(Выделено мной. Из слов Молотова однозначно следует, что практически все вопросы между СССР, Англией и Францией урегулированы, что Кремль удовлетворен результатами политических переговоров, и что пришло время начинать переговоры военные. – Л.П.). Молотов сказал, что именно Москва должна быть местом консультаций военных делегаций, и призывал не терять время ввиду быстрой эволюции событий.
Сидс, Стрэнг и Наджиар сказали Молотову, что они бы предпочли уже сейчас достичь полной договоренности по условиям двух еще нерешенных политических пунктов, и что передадут своим правительствам предложение наркома немедленно начать переговоры, предусмотренные в статьях 2 и 6.
Наджиар писал Бонне, что он, Наджиар и Сидс согласились с тем, чтобы принять предложение, Москвы по поводу скорейшего начала военных переговоров. Напоминая, что политические пункты неотделимы от военных, Советское правительство действует достаточно открыто. Так что Англия и Франция могли бы уже сейчас извлечь психологическую выгоду из оглашения этого рассмотрения, о чем они говорят с апреля месяца, не предрешая, конечно, результатов, которые следует ожидать от самих военных консультаций. Если действительно верно, что окончательное решение Советского правительства, так же как и решение правительств Англии и Франции, будет зависеть от того, чем завершатся военные консультации, не менее верно, что приезд в Москву по советской просьбе франко-английских военных экспертов способен публично связать Советский Союз с демократическими миролюбивыми государствами в большей степени, чем это сделала бы простая декларация, которой Англия и Франция добивались от него весной. В интересах Англии и Франции очень срочно принять положительное решение по военным вопросам, чтобы зафиксировать важный момент в переговорах610.
Заявление Молотова о том, что практически все вопросы в переговорах разрешены положительно, а оставшийся нерешенным вопрос имеет технический характер, снимает то противоречие, которое, собственно, и подтолкнуло меня к написанию этой книги: военные миссии выезжали в Москву не просто так и не сами по себе. Они поехали к нам только после того, как политики обо всем договорились.
Советские средства массовой информации, в других случаях не в меру болтливые, сообщили о встрече Молотова с западными дипломатами предельно коротко: «В НАРКОМИНДЕЛЕ СССР. 23-го июля тов. Молотовым были приняты для продолжения переговоров английский посол г. Сидс, французский посол г. Наджиар и г. Стрэнг»611. Такую лаконичность можно было бы отнести на счет проснувшегося здравого смысла и решения соблюдать договоренности не публиковать информации о сути переговоров. Но уж очень несвоевременной была эта сдержанность: газеты изо дня в день трубили о неудачах на переговорах, порой преувеличивая их размеры и значение. Когда же наметился первый значительный успех, прорыв в переговорах по созданию фронта противодействия агрессору, самое информированное и честное в мире Телеграфное Агентство Советского Союза, самые известные «Известия» и самая правдивая «Правда» – словно в рот воды набрали, вероятно, опасаясь слишком уж сильно напугать Гитлера.
А рассказать было о чем. Сталин и Молотов снова могли торжествовать: гнилые западные демократии были вынуждены сдаться под напором железных аргументов, которыми Кремль припер их к стене! Англичане и французы одну за другой сдавали свои позиции, и вот, спустя всего пять месяцев с момента начала переговоров, непримиримые враги первого в мире государства пролетарской диктатуры и подлинной демократии, только о том и мечтавшие, чтобы стереть его с лица земли, наконец-то, согласились практически на все условия, выдвинутые Советским правительством. Казалось бы – Ура! Войны в Европе не будет! Мир спасен от фашистской агрессии. Но не тут-то было.
20 июля данцигский таможенный служащий и два штурмовика перешли польско-данцигскую границу и углубились на польскую территорию. При попытке польского пограничника задержать их, нарушители границы убили его и возвратились восвояси612.
В связи с убийством польского пограничника пограничные власти Польши получили распоряжение применять оружие при всех попытках нарушения польско-данцигской границы. Генеральный комиссар Польши в Данциге заявил решительный протест сенату Данцига в связи с убийством польского пограничника и официально уведомил сенат о распоряжении, полученном польскими пограничными властями, применять оружие во всех случаях нарушения границы613.
23 июля специальный корреспондент газеты «Рейнольдс ньюс», посетивший Данциг, сообщал, что в городе повсюду видны германские войска. По сведениям корреспондента, в Данциге сейчас сосредоточено до 10 тысяч солдат регулярной германской армии, а также 40 тысяч вооруженных штурмовиков и полицейских. На улицах не видно молодых немцев в гражданской одежде. Все находятся в военных лагерях. Для расквартирования войск построено 100 новых деревянных бараков. 16 холмов вдоль данцигской границы превращены в военные наблюдательные пункты и снабжены орудиями. Повсюду роются траншеи, устанавливаются пулеметы и проволочные заграждения. Данцигские тюрьмы переполнены политическими заключенными. По сведениям корреспондента, в Восточной Пруссии около 30 тысяч германских войск с тяжелой артиллерией стягиваются к польской границе. Массовое передвижение артиллерии отмечается на всех дорогах, ведущих к польской границе.
Варшавский корреспондент агентства Гавас отмечал, что данцигский сенат опубликовал два декрета. Первый декрет уполномочивал данцигскую полицию требовать от каждого данцигского гражданина, вне зависимости от пола и возраста, участия в так называемых «общественно-полезных работах для вольного города». Второй обязывает всех жителей Данцига предоставить на определенный срок в распоряжение властей все их движимое и недвижимое имущество без всякого права на возмещение за это имущество. Указанные декреты дают возможность данцигским властям реквизировать недвижимость и автомобильный транспорт, принадлежащие частным данцигским гражданам. Эти декреты тесно связаны с систематически осуществляющейся за последние месяцы милитаризацией Данцига614.
24 июля Майский доносил в Москву, что намерения Чемберлена, о которых говорил Ллойд Джордж, все больше подтверждаются. Чемберлен всеми силами хочет отказаться от данных Польше гарантий и одновременно оживить свою прежнюю мюнхенскую политику. Для этого Лондон продолжает усиленно давить на Варшаву, рекомендуя ей «умеренность» в данцигском вопросе. Одновременно Чемберлен в отношении Германии проводит политику кнута и пряника: с одной стороны, вводится всеобщая воинская повинность, мобилизуется флот, с другой – «личные беседы» Вильсона и Хадсона с Вольтатом о возможности предоставления Германии огромных международных займов до миллиарда фунтов стерлингов, при условии, что Гитлер откажется от «агрессивных намерений». Иными словами, оставит в покое Запад и повернется лицом к Востоку. Несмотря на все официальные опровержения, несомненно, что в своих беседах Хадсон выражал настроение Чемберлена. Весьма характерно, что Хадсон, как ни в чем не бывало, остается на своем посту. Хотя естественным следствием из создавшегося положения должна быть его отставка, если он, как утверждает Чемберлен, без ведома правительства огорошил Вольтата столь «сенсационными» предложениями. (О переговорах Вольтата с видными английскими чиновниками и о других – серьезных и не очень – встречах гитлеровцев с англичанами я расскажу в отдельной главе. Там же мы выясним, что в разговорах фигурировали куда меньшие суммы. Сейчас замечу лишь, что о встречах берлинского посланца с Вильсоном и Хадсоном Майский узнал из английских газет. Об этих переговорах писали и советские газеты, и выходит, что «секретные» встречи не очень-то и скрывали, и про тайный сговор за спиной у Кремля говорить не приходится. – Л.П.).
По имеющимся достоверным данным, при посредстве неофициальных эмиссаров Чемберлен сейчас нащупывает почву для урегулирования или, по крайней мере, отсрочки обострения данцигской проблемы. Если ему это удастся, отпадет необходимость в быстром завершении англо-франко– советских переговоров. Форин офис в последние дни уже даже «на ухо» нашептывал журналистам, что возможна «отсрочка» переговоров на известный промежуток времени. Это отнюдь не исключено, тем более что 4 августа парламент расходится на каникулы месяца на два и правительство будет свободно даже от того несовершенного контроля, который пока осуществляется оппозицией. (О роспуске палаты общин на каникулы Чемберлен заявил 21 июля615. 27 июля он уточнил, что случае необходимости, палата может быть созвана досрочно. На требование оппозиции заверить, что кабинет не изменит курса своей политики без ведома палаты, премьер заявил, что если правительство найдет нужным внести некоторые существенные изменения в свою внешнюю политику, то это будет достаточным поводом для созыва палаты616).
Готовясь к такому обороту дел, правительство наводняет Лондон всяческими измышлениями и слухами, чтобы возложить ответственность за возможный срыв переговоров на Советское правительство. В частности, в последние 2–3 дня в кулуарах парламента циркулирует мифическая история, будто бы правительство «из самых достоверных источников» узнало, что какое-то «высокое лицо» в Москве на днях похвалялось, что в августе вылетит из правительства Галифакс, а в сентябре – и сам Чемберлен. Все эти инсинуации распускаются для того, чтобы доказать, что Москва якобы не хочет заключения договора, а лишь пользуется переговорами как орудием для ликвидации нынешнего правительства. Необходимо также иметь в виду, что премьер-министр все время ищет удобного момента для проведения парламентских выборов и закрепления на новую пятилетку власти консерваторов. Совершенно точно известно, что руководители партийного аппарата тори, которые всего месяца два назад не советовали Чемберлену идти на выборы без пакта с Россией, теперь кардинально изменили свое мнение и считают, что для победы на выборах при нынешней маломощности оппозиции достаточно будет «соглашения о Данциге». Таковы надежды и расчеты чемберленовской клики