть с шале?
– Никак. С ним тоже нужно подождать. Когда все нормализуется, подумаем об этом, все втроем. Выясним, кто хочет остаться, кто – уехать и куда именно. Это, может быть, позволит нам пересмотреть свои приоритеты. С начала зимы все карты в нашей колоде смешались, и теперь каждый наконец увидит, какие у него козыри.
Они надолго замолчали, и, только свернув на дорогу, ведущую к шале, Люк спросил:
– А в твоей колоде, случайно, не затерялась дама треф – такая маленькая брюнетка?
– Очень надеюсь, что она отыщется где-нибудь за червовым тузом!
Ему казалось, что теперь Люк слегка повеселел и стал выглядеть более беззаботным, но надолго ли? Надежный, как скала, при всех жизненных обстоятельствах, он тем не менее становился уязвимым, как только дело касалось Клеманс. Ему было невыносимо сознавать, что над ней нависла какая-то угроза, а он не может ее защитить.
Перед тем, как войти в шале, Виржил несколько минут постоял во дворе, разглядывая фасад. Балюстрады галереи, оконные ставни и желоба крыши стойко выдержали суровую зиму. Каждый год они с Люком покрывали их смесью льняного масла со скипидаром, посвящая этому один-два уикенда. При этом между ними неизменно возникали перепалки, которые всегда заканчивались дружным хохотом. Они оба ревностно заботились о состоянии шале и переняли от Кристофа немало секретов его мастерства. Он научил Виржила работать в перчатках, чтобы сберечь руки, понимая, что хирург не должен орудовать такими грубыми инструментами, как отбойный молоток или механическая ножовка.
Филиппина не участвовала в отделочных и малярных работах по поддержанию дома, которыми занимались в первое время все остальные его обитатели. Она сразу заявила, что у нее нет к этому никаких способностей, хотя на самом деле попросту презирала это низменное занятие. Зато Виржил находил в нем возможность разрядки и чувство товарищества, в которых так нуждался.
Филиппина… Он корил себя за то, что почти не думал о своей бывшей подруге со времени ее отъезда, утешая себя надеждой, что с ней все в порядке. Может, стоило бы послать ей нежное письмо, заверить, что он был и останется ее другом и она может на него положиться? Но ведь это будут всего лишь красивые слова. А главное, еще слишком рано вступать с ней в переписку.
Вот когда она немного успокоится, он напишет, что помнит ее, что она всегда будет жить в уголке его сердца и напоминать о прекрасном времени их совместной жизни. Но хотя Виржил запрещал себе надеяться на встречу с Хлоей, он все-таки думал только о ней. О том послании, которая она оставила на его автоответчике. Она говорила о покупателе, желавшем приобрести именно шале, и хотела обсудить с ним этот вопрос. Что это было – обыкновенный деловой звонок? Видимо, да: ее голос звучал холодно, официально. Виржил решил не выказывать спешки и перезвонил только на следующий день, но безрезультатно. А сегодня было воскресенье и он постеснялся ее беспокоить – может, она хочет отдохнуть от дел.
И все-таки он непрерывно нащупывал свой телефон в кармане халата. Ему пришло в голову, что можно послать эсэмэску. Агентство работало по субботам, – значит, в понедельник оно закрыто, а перспектива ждать до вторника казалась ему невыносимой. Помучившись еще немного, он все-таки послал эсэмэску с предложением встретиться во вторник или в среду, за обедом или просто так, добавив, что это его единственное свободное время. Разве что она предпочтет ужин, и в этом случае, он, Виржил, в полном ее распоряжении.
В тот момент, когда он решился наконец войти в дом, на экране его мобильника появился лаконичный ответ: «Среда, 13 час., где хотите. С уважением». Довольно сухо, но все-таки маленькая победа.
Этьен осмотрел комнату, желая убедиться, что он ничего не забыл. Его багаж был невелик, он умел путешествовать налегке. Раз за разом он мысленно перебирал подробности встречи с Клеманс. С той Клеманс, которая уже не была