31 июля состоялись последние внешнеполитические прения в палате общин перед уходом ее на каникулы. Начались прения выступлением лидера либералов Синклера, который потребовал от правительства Англии точной информация относительно принципов его внешней политики. «Я заявляю совершенно прямо, – сказал Синклер, – что Чемберлен более склонен к политике умиротворения и менее решителен в вопросе об оказании сопротивления агрессии, чем министр иностранных дел». Синклер настаивал, чтобы премьер-министр в своем выступлении внес полную ясность и сказал, направлена ли его политика и политика правительства к оказанию сопротивления агрессии и созданию фронта мира? Синклер далее предложил, чтобы палата общин не была распущена на продолжительное время до тех пор, пока не закончатся переговоры с Советским Союзом.
Не исключена возможность, сказал Синклер, что во время парламентских каникул ряд стран (он назвал Венгрию и Польшу) может стать жертвой агрессии. Не должны ли мы, спросил Синклер, считать своим
долгом оказать им помощь в деле защиты против агрессии? Но когда начинается агрессия? Будет ли английское правительство рассматривать как агрессию что-либо, кроме полного изгнания всех польских официальных лиц и объявления Данцига составной частью Третьей империи? Правительство должно сказать нам и Германии, где должна быть проведена та линия в отношении Данцига, за которой начинается агрессия.
Касаясь положения на Дальнем Востоке, Синклер заявил, что победа Японии означала бы серьезную угрозу британским интересам не только в Китае, но и в других местах. Синклер призывал к полному сотрудничеству с Соединенными Штатами на Дальнем Востоке.
Выступивший в прениях лейборист Дальтон выразил недовольство затяжкой переговоров с СССР и высказал надежду, что посылка военной миссии в Москву ускорит эти переговоры. В то время как потребовалось четыре с половиной месяца для того, чтобы договориться об открытии переговоров штабов, представители армии, флота и авиации будут более практичными, быстрей выработают объединенную схему раньше, чем закончатся эти бесконечные дискуссии относительно косвенной агрессии. Говоря о гарантиях балтийским странам, Дальтон заявил: «Я считаю, что русские совершенно правы, когда они требуют гарантий, чтобы заключаемое соглашение исключало всякие лазейки и обеспечило немедленные быстрые действия для пресечения в корне косвенной агрессии».
В заключение Дальтон высказал мнение о том, что инициатива министра иностранных дел слишком связана действиями премьера.
Затем с большой речью выступил премьер-министр.
По-видимому, сказал Чемберлен, это последний случай для обсуждения внешнеполитических вопросов перед роспуском палаты на каникулы. Несомненно, в данный момент имеется не один очаг тревожного положения, и он, Чемберлен не сомневается, что палата хотела бы получить от него некоторую информацию. При нынешнем положении, когда английское правительство ведет переговоры с рядом иностранных держав, причем переговоры с некоторыми из них носят весьма деликатный характер, премьер считает, что следует очень осторожно относиться к своим словам и не преувеличивать разногласия в нашей среде. Характерна разница между выступлениями Синклера и Дальтона. Синклер заявил, что если премьер-министр не присоединится к заявлению Галифакса в твердых и недвусмысленных выражениях, это будет означать, что он, премьер-министр, не согласен с ним. Но Дальтон представил здесь министра иностранных дел в таком свете, как если бы он был скован, и не имел собственного мнения и мог сказать только то, что ему подскажет премьер-министр или министр финансов. Своими постоянными утверждениями, что правительство не имеет единой точки зрения по основному курсу своей политики, Дальтон не приносит пользы стране. Чемберлен сказал, что не может представить себе ничего более приятного для потенциальных врагов Англии, чем утверждение, будто премьер-министр с меньшей решимостью, чем министр иностранных дел проводит внешнюю политику последнего. С этим может сравняться лишь злостная попытка Дальтона посеять подозрения в умах наших союзников путем толкования в черном свете всего того, что он находит в газетах или что ему нашептывают сплетничающие журналисты.
В нынешний момент вести переговоры по международным вопросам не так уже легко. Однако члены палаты, которые занимали ответственные посты в прошлом и надеются занимать их в будущем, должны больше взвешивать свои соображения относительно того, что может принести пользу делу, прежде чем высказывать эти соображения».
Чемберлен продолжал: «Дальтон спрашивал, что правительство сделало с марта месяца для создания мирного фронта? Я считал бы, что нет необходимости в таких вопросах, когда результаты нашей работы видны на каждом шагу. Дальтон сказал, что важнее всего продолжать вооружение нашей страны. Палате известно, что мы хорошо использовали время, прошедшее с марта месяца, наша оборона является теперь безусловно внушительной. Соглашения, которые мы совместно с Францией заключили с Польшей и Турцией, имеют немалое значение в деле создания фронта мира. Разве эти две страны, учитывая их географическое положение, не являются исключительно важным и практическим элементом фронта мира, который сейчас создается?»
Касаясь заявления Дальтона относительно гарантий Румынии и Греции, Чемберлен заявил, что всякий, кто считается с действительностью, должен понять ошибочность этого предложения Дальтона.
Мы оказали этим двум странам помощь в деле создания мирного фронта путем предоставления им гарантий. Этими гарантиями мы создали в них уверенность в том, что они имеют друзей, которые признают, что эти страны могут оказаться объектами нападения, и которые обещали прийти им на помощь в этом случае. Из речи Дальтона становится предельно ясным, что в понятие мирный фронт он включает только одну страну, а именно СССР. Как Синклер, так и Дальтон посвятили большую часть своих выступлений переговорам с Советским Союзом, и оба они заявили, хотя они об этом и не сказали открыто, что за проволочку в достижении соглашения отвечает только Великобритания. Дальтон очень гордится тем, что упорно в течение долгого времени задает мне вопросы о ходе этих переговоров. Он долго пытался свалить всю вину за проволочку в переговорах на английское правительство и тем самым толкнуть меня на обвинение против Советского правительства. Если я сдерживаюсь и отказываюсь вступить в дискуссию по поводу разногласий, которые помешали достижению соглашения, то это лишь свидетельствует о моем искреннем желании достигнуть соглашения. Я могу заверить палату, что мне потребовалось некоторое самообладание, чтобы удержаться от исправления того ложного впечатления, которое Дальтон пытался создать. Я не хочу сегодня излагать историю переговоров между французским, английским и советским правительствами, так как я прекрасно понимаю, что в некоторых других странах имеются люди, которые ревниво следят за ходом этих переговоров и которые были бы чрезвычайно рады заполучить в свои руки оружие для того, чтобы посеять рознь между Советским правительством и нами. (Зал ответил аплодисментами).
Я не намерен дать им это оружие. Конечно, нет никакого секрета в том, что советское, английское и французское правительства вместе пока еще не достигли соглашения по вопросу об удовлетворительном для всех участников переговоров определении термина «косвенная агрессия», хотя все три правительства понимают, что косвенная агрессия может быть столь же опасной, как и прямая агрессия. Все три правительства желают найти удовлетворительный метод сопротивления агрессии. Но в то же время нам чрезвычайно нежелательно, чтобы создалось впечатление, будто мы хотим посягнуть на независимость других стран, и если английское и французское правительства не согласились с советским определением косвенной агрессии, то это произошло потому, что формула, встречающая одобрение Советского правительства, по нашему мнению, имеет именно такой смысл.
Несомненно, английскому и французскому правительствам потребовалось больше времени для ответа на советские предложения, так как Молотов ведет переговоры на месте в то время, как английские и французские послы должны каждый раз обращаться к своим правительствам и совещаться друг с другом для согласования своих ответов.
Чемберлен привел ряд примеров, когда соглашениям предшествовали длительные переговоры. Касаясь возможности обеспечить заключение временного соглашения в ближайшее время, Чемберлен заявил, что Советское правительство думает иначе и предпочитает ничего не подписывать или парафировать до тех пор, пока не будет достигнуто полное соглашение. В результате этого мы не можем представить миру, как мне этого хотелось бы, временное соглашение в ближайшее время.
Касаясь сегодняшнего заявления относительно военных переговоров, Чемберлен заявил, что история почти не знает прецедента, чтобы Англия и Франция согласились послать военные миссии до того, как достигнуто политическое соглашение. Своим согласием послать представителей армии, флота и авиации в Москву для совместного обсуждения военных планов, хотя пока еще нет гарантий, что мы придем к соглашению по политическим вопросам, мы демонстрируем свою уверенность и искреннее сильное желание привести переговоры к успешному завершению. Советский министр иностранных дел заявил, что если начнутся военные переговоры, которым он придает большое значение, то политические противоречия не окажутся непреодолимыми. Именно этим заявлением мы руководствовались, когда принимали свое весьма необычное решение, и как и французское правительство, так и мы искренне надеемся, что предвидение Молотова оправдается. (Выделено мной. Несмотря на всю дипломатическую витиеватость своих фраз, Чемберлен предельно четко сформулировал то, что сказал глава Советского правительства и нарком иностранных дел: военные переговоры важны не только сами по себе – они еще помогут устранить оставшиеся мелкие, как заявил Молотов в Москве, технические детали. – Л.П.).
Относительно данцигского вопроса Чемберлен заявил, что в Европе в настоящее время беспокойство концентрируется вокруг Данцига. «10 июля я выступил в палате общин, – сказал он, – с заявлением по вопросу о Данциге. Я считаю,