Чиано спросил, в какой срок, по мнению фюрера, необходимо решить вопрос Данцига. Фюрер ответил, что этот вопрос надо решить до конца августа. На вопрос министра, как фюрер будет решать этот вопрос, Гитлер ответил, что в политическом отношении Польша должна уступить Данциг, причем, само собой разумеется, что ее экономические интересы не будут затронуты и что в остальном ее общая позиция должна способствовать устранению напряжения. Он сомневается в том, что Польша будет готова на это, ибо до сего времени она отклоняла германские предложения, которые были чрезвычайно выгодны для Польши. За отказ от Данцига в пользу Германии в политическом отношении, при полном соблюдении польских экономических интересов, и за установление связи между Восточной Пруссией и рейхом, Германия обещала гарантию границ, заключение на 25 лет пакта о дружбе и участие Польши в делах, касающихся Словакии. Бек в свое время принял к сведению данное предложение, заметив при этом, что он хотел бы изучить его, но после вмешательства Англии последовал отказ. Впрочем, какие цели преследует Польша, можно со всей ясностью понять из прессы. Поляки хотят захватить всю Восточную Пруссию, продвинуться вплоть до Берлина и т. д. Для великой державы, коей, безусловно, является Германия, длительный период невыносимо терпеть соседа, питающего к ней такую сильную вражду и отдаленного от ее столицы всего на 150 км.
Фюрер поэтому преисполнен решимости использовать первую же политическую провокацию, независимо от того, будет это ультиматум, жестокое обращение с немцами в Польше, попытка установить голодную блокаду Данцига, ввод польских войск на территорию Данцига или тому подобное, чтобы в течение не более двух суток всеми имеющимися силами обрушиться на Польшу и таким путем решить проблему. Это означало бы существенное укрепление «оси», точно так же как и ликвидация Югославии Италией означала бы существенный прирост сил «оси»
Чиано спросил, когда начнется подобная операция против Польши, так как Италия, естественно, должна иметь время чтобы подготовиться к любым возможностям. Фюрер ответил, что в нынешних условиях в любой момент нужно считаться с выступлением против Польши712.
Тем временем, антипольская кампания в германской печати продолжалась с неослабевающей силой. Главной темой газет по-прежнему оставался данцигский вопрос. 12 августа фашистский официоз «Фолькишер беобахтер» в передовой статье снова заявил, что Данциг будет присоединен к Германии «при всех обстоятельствах и даже скоро». Газета, однако, не скрывала своего разочарования по поводу того, что польская печать мало уделяет внимания речи Форстера, произнесенной им на антипольской демонстрации в Данциге. Газета при этом цитировала польскую газету «Курьер варшавски», которая писала, что речь Форстера даже в самом Данциге не произвела большого впечатления. Одновременно газеты продолжали писать о якобы «непрекращающемся терроре против немцев в Польше». На этот раз германские газеты прямо указывали на Польский коридор. «Фолькишер беобахтер» писала, что Польша якобы систематически нарушает связь Германии с Восточной Пруссией через коридор и что положение в коридоре для Германии становится «невыносимым»713.
Прежде чем начать рассказ о переговорах военных миссий Советского Союза, Англии и Франции, подведу краткие промежуточные итоги.
1. С самого начала 1939 года наметилось, неуклонно расширялось и углублялось стремление Германии улучшить отношения с Советским Союзом, хотя никакие ранее существовавшие противоречия между двумя странами во всех сферах жизнедеятельности устранены не были, да и попыток к их ликвидации, или, по крайней мере, смягчению, ни Гитлер, ни Сталин не предпринимали. Советское правительство, наоборот, никакой инициативы для улучшения отношений с Германий не проявляло, хотя, казалось бы, если Гитлер спал, и видел, как напасть на Советский Союз, Сталину сам Бог велел суетиться в преддверии грядущего нападения: ведь нужно было выиграть время, и получше подготовиться к неизбежной войне. Да и на германские инициативы Кремль отвечал достаточно вяло и невнятно, явно ведя какую-то свою игру, и что-то выжидая.
2. После того, как Гитлер, грубо нарушил договоренности, достигнутые в Мюнхене, и оккупировал оставшуюся часть Чехии и Мемель, правительства Англии и Франции кардинально изменили свою политику и по отношению к Германии, и в отношении Советского Союза. В Лондоне и Париже отчетливо поняли, что сам, по доброй воле, Гитлер не остановится, и что любые договоренности он в любой момент может выбросить в урну. Сдержать гитлеровские территориальные аппетиты мог только прочный политический, но главное – военный союз великих европейских держав.
Однако, во-первых, Англия, введя всеобщую воинскую обязанность только 27 апреля (раньше она этого не делала, полагаясь на мюнхенские договоренности, а больше ей на суше воевать было не с кем, просто физически не успевала подготовиться к войне), и Франция на континенте в одиночку не смогла бы Германии противостоять. Поэтому правительства Англии и Франции стали предпринимать вполне осязаемые усилия для того, чтобы создать систему коллективного отпора агрессору, и дали свои гарантии обеспечения безопасности Польше, Румынии, Греции и Турции.
