5. Учитывая свой опыт, Германия и Советский Союз должны считаться с тем, что западные демократии являются непримиримыми врагами как Германии, так и Советского Союза. (Молотов никак не стал опровергать это заявление посла, из чего можно сделать вывод, что нарком был согласен с немецким дипломатом. Собственно, так оно и было на самом деле: гнилые западные демократии с их фальшивыми ценностями всегда были социально чужды диктатуре пролетариата. – Л.П.). Сейчас они вновь пытаются, путем заключения военного союза втравить Советский Союз в войну с Германией. В 1914 году эта политика имела для России худые последствия. Интересы обеих стран требуют, чтобы было избегнуто навсегда взаимное растерзание Германии и Советского Союза в угоду западным демократиям.
6. Вызванное английской политикой обострение германо-польских отношений, а также поднятая английским правительством военная шумиха и связанные с этим попытки к заключению союзов требуют, чтобы в германо-советские отношения в скором времени была внесена ясность. Иначе дела без германского воздействия могут принять оборот, который отрежет обоим государствам возможность восстановить германо-советскую дружбу и при наличии соответствующего положения совместно внести в Восточной Европе ясность в территориальные вопросы. Ввиду этого правительствам обоих государств не следовало бы пускать развитие вещей на самотек, а нужно своевременно принять меры. Было бы роковым исходом, если бы из-за обоюдного незнания взглядов и намерений другой страны оба народа окончательно пошли по разным путям.
Советское правительство сделало правительству Германии сообщение, что также желает внести ясность в германо-советские отношения. Прежний опыт показал, что обычным дипломатическим путем такое выяснение может быть достигнуто только медленно. Поэтому Риббентроп готов приехать в Москву, чтобы изложить Сталину точку зрения фюрера. (Пожелай Сталин, и к нему на поклон примчался бы и сам Гитлер – до того его припекло. – Л.П.). По мнению Риббентропа, перемена может быть достигнута путем такого непосредственного обмена мнениями с советскими руководителями, не исключающего возможности заложить фундамент для окончательного приведения в порядок германо-советских отношений.
Эту инструкцию Шуленбург, по поручению Риббентропа, просил доложить Сталину. Молотов ответил, что ввиду важности этого заявления, ответ на него он даст после доклада Советскому правительству. Но он приветствует выраженное в заявлении желание правительства Германии улучшить отношения с Советским Союзом. Что же касается приезда Риббентропа в Москву, то для того, чтобы обмен мнениями принес желаемые результаты, необходима соответствующая подготовка. Молотов подчеркнул, что сказанное им является его личным предварительным мнением по этому вопросу. (Молотов вел примитивную игру. Даже не зная о существовании плана «Вайс» и о том, что установленный им крайний срок вторжения в Польшу, наступит через полмесяца, но по поведению немцев, понимая, что Гитлер торопится, ведь скоро осень наступит, нарком говорит о тщательной подготовке визита Риббентропа, каковая подготовка, безусловно, потребует много времени, а времени-то у Гитлера и нет. – Л.П.).
Молотов сказал Шуленбургу, что еще 26 июня Гельфанд доложил в Москву о своей беседе с Чиано, который упомянул о существовании в Берлине «плана Шуленбурга», имеющего в виду улучшение советско-германских отношении. «План Шуленбурга» будто бы предполагает:
1) Содействие Германией урегулированию взаимоотношений Советского Союза с Японией и ликвидации пограничных конфликтов с ней.
2) Заключение пакта о ненападении и совместное гарантирование стран Прибалтики.
3) Заключение широкого хозяйственного соглашения с СССР.
Молотов спросил, соответствует ли действительности это сообщение?
Шуленбург сильно смутился и сказал, что эти сведения Чиано получил от итальянского посла в Москве Аугусто Россо, с которым Шуленбург беседовал лишь в общих чертах об улучшении отношений между Германией и Советским Союзом. Шуленбург подтвердил, что в этой беседе он говорил об урегулировании отношений Советского Союза с Японией. Речи о совместных гарантиях прибалтийским государствам и о деталях не было, и этот план просто излагает предположения Россо.
Молотов сказал, что ничего невероятного в предложениях, которые содержатся в «плане Шуленбурга», он не видит, тем более, что торгово-кредитное соглашение близится к подписанию, намечается и улучшение политических отношений между Германией и Советским Союзом, как это видно из сегодняшнего заявления посла. Шуленбург сказал, что все то, о чем он говорил Россо в части Прибалтики, возможного улучшения советско-японских отношений, нашло свое выражение в зачитанной им инструкции. Шуленбург добавил, что его последние предложения еще более конкретны.
Молотов сказал послу, что из предыдущего опыта Советскому правительству известно, что Германия до последнего времени не стремилась к улучшению взаимоотношений, что Советское правительство, разумеется, приветствует это стремление и относится к нему положительно. Молотов добавил, что он именно так рассматривает сегодняшнее заявление посла. О «плане Шуленбурга» было упомянуто, поскольку он идет по той же линии, по которой идет и сегодняшнее заявление посла.
Шуленбург спросил, можно ли пункты приведенного Молотовым «плана» принять за основу дальнейших переговоров. Нарком отметил, что теперь надо разговаривать более конкретно. Советское правительство рассчитывает на положительный исход советско-германских торгово-кредитных переговоров. Молотов спросил, может ли Германия оказать влияние на советско-японские отношения, или в данное время не целесообразно ставить этот вопрос. Посол ответил, что Риббентроп указывал Астахову, что у него есть своя концепция в отношении Японии и что министр в свое время говорил послу, что он имеет возможность оказать свое немалое влияние на позицию правительства Японии. (Обещать – не значит жениться: влияние Германии на Японию сильно преувеличено. Японское правительство отказалась подписать «Стальной пакт» в том виде, в каком его предлагали Германия и Италия, о разногласиях между Берлином и Токио Риббентроп писал послу Отту, и докладывал в Москву советский военный атташе в Токио Мишин. Подобные сообщения приходили и от знаменитого «Рамзая» – советского разведчика в Японии Рихарда Зорге, близко знавшего Отта, и ставшего по его протекции пресс-секретарем германского посольства в Токио. Обещание Риббентропа содействовать улучшению отношений СССР и Японии не нашло отражения в документах, подписанных 23 августа, и о нем вскоре забыли, тем более, что в сентябре конфликт на реке Халхин-Гол закончился полным разгромом японской армии и подписанием соглашения о прекращении военных действий. – Л.П.).
Молотов спросил Шуленбурга, есть ли у правительства Германии определенное мнение по вопросу заключения пакта о ненападении с Советским Союзом. Посол сказал, что с министром этот вопрос пока не обсуждался. Германское правительство не занимает в этом вопросе определенной позиции. Нарком заявил, что в связи с тем, что как министр, так и посол говорили об «освежении» и о пополнении действующих советско-германских соглашений, важно выяснить мнение Германии по вопросу о пакте ненападения или о чем-либо подобном ему.
Посол спросил, можно ли рассматривать названные Молотовым пункты как предпосылку для приезда Риббентропа. Молотов заявил, что перед приездом министра нужно подготовить определенные вопросы, для того чтобы принимать решения, а не просто вести переговоры. В сегодняшнем заявлении указано, что, во-первых, время не ждет, и что, во-вторых, желательно, чтобы события не опередили и не поставили перед свершившимися фактами. Поэтому, если Германия относится положительно к идее пакта о ненападении или к аналогичной идее и если подобные идеи включают сегодняшнее заявление посла, то надо говорить более конкретно.
Шуленбург обещал сообщить в Берлин содержание сегодняшней беседы и подчеркнуть особую заинтересованность Советского правительства в названных Молотовым пунктах737.
То есть, не Англия и Франция ведут переговоры с Германией за спиной Советского Союза, а, наоборот, Советское правительство ведет секретные переговоры с Германией у них за спиной.
Обращает на себя внимание одно обстоятельство. Шуленбург изложил свой план итальянскому послу Россо еще в июне. Затем Россо доложил о нем своему министру иностранных дел. 26 июня, то есть, почти за два месяца до встречи Молотова с Шуленбургом, тогда, когда еще ничего не было решено на англо-франко-советских переговорах, и военные миссии сидели по домам, Чиано этот план пересказал советскому поверенному в Риме Гельфанду, а тот сразу же сообщил о нем в Москву. Казалось бы, вот она – прекрасная почва для переговоров с Гитлером – он сам хочет кардинального улучшения отношений. Но немцы, запустив этот план окольным путем, молчат. Молчит и Молотов, который, вроде бы, должен ухватиться за «план Шуленбурга» обеими руками – В Москве ведь не понимают, что все эти телодвижения Гитлера неспроста, не так ли? – Германия ведь готовится напасть на СССР, ведь правда? – а тут такой замечательный повод войны избежать. Но Молотов молчит, как рыба. И только тогда, когда в Москве уже три дня идут военные переговоры, результатов которых, затаив дыхание ждет весь мир, нарком вдруг вспомнил о «плане Шуленбурга», и самому же Шуленбургу его и выложил. Зачем нужно было столько времени сидеть в засаде, ведь на счету был каждый день, не правда ли? Ведь так торопили союзную военную миссию – Германия вот-вот нападет! Ответ на этот вопрос, как мне кажется, лежит на поверхности: Сталин ждал, чтобы Гитлер стал покладистее, и лучшего момента, чем тот, когда в Москве работают военные миссии, для того, чтобы озвучить Гитлеру свои условия, причем, условия, которые, как будто, и не Сталин разработал, а германский посол, выдумать было просто невозможно: Гитлер согласился