Возвращаясь с вокзала, Майский невольно усмехался по поводу шуток проказницы-истории. Мысли, посетившие его по пути домой, он изложил в своем секретном дневнике. Полпред записал, что, если учитывать субъективный фактор, то трудно представить себе ситуацию, более благоприятную для англо-германского блока против Советского Союза и менее благоприятную для англо-советского блока против Германии. В самом деле, стихийные симпатии британской элиты, безусловно, на стороне Германии. Чемберлен спит и видит сделку с Гитлером за счет третьих стран, т. е. в конечном счете, за счет Советской России. Даже сейчас премьер еще мечтает об «умиротворении». Гитлер всегда был сторонником блока с Англией. Он так горячо писал об этом еще в «Майн Кампф». Весьма влиятельные круги среди германских фашистов, банкиров, промышленников тоже стоят за сближение с Англией. Таким образом, субъективный фактор не только на 100, но на все 150 % за англо-германский блок.
И все-таки блок не выходит. Медленно, но неудержимо англо-германские отношения все больше портятся и обостряются. Сколько попыток ни делает Чемберлен «забыть», «простить», «примириться», «договориться» – всегда что-нибудь фатально случается, и пропасть между Лондоном и Берлином становится все шире. Это потому что объективный фактор – основные интересы двух держав – оказываются противоположными. И это фундаментальное противоречие перекрывает с лихвой субъективные обстоятельства. Отталкивание сильнее притяжения. (Говоря о невозможности создания блока Германии и Англии, блока, несомненно, направленного против СССР, советский полпред вспомнил про межимпериалистические противоречия, фактор вполне объективный: борьба за рынки сырья и сбыта между капиталистическими державами мира никогда не прекращалась. Однако вскоре об этих противоречиях забыли: советские историки и пропагандисты стали твердить о том, что Англия и Франция – с одной стороны, и Германия – с другой, почти договорились против Советского Союза, но пакт Молотова – Риббентропа спутал им все карты. – Л.П).
В англо-советских отношениях ситуация обратная. Субъективный фактор здесь резко против англо-советского блока. Буржуазия и двор не любят, ненавидят «советский коммунизм». Чемберлен всегда был готов утопить Россию в ложке воды. В Советском Союзе тоже нет никаких симпатий к британской элите. Наоборот, вековые традиции прошлого, новейший опыт советского периода, идеологические навыки – все объединилось для того, чтобы пропитать в Советском Союзе субъективное отношение к правящей в Англии верхушке, в частности к премьеру, ядом вполне законных подозрительности и недоверия. Субъективный фактор в данном случае не на 100, а на все 150 % против англо-советского блока.
И все-таки блок постепенно складывается, и картина получается в высшей степени поучительная. Медленно, но неудержимо – с зигзагами, рецидивами, провалами – англо-советские отношения улучшаются. От дела Метро – Виккерса683 до поездки военной миссии в Москву! Пропасть между Лондоном и Москвой все больше суживается, и все потому что объективный фактор – основные интересы двух держав – совпали. И это фундаментальное совпадение перекрывает влияние субъективного фактора. Поездка военных миссий в Москву – исторический этап. Она свидетельствует о том, что процесс притяжения достиг уже очень высокой ступени развития.
Но какая ирония судьбы: Чемберлену, именно Чемберлену выпало на долю строить англо-советский блок против Германии!
Да, проказница-история умеет едко шутить.
Данная расстановка сил соответствует нынешнему историческому периоду. Картина должна сильно измениться, если и когда в порядок дня станет проблема пролетарской революции за пределами СССР684.
И после всего этого нам твердят семьдесят лет, что руководство СССР отказалось от идеи мировой революции! Нет, они не отказались, они просто стали ее по другому называть: пролетарская революция за пределами СССР. Как красиво! Но разве изменилась от этого суть? Помните у Маяковского: «Не вы на испытание даете срок – а мы на время даем передышку».
Беда в том, что весьма интересные умозаключения, сделанные им в промежутке между отъездом союзной военной миссии в Москву и подписанием там же пакта Молотова – Риббентропа», которые полпред доверил своему секретному дневнику, не попали ни в одну из многочисленных книг – воспоминаний, написанных Майским после того, как он ушел на покой и занялся литературным творчеством. Книги эти начали печататься еще в начале 60-х годов прошлого века, они были общедоступны, и, надо сказать, интересно написаны. Приведенную же мною дневниковую запись опубликовали только в 1992 году и, к сожалению, ее мало кто читал.
Советские историки с особым усердием напирали на тот очевидный факт, что англо-французская военная миссия не вылетела в Москву на самолете, а предпочла с черепашьей скоростью плыть на комфортабельном грузопассажирском пароходе в Ленинград, куда они прибыли 10 августа, а уже оттуда поездом к утру 11 августа добраться до Москвы. Такая медлительность официальной исторической наукой преподносилась и преподносится как факт, бесспорно свидетельствующий о нежелании правительств Франции и Англии заключать действенный договор с Советским Союзом, как желание затянуть время. (При этом упускалось из виду, что в то время самолет еще не стал основным средством передвижения бизнесменов и политиков: Молотов в ноябре 1940 года поехал в Берлин поездом, но никто его в медлительности не обвиняет. Сталин, так тот на самолетах вообще никогда не летал. Прилет Риббентропа в Москву в августе и сентябре 1939 года был тогда в диковинку, и вот это-то как раз лишний раз показывает, насколько торопился Гитлер).
Кроме того, члены делегаций, очевидно, не виски с коньяком в каютах распивали, а работали, согласовывая общую позицию на переговорах – для того, чтобы сделать это до отъезда времени просто не оставалось.
Однако, даже если английское и французское правительства действительно хотели потянуть время, в этом нет ничего предосудительного. Достаточно вспомнить, во-первых, постоянные придирки кремлевских переговорщиков к тем мерам, которые предлагали будущие союзники, а также стремление любым способом, вплоть до прямого шантажа, навязать свою волю. Стоит вспомнить, во-вторых, и тот скепсис, с которым, если верить Майскому и Сурицу, делегации выезжали в Москву, не питая особых иллюзий по поводу исхода переговоров. Не стоит забывать, что, в отличие от первых двух обстоятельств, которые хоть как-то можно оспаривать, тот, абсолютно бесспорный факт, что на дворе стоял август – последний месяц, когда Гитлер еще мог привести в действие пресловутый план «Вайс», и до окончания этого месяца оставалось всего 27 дней, а когда делегация прибыла в Москву, дней осталось уже 21. И не в том дело, что Гитлер не мог волевым решением отодвинуть начало польской кампании на месяц – другой. Он, безусловно, мог это сделать. Но при желании переговоры можно было тянуть сколь угодно долго, и ожидание сигнала к вторжению могло затянуться. Осенью сокращался световой день, начинались дожди и туманы, что заметно снижало возможности немецкой авиации, на которую возлагались огромные надежды. Затяжка начала военной операции, скажем, до начала октября, могла заставить Гитлера перенести вторжение в Польшу на апрель – май следующего года, хотя он и понимал, что тянуть нельзя, потому что его противники имеют куда больше, чем он возможностей для наращивания вооружений, и они могут его «догнать». Таким образом, английское и французское правительства избрали верную тактику: если с русскими не удается договориться, нужно тянуть время. И все бы ничего, но только никто не ожидал от Сталина удара в спину. Хотя должны были понять, что от «кремлевского горца» можно ждать любой подлости.
5 августа агентство Бритиш Юнайтед Пресс сообщало, что германские военные власти призывают в армию большое число резервистов. Если призыв резервистов будет продолжаться в таких же масштабах, в каких он проводится сейчас, то к 9 сентябри численность германской армии достигнет двух 2,25 млн. человек. В настоящее время численность германской армии определяется в 2 млн. человек. По словам агентства, активные военные приготовления проводятся на всей территории Восточной Пруссии и Померании. Ведется подготовка к проведению больших военных маневров, которые начнутся примерно через 10 дней685.
5 августа, получив достоверную информацию о том, что англо-французская делегация направляется в Москву, Сталин руками Молотова наделил полномочиями главу советской делегации Ворошилова на ведение переговоров и подписание конвенции по вопросам организации военной обороны Великобритании, Франции и СССР против агрессии в Европе:
«Народный комиссар обороны СССР Маршал Советского Союза К. Е. Ворошилов – глава военной делегации СССР, в состав которой входят начальник Генерального штаба РККА командарм 1-го ранга Б.М. Шапошников, народный комиссар Военно-Морского Флота флагман флота 2-го ранга686 Н.Г. Кузнецов, начальник Военно-Воздушных Сил РККА командарм 2-го ранга687 А.Д. Локтионов, заместитель начальника Генерального штаба РККА комкор688 И.В. Смородинов уполномочивается вести переговоры с английской и французской военными миссиями и подписать военную конвенцию по вопросам организации военной обороны Англии, Франции и СССР против агрессии в Европе»689. (Почему-то последней фразы о том, что миссия «уполномочивается вести переговоры с английской и французской военными миссиями и подписать военную конвенцию по вопросам организации военной обороны Англии, Франции и СССР против агрессии в Европе» в опубликованном через день сообщении «В Совете Народных Комиссаров СССР»