Одновременно с предоставлением этих гарантий, в Лондоне и Париже отчетливо осознали то совершенно очевидное обстоятельство, что без военно-политического участия Советского Союза и его Красной Армии все эти их потуги сохранить мир и гарантии безопасности пенса ломанного не стоят. Поэтому правительства Англии и Франции и начали активно зондировать Кремль на предмет его участия в системе коллективной безопасности в Европе. И, поскольку Советское правительство неоднократно заявляло о том, что мир в Европе можно сохранить только общими усилиями. Поэтому его долго уговаривать не пришлось.
Несмотря на то, что начавшиеся в марте 1939 года параллельно с потеплением советско-германских отношений англо-франко-советские политические переговоры проходили тяжело, все же к концу июля разногласий между тремя странами практически не осталось. Правительства Англия и Франция под напором советской дипломатии, с одной стороны, и неуклонно ухудшающейся обстановки в Европе – с другой, постепенно сдавали свои позиции. Английское правительство прислало в Москву своего спецпредставителя Стрэнга. В конце концов, Англия и Франция согласились:
– заключить договор на принципах взаимности, то есть, взяли на себя те же обязательства, которые возлагали на Советский Союз,
– указать, что договор направлен исключительно против Германии,
– предоставить гарантии Латвии, Финляндии и Эстонии, несмотря на то, что эти три прибалтийских государства гарантий не просили, а у Латвии и Эстонии (и Литвы), к тому же были с Германией договоры о ненападении, и было совершенно не понятно, чем гарантии одной тоталитарной державы лучше и надежнее гарантий другой тоталитарной державы,
– помощь друг другу и подзащитным государствам оказывать сразу, не запуская сложную процедуру Лиги Наций, и не дожидаясь ее решения.
Единственным, разногласием, не урегулированным к моменту приезда в Москву военных миссий было определение косвенной агрессии: англичане и французы стремились так сформулировать это понятие, чтобы ни у кого не возникло подозрений в попытке трех великих держав вмешаться во внутренние дела третьих государств. Кремль настаивал на своей формулировке, и, в конце концов, правительства Англии и Франции недвусмысленно дали понять, что они согласятся на те формулировки, которые предлагает Молотов, а он, в свою очередь, называл эти разногласия не существенными. Три правительства условились, что окончательная доработка текста трехстороннего договора будет продолжена одновременно с переговорами военных миссий, и политический пакт и военная конвенция будут подписаны одновременно. Однако почему-то, политические переговоры были, по сути дела, свернуты: мне не удалось найти в открытой советской литературе ни одного документального свидетельства или воспоминания очевидца о том, что в тот период, когда в Москве проходили военные переговоры, Сидс, Стрэнг и Наджиар встречались с кем-нибудь из руководителей советского внешнеполитического ведомства. Да и за рубежом наши дипломаты особой активности не проявляли: за то время, что шли военные переговоры, Майский ни разу не встретился с Галифаксом, Суриц лишь однажды встретился с Бонне, уже после того, как было принято решение заключить пакт с Гитлером, Молотов один раз принял Наджиара. Зато Шуленбург встречался с Молотовым едва ли не каждый день, да и Астахова в Берлине вниманием не обделяли.
Замечу также, что летом 1939 года Советскому Союзу никто не угрожал, в стране не проводилось никаких чрезвычайных оборонных мероприятий, пресса вела себя очень спокойно, обстановки не нагнетая.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
АВГУСТ 1939 ГОДА. ЧАСТЬ
II
12 августа 1939 года в Москве открылись переговоры военных миссий Советского Союза, Англии и Франции. В отечественной исторической литературе об этих переговорах говорится, как правило, очень коротко. Мол, прибыли какие-то второсортные военные, не имеющие ни полномочий на ведение переговоров и подписание конвенции, ни плана собственных операций, ни сведений о противнике, ни плана совместных с Красной Армией действий против агрессоров, ни четкой информации о том, какие военные силы Англия и Франция выставят против агрессора. Приехавшие в Москву военные чины были столь не компетентны, что не знали простых вещей: они не могли ответить на элементарный вопрос: как Красная Армия сможет вступить в непосредственный контакт с агрессором, ведь у Советского Союза не было общей границы ни с Германией, ни с Италией, ни с Францией. Даже во вступительной статье М. Андреевой и К. Дмитриева к самой первой в Советском Союзе публикации материалов военных переговоров, которую в 1959 году осуществил журнал ЦК КПСС «Международная жизнь», говорилось: «Вместо конкретных планов, на рассмотрении которых настаивала советская делегация, английская и французская военные миссии предложили обсудить и без того ясные «общие цели» и общие принципы» военного сотрудничества, которые, как указал глава советской военной миссии, «могли бы послужить материалом для какой-нибудь абстрактной декларации»