В этой обстановке Варшава остается спокойной. В Лондоне надеются, что Данциг с его старинными традициями может опять доказать, как это было и прежде, что народы разных национальностей могут работать совместно, когда их интересы совпадают. Чемберлен выразил надежду, что все заинтересованные стороны заявят и проявят свою решимость не допустить, чтобы какие-либо инциденты, связанные с Данцигом, приобрели такой характер, который мог бы представить угрозу миру в Европе566.
Стоит заметить, что о том, что положение в Данциге не только остается напряженным, но и, чем дальше, тем больше накаляется, советские газеты писали едва ли не каждый день. Любой из вас, уважаемые читатели, может легко в этом убедиться, взяв в руки майские, июньские, июльские и августовские подшивки «Правда», «Известий», «Комсомольской правды» и «Красной звезды» за 1939 год. Я намеренно не привожу их в этой книге, потому что для этого потребовался бы отдельный том. Тон, регулярность и количество публикаций очень напоминают те, что были прошлогодними летом и осенью, когда стремительно развивались события вокруг Судет, которые закончились мюнхенским сговором и уничтожением Чехословакии.
10 июля бухарестский корреспондент газеты «Дейли телеграф энд Морнинг пост» сообщал, что Германия потребовала отправки ей всех румынских излишков пшеницы урожая 1939 года, составляющих 1 млн. тонн, и 45 тыс. вагонов урожая 1938 года. Если Германия сможет получить львиную долю румынского хлеба, то вряд ли Англия даст Румынии новые кредиты, которые ей требуются для вооружений. Германская делегация в Румынии пыталась также предписывать румынскому правительству, какие виды хлебов должны производиться в Румынии567.
11 июля авиационный обозреватель газеты «Стар» писал, что английское и французское министерства авиации пришли к соглашению, в соответствии с которым английским самолетам разрешается совершать полеты на юг и юго-запад Франции, а французским самолетам – на территорию Англии568.
11 июля Суриц направил Потемкину обстоятельное письмо, в котором рассказывал о беседах с разными политическими деятелями относительно переговоров Англии, Франции и Советского Союза о пакте.
1. За договор и тесное сотрудничество с Советским Союзом выступает огромное большинство французов, что отражается и в позициях, занятых по этому вопросу различными парламентскими партиями. В парламентских комиссиях, где чаще всего обсуждался пакт и ход переговоров, не нашлось ни одного влиятельного представителя, ни одной более или менее значительной партии, которые высказались бы против заключения нового «широкого» договора с Советским Союзом. Необходимость такого договора признается почти всеми, хотя аргументы в пользу этой необходимости, конечно, приводятся разные. Всех объединяет то, что на Францию надвигается война и при всем разнообразии мнений по поводу силы и мощи Советского Союза, все согласны с тем, что какая бы это сила ни была, лучше эту силу иметь на своей стороне. Этому ничего не могут противопоставить даже самые оголтелые реакционеры. Они, вынуждены свою кампанию против договора подпирать либо доводами внутренней политики – усилится-де советское влияние и проникновение коммунизма во Францию, либо отрицанием явных вещей – «есть ли вообще советская армия», «есть ли государство», либо приписыванием Советскому Союзу тайных и коварных замыслов – «связь с Берлином», «втравливание в войну» и т. д.
2. Безрезультатность переговоров вызывала здесь огромную тревогу и беспокойство, особенно усиливающиеся всякий раз, когда появляются новые признаки войны, такие, как Тяньцзинь или Данциг. На замедление жалуются все без исключения французы, независимо от их партийной принадлежности. Одни в этом винят англичан, другие – руководителей Франции, чаще всего Бонне, третьи – и Советское правительство. Многие, говоря о том, что, переговоры затянулись, высказывают опасения, что запоздалое заключенное соглашение утратит свой демонстративно боевой характер.
Пресса вину за промедление начинает все больше взваливать на Советское правительство. Объясняется это не только злостной инспирацией врагов Советского Союза и ловким руководством с Кэ д'Орсе. Как правило, сведения о переговорах запаздывают и поступают с большими неточностями, чаще всего – из односторонних источников, и очень скудно – непосредственно от Советского Союза. Известную роль к тому же играет и психический обман. Переговоры ведутся в Москве, они не клеятся, значит, виноват Кремль. К тому же в противоположность Англии здесь нет почти ни одной политической партии, которая с провалом переговоров связывала бы расчеты на свержение правительства. Если в Англии часть оппозиции использует промедление в переговорах, чтобы свалить Чемберлена, то во Франции такого явления нет. Здесь никто на этом не собирается свалить Даладье. (Более того, отставка Даладье могла означать развал Народного фронта, основу которого составляли партии левого толка, и к власти могли прийти правые партии. Это, в свою очередь, могло привести к гонениям на коммунистов, вплоть до запрета компартии, что и случилось после того, как Франция стала на глазах рассыпаться под ударами вермахта весной-летом 1940 г. А ослабление влияния французских коммунистов было крайне нежелательно для Сталина, ведь их руками он в течение многих лет поддерживал во Франции внутриполитическую нестабильность. – Л.П.).
3. Раздающееся сейчас некоторое брюзжание по адресу Советского Союза со стороны враждебной ему части печати объясняется и тем, что последняя советская позиция, в том виде, как она была преподнесена официальными информаторами, в части, касающейся отказа предоставить гарантии Швейцарии и Голландии, не встретила должного понимания и сочувствия даже среди «друзей». И это положение несколько новое.
4. Вспоминая все важнейшие фазы московских переговоров, можно увидеть колебания отношений к ним французской общественности. В первой стадии переговоров главным пунктом расхождения между правительствами Советского Союза, Англии и Франции был вопрос о включении в соглашение статьи, предусматривающей и случаи прямой атаки, когда шел спор о «пакте трех» в непосредственном смысле этого слова. В этом вопросе огромное большинство французов поддерживали Советский Союз не только по соображениям справедливости и равенства, но для придания всему тройственному пакту более эффективного и боевого характера сотрудничества трех великих «демократий».
Такое же положительное отношение встретило и отклонение Советским правительством всех попыток ослабить автоматизм действий обязательств и, в частности, попытку поставить договор в зависимость от действия процедуры Лиги Наций. Некоторые влиятельные поклонники Лиги, впрочем, посетовали сначала на то, что с Лигой «не хотят считаться», но когда лучше ознакомились с текстами, то также признали, что английская редакция таит известную опасность и лучше без нее обойтись. Сошлись все и на том, что требование Советского правительства заключить специальную военную конвенцию, уточняющую формы и размеры помощи, вполне оправдано опытом прошлого, показавшего, что все пакты о взаимопомощи, которые не сопровождаются такими конвенциями, не имеют никакой реальной цены. Военные отдавали такой конвенции преобладающее значение и некоторые из них считали, что с этого вообще следует начинать.
Гораздо больше споров и разногласий, вызвали требования Советского правительства о гарантиях прибалтийским государствам. Никто, правда, не отрицал заинтересованности Советского Союза в прикрытии от агрессора этого участка своей границы. Однако одни рассматривали это как требование, интересующее Советский Союз, другие считали, что гарантия Польше уже прикрывает Прибалтику, так как она в своих интересах не допустит захвата немцами прибалтийских государств и в этом случае «будет неизбежно воевать», но огромное большинство возражающих утверждает, что нельзя навязывать странам Прибалтики гарантию против их собственной воли. Эти аргументы были поколеблены статьей в «Известиях».
Тем не менее, необходимо отметить, что правоту Кремля с самого начала безоговорочно признавали как раз «правые патриоты», считающие, что советское требование справедливо не только в отношении самого СССР, но и крайне необходимо в интересах создания барьера против Германии. Некоторые в своей защите этого советского требования заходили еще дальше, трактуя страны Прибалтики чуть не как часть Советского Союза. «Прибалтика имеет не только право на независимость, но и «обязанности» эту независимость отстоять, и если она этой обязанности не может сама выполнить, то это должны сделать за нее другие», – говорил Мандель. Нет ни одного политика, который высказался бы против предоставления такой гарантии по существу, и если наблюдались колебания, то лишь относительно формы упоминания об этом в договоре.
После того, как поступили сведения, что и по прибалтийскому вопросу «достигнуто соглашение», все здесь считали, что нет уже больше никаких разногласий и что соглашение будет на днях подписано. И вдруг новые осложнения, и на этот раз уже из-за Швейцарии и Голландии и из-за не совсем ясной для большинства формулы «косвенной агрессии».
Чтобы правильно оценить реакцию на отказ Советского правительства от гарантии Швейцарии и Голландии, нужно отметить, что первоначально было вообще скрыто, что СССР на известных условиях готов и эту гарантию предоставить. Все здесь действительно были уверены, что вопрос о гарантиях Швейцарии и Голландии был с самого начала поставлен Францией и Англией в одной плоскости с гарантией Прибалтики и что раз гарантия предоставлена Прибалтике, то таковая же предоставляется и соседям Англии и Франции. Такая уверенность поддерживалась и неосторожными статьями в «Юманите»569. В этом вопросе против СССР сошлись как сторонники «равенства» и «полной взаимности», так и особенно чувствительные к вопросам национальной обороны правые патриоты, рассматривающие Швейцарию и Голландию как прямой путь к Франции. Такого единодушия не наблюдалось по другому спорному вопросу – о «косвенной агрессии».