Теперь Хлоя забыла о сдержанности – казалось, ее действительно заинтересовали рассуждения Виржила. Однако миг спустя он вдруг услышал ее заразительный смех.
– Если я правильно поняла, мне теперь придется искать два шале с садиками, которые стоят рядышком? Вы что – принимаете меня за Деда Мороза?
– Хочу вам напомнить, что мы еще ничего не решили, – вероятно, мы самые непостоянные клиенты в вашей карьере.
– О, моя карьера агента-риелтора только-только начинается, но, честно говоря, я надеюсь, что мне не часто придется иметь дело с такими клиентами. Вы владеете исключительным домом, который сейчас можно продать с огромной прибылью, и продолжаете колебаться, потому что боитесь перемен. А у меня ждет клиент, который готов заплатить, не торгуясь, но вы, судя по всему, упустите такой прекрасный случай…
Хлоя доела пирог, отодвинула тарелку и устремила на Виржила пристальный взгляд своих темных глаз.
– Ну, будем считать, что мы покончили с обсуждением этой гипотетической продажи и можем перейти к другим темам. Например: почему вы не говорите, чего ожидаете лично от меня?
– А я полагал, что выразился достаточно ясно. Вы мне очень нравитесь, более чем… Так дайте мне возможность хотя бы слегка приручить вас.
– Еще одно странное выражение. Неужели я выгляжу такой дикой?
– С когтями и зубами, готовой к схватке, разве нет?
– Возможно. Но поскольку не все мужчины достойны доверия, лучше заранее готовиться к неприятным сюрпризам.
– Однако при этом вы рискуете упустить приятные.
Хлоя снова залилась своим веселым смехом, который так очаровывал Виржила.
– Нет, не умеете вы ухлестывать за женщинами, – насмешливо констатировала она. – Я полагаю, вам это никогда и не требовалось. Еще бы, одно лишь то, что вы хирург!..
– Ну, знаете ли… Я выбрал себе профессию вовсе не по этой причине. Хотите еще пуйи?
– Вы решили меня подпоить? Не надейтесь – армия меня надежно закалила. Так что давайте выпьем еще!
Официантка принесла им бокалы с вином, утиное филе и мимоходом слегка подмигнула Хлое. Виржил заметил это и шепнул:
– Эта девица считает, что у нас с вами романтический ужин…
– Ну, для того, чтобы меня покорить, этого мало, – отбрила Хлоя.
Ее веселый настрой доказывал, что она хотя бы не скучает. Но Виржил не знал, достаточно ли этого, чтобы добиться еще одного свидания.
– А чем вы занимаетесь в свободное время? – поинтересовался он.
– Я много рисую, обожаю это занятие. Еще плаваю, занимаюсь фитнесом и бегаю вместе с братом, чтобы не потерять форму.
– А почему вы рисуете?
– В юности я много чему училась. Родители купили мне большую коробку цветных карандашей, и я твердо решила научиться рисовать. Вот так я и увлеклась этим занятием, даже достигла некоторых успехов. А потом забросила цветные карандаши и сменила их на угольный.
– А вы не хотели сделать это своей профессией?
– Мне пришлось очень рано начать зарабатывать на жизнь. После смерти родителей я получила достаточно денег, чтобы оплатить серьезную учебу. А рисование – это так, забава. Но оно осталось моим хобби, мне нравится этим заниматься.
– Сколько же лет вам было, когда вы потеряли родителей?
– Только-только исполнилось двадцать.
Виржил не решился продолжать расспросы. Он лишь любовался Хлоей, забыв о еде, и не сразу осознал это, но, порывшись в памяти, не смог припомнить, доводилось ли ему когда-нибудь так пылко восхищаться женщиной. И чтобы не выглядеть совсем уж смешным, он заставил себя проглотить несколько кусочков утки.
– А как вы проводите свой досуг, Виржил?
– Катаюсь на лыжах с начала сезона и до самого закрытия. И на горных, и на равнинных, – мы с Люком большие любители лыжных прогулок.
– Но вы ведь родом не из этих мест?
– Нет, мы оба парижане. Приезжали сюда только на каникулах и вот, во время одной такой поездки, ожидая, когда будет готов раклет [21], решили зайти подстричься. Люк и Клеманс посмотрели друг на друга, и… наши судьбы совершили крутой вираж. Он первым переехал в Гап, чтобы жить рядом с ней. А позже в здешней больнице освободилось место хирурга, и мне удалось присоединиться к ним.
– И вы бросили Париж?
– Без всякого сожаления. Я не ладил со своими родителями, и мне очень не хватало Люка и гор.
– Вот так просто?
– Ничто не бывает совсем просто. Но я ни разу не пожалел о своем выборе.
– Ну, а чем же вы занимаетесь, когда заканчивается лыжный сезон?
– Пешими прогулками, фотографией. Время от времени мы с Люком устраиваем автопробеги на своих внедорожниках или осваиваем вождение на сложных серпантинах. Но чтобы добраться до вершины Гран-Самбюк, нужно преодолеть около ста пятидесяти километров.
– Гап – глухая провинция. Куда ни захочешь поехать – на юг, в Экс, или на север, в Гренобль, – все большие города очень далеко.
– И это объясняет популярность нашего больничного центра, а также причины его развития. Ну а в остальное время я много читаю, причем не только новые книги по медицине, я еще и большой любитель детективов! Ну и наконец, чтобы дополнить картину и чтобы в ваших руках были все козыри, я мечтаю о собаке… и, конечно, о детях, это моя самая тяжелая фрустрация.
– Какие козыри вы имеете в виду?
– Те, которые вам необходимы, чтобы составить обо мне мнение.
Хлоя с любопытством взглянула на Виржила.
– А вы довольно… довольно неожиданный человек, – сказала она, на сей раз без улыбки.
– Что ж, принимаю это как комплимент.
– Ну… не знаю…
Казалось, она слегка сбита с толку, и когда Виржил предложил ей десерт или кофе, отказалась и от того, и от другого. Он не стал уговаривать ее и отправился оплачивать счет, пока она надевала пальто. Они вышли на улицу, и Виржил задал вопрос, который вертелся у него на языке весь вечер:
– Я могу позвонить вам через несколько дней? В частном порядке, конечно.
– Я сама вам позвоню. Так будет лучше.
Хлоя протянула было Виржилу руку, но тут же отдернула ее и, привстав на цыпочки, легко чмокнула его в щеку. Потом, не сказав ни слова, быстро зашагала прочь и ни разу не обернулась.
Клеманс распылила лак на волосах клиентки и подняла у нее за головой круглое зеркало, чтобы та могла разглядеть свой затылок.
– Прекрасно! Мне нравится и цвет, и укладка… Я очень довольна; по-моему, такая прическа меня молодит.
И дама, вполне удовлетворенная результатом, вручила Соне щедрые чаевые перед тем, как покинуть салон.
– Давай перекусим, – предложила Клеманс. – Следующая клиентка должна прийти только через полчаса, и, если до этого никто не явится, можно спокойно отдохнуть.
День грозил быть утомительным: наступившая весна возбуждала у многих женщин желание сменить прическу. Клеманс и Соня спустились в подвал, где царил беспорядок.
– О господи, каждое утро обещаю себе разобрать эту свалку, и все никак! – сердито воскликнула Клеманс.
– Если хочешь, давай сделаем уборку в следующий понедельник, я тебе помогу, – сказала Соня.
Это было благородно с ее стороны, ведь в понедельник парикмахерская не работала.
– Хорошо бы обустроить здесь уголок для твоих девочек, пусть делают уроки в те дни, когда тебе придется забирать их сюда из школы.
– Да, можно положить на стол пару досок, вот и будет им парта.
– А если еще спустить вниз два старых кресла из салона, – помнишь, тех, которые мы собирались выбросить…
– Да, только нужно сохранить в другом углу наш кухонный уголок с микроволновкой и маленьким холодильником.
– И еще принести сюда какую-нибудь красивую лампу и развесить афиши.
Вот будет шикарно!
И женщины, в полном восторге от своей идеи, поставили разогревать пиццу в микроволновку.
Чтобы не закрывать парикмахерскую на обеденный перерыв, они ограничивались такой легкой закуской, иногда вместе, иногда поочередно. Их последний помощник оказался ленивым и неумелым, и теперь они ждали нового, он должен был прийти на будущей неделе, а пока им приходилось справляться вдвоем.
– Знаешь, я все никак не отвыкну смотреть на улицу, – сказала Соня, открывая коробочку с фруктовым йогуртом.
– Я думаю, что он уехал.
Однако Соня уловила в голосе Клеманс легкую неуверенность.
– Так думаешь или уверена?
– Ну… конечно, не на сто процентов…
– И все-таки готова идти на риск?
– А как же иначе?! Когда я возвращаюсь домой с девочками, то все время поглядываю в зеркало заднего обзора, и если вижу за собой какую-то машину, меня начинает трясти от страха. Потом, когда мы добираемся до шале, я никогда не останавливаюсь у крыльца, а заруливаю прямо в гараж, жму на пульт и опускаю за собой железную штору, прежде чем выйти из машины. А чтобы не пугать девочек, придумываю какую-нибудь дурацкую игру.
– Господи, ну как ты можешь жить в этом постоянном страхе?!
– Я ни за что не позволю ему взять надо мной верх! Он меня не одолеет, не уничтожит, не разрушит все, что мне удалось создать, – мой брак, моих двойняшек, мою клиентуру в салоне, всю эту прекрасную жизнь, за которую я каждое утро благодарю Бога… Я поклялась себе, что он ничего от меня не добьется! Когда он прижался ко мне на заднем сиденье своей машины, я сначала подумала: это плохо кончится, я не смогу его одолеть. И в памяти сразу всплыли все ужасы моей прошлой жизни. Я вспомнила, как боялась его, когда мы были женаты, – буквально цепенела перед ним, точно кролик, ослепленный фарами автомобиля! Не дай бог испытать это снова! Тогда я заговорила с ним о Люке, о моих дочках, сказала, что он больше ничего для меня не значит, и вдруг почувствовала себя храброй, непобедимой.
– А он небось надеялся, что все будет наоборот? – возмущенно предположила Соня.
– Конечно! Он ведь приехал с твердой уверенностью, что наша с ним история еще не закончена, что он может продолжить ее с того момента, где я ее прервала. Но он просчитался: мне удалось взять над ним верх. Я почувствовала, что он колеблется. И почти уверена, что его здесь уже нет, только хорошо бы окончательно убедиться в этом.