льскую территорию в случае войны, в которой Польша должна участвовать на стороне союзников. (Кремль перед польским правительством этого вопроса не ставил. Судя по тому, что пишет Стрэнг, он не знает, ставил ли Лондон этот вопрос перед Варшавой, и можно предположить, что не ставил. Вполне возможно, что англичане не делали этого намеренно, поскольку, они, во-первых, и не должны были этого делать, и, во-вторых, чтобы, иметь возможность под предлогом не решения этого вопроса затягивать время. В той ситуации, учитывая политику Кремля, это было едва ли не самое правильное решение. – Л.П.). Этого результата не легко добиться, и Англия и Франция могут оказаться в таком положении, что месяцами будут вести переговоры с Москвой, не достигнув какого-либо конкретного соглашения. (Это был, пожалуй, едва ли не самый лучший выход: коммунисты не замарали бы себя соглашением с империалистами и с нацистами, а империалисты – с коммунистами, а Гитлер сидел бы и ждал, чем закончатся переговоры, и гадал – договорятся или нет, не рискуя начать войну. – Л.П.).
Что для союзников лучше – продолжение этого неопределенного положения или окончательный срыв переговоров – является вопросом высокой политики, но первое лучше. Срыв переговоров вызовет неприятное чувство, и вдохновит немцев к действию. Он может привести СССР к изоляции или к соглашению с Германией. С другой стороны, тот факт, что военные переговоры состоятся, хотя они и не дадут каких-либо ощутимых результатов, по-видимому, будет все же беспокоить Гитлера. Менее всего вероятно, что Россия останется нейтральной или в случае войны будет на стороне Германии. (После начала Второй мировой войны Советский Союз формально сохранял нейтралитет, но это был нейтралитет благожелательный по отношению к Германии, а вовсе не к странам антигитлеровской коалиции. – Л.П.). С ней было бы легче договориться о военном сотрудничестве, если бы она присоединилась к союзникам.
Остается вопрос о трехстороннем договоре, который бы ограничивался случаем прямой агрессии против страны, подписавшей договор. Если Англия и Франция не согласятся с советской трактовкой статьи 6, то никакого соглашения нельзя будет достичь, поскольку Кремль может в этом случае выступить за военно-политическое соглашение. Вести переговоры об ограниченном военно-политическом соглашении будет не намного легче, чем вести переговоры о более широком военно-политическом соглашении, поскольку возникает такая же проблема. Если Англия и Франция согласятся с советской трактовкой статьи 6 и если они предложат, чтобы ограниченное соглашение содержало положение, предусматривающее дальнейшие переговоры с целью распространения соглашения на другие государства, то вполне возможно, что в Кремле спросят, почему такие переговоры не могут вестись параллельно с военными переговорами, поскольку несогласованным остается только один пункт – определение косвенной агрессии. В этом случае создастся положение, которого можно достичь в любом случае, если союзники все еще будут стремиться к достижению более широкого договора.
Имеются в виду параллельные переговоры о несогласованном пункте или пунктах, относящихся к политическим статьям более широкого соглашения и военным проблемам, связанным с соглашением.
Если Англия и Франция действительно начнут военные переговоры и если решат, что они будут происходить в Москве, то желательно, чтобы на переговоры Англия послала хотя бы одного офицера высокого ранга. Русские ожидают, что к ним будет проявлено такое же отношение, как и к французам, и, во всяком случае, не менее хорошее, чем к полякам. Для Советского правительства может быть обидным, если английское правительство не пошлет сюда кого-нибудь в таком же ранге607.
Письма Бонне Корбену и Галифаксу, письмо Стрэнга в форин офис публиковать не собирались, и им, как и большинству таких документов, верить можно. Они отчетливо показывают, насколько французы встревожены усилением агрессивных настроений Германии, медленно, но верно ведущей Европу к большой войне, насколько хорошо английский спецпредставитель понимает, к чему может привести прекращение переговоров с Кремлем. Тревога и озабоченность сложностями, возникшими на переговорах из-за неуступчивости Англии, с одной стороны, и упрямства Кремля, который преследовал неясные пока для Англии и Франции цели – с другой, толкали Францию, для которой опасность подвергнуться агрессии была наиболее вероятной, и Англию, взявшую на себя обязательства по защите третьих стран, в объятия Советского Союза. Большевистская Россия, таким образом, превращалась из многолетнего заклятого врага в самого верного союзника.
Оценив все риски, Бонне и Стрэнг, один – в Париже, другой – в Москве, независимо друг от друга, пришли к одинаковому и однозначному выводу: для того, чтобы Гитлер не начал войну, необходимо и дальше соглашаться на советские требования, какими бы абсурдными и нелепыми они не были, и продолжать переговоры, как угодно долго и сколь бы бессмысленными они не казались. У Франции просто не было другого выхода, и она готова была подписать соглашение практически на ЛЮБЫХ условиях. В Москве это прекрасно понимали, но вместо того, чтобы искать компромиссы, проводили очень жесткую политику, буквально выкручивая руки своим партнерам по переговорам. Сегодня хорошо известно, к чему это привело: именно Советский Союз больше всех пострадал от преступной политики Сталина и его шайки. Кроме того, нельзя не заметить, что в отличие от того, что меньше чем через месяц станет делать Кремль, Франция не вела за спиной Советского Союза переговоров с Германией, а, наоборот, показывала, что никакая договоренность с Гитлером невозможна.
21 июля министр иностранных дел Турции Шюкрю Сараджоглу сказал полпреду в Анкаре Терентьеву, что Турция готова подписать с Советским Союзом соглашение или на базе англо-советского соглашения, или, независимо от этого, как соглашение между СССР и Турцией с присоединением к нему балканских стран, или же, наконец (учитывая возможный отказ правительства Румынии), только двустороннее советско-турецкое соглашение. Терентьев считает, что все заявления Сараджоглу следует рассматривать «не как официальное предложение турецкого правительства, а лишь как готовность Турции «хоть сейчас», приступить к переговорам с СССР608.
Анкара сама предлагала заключить соглашение, наличие которого выдвигалось Кремлем как одно из условий согласия на включение в число гарантируемых стран Швейцарии и Голландии. Но Москва события торопить не стала, даже формально не начав переговоров. В Кремле не потрудились, даже не создать видимости, что к переговорам готовы, а уже после начала Второй мировой войны это предложение отвергли под тем предлогом, что у Турции есть соглашение о взаимопомощи с Англией, которая воюет с Германией – новым «другом» Советского Союза.
22 июля Наркомат внешней торговли коротко сообщил: «На днях возобновились переговоры о торговле и кредите между германской и советской сторонами. От Наркомата внешней торговли переговоры ведет заместитель торгпреда в Берлине т. Бабарин, от германской стороны – г. Шнуре»609. Это сообщение было выпущено без согласования германским правительством, и стало для немцев полной неожиданностью. Сообщение должно было, безусловно, насторожить Англию и Францию: переговоры о кредите были прерваны еще в марте 1938 года, и их возобновление именно тогда, когда велись переговоры о заключении трехстороннего пакта, сочли за попытку Москвы оказать давление на Англию и Францию.
23 июля Наджиар, Сидс и Стрэнг вновь заявили Молотову, что правительства Англии и Франции предпочли бы сохранить свой вариант текста шестой статьи. Однако для того, чтобы еще более полно обозначить единство их взглядов и намерений по этому пункту с Советским правительством, они решились принять редакцию рассматриваемой статьи, предложенную Правительством Советского Союза. (Выделено мной. Вот и еще одно доказательство того, что Лондон и Париж готовы были удовлетворить любые условия Москвы. И кто после этого станет утверждать, что они не хотели создавать единый блок миролюбивых государств против агрессоров, у кого язык повернется сказать, что они толкали Гитлера на восток, на Советский Союз? – Л.П.).
Затем Сидс приступил к определению косвенной агрессии, и привел мотивы, по которым английское правительство, не желая казаться хоть в чем бы то ни было предусматривающим вмешательство в дела третьих держав, настаивало на формуле, включенной в статью 1. Придавая, по мнению Наджиара, слишком большую важность нюансам, Сидс не стал выдвигать компромиссную формулу. Наджиар также не стал делать это в личном порядке. Поскольку вариант, представленный Наджиаром 17 июля Молотову на этот счет, не был поддержан правительствами Франции и Англии, не было возможности возобновить попытку, не имеющую поддержки правительств. Сидс однако, уточнил, что Лондон менее держится за слова, чем за смысл формулы, и что он оставляет Советскому правительству возможность направить ее на новое серьезное изучение с целью либо принять ее, либо сделать компромиссное предложение для передачи английскому правительству. Та же позиция была занята правительствами Франции и Англии по дополнительному протоколу к соглашению от 17 июля.
Молотов с удовлетворением отметил согласие правительств Франции и Англии с редакцией статьи 6, предложенной Правительством СССР. По поводу определения косвенной агрессии и еще нерешенного вопроса о протоколе по консультациям для неуказанных в тексте протокола государств, нарком подтвердил свое мнение, выраженное им 17 июля о второстепенном характере этих расхождений или скорее о нюансах в осуществлении этих пунктов. Молотов сказал, что сравнение формул, призванных окончательно согласовать взгляды трех правительств на этот счет, не должно создавать трудности и что Правительство СССР проявит в этом добрую волю, хотя этот поиск потребует еще некоторого времени. Однако время не ждет. Англия, Франция и СССР уже достигли достаточного согласия по основным вопросам, чтобы перейти к изучению конкретных военных проблем, с которыми политические пункты составляют единое целое. Нарком заявил союзным дипломатам, что Кремль теперь готов немедленно начать эти военные переговоры, полагая, что доработка последних деталей политических пунктов, таких как косвенная агрессия и пункт по поводу консультаций о неназванных в протоколе странах, будет осуществлена одновременно с техническими переговорами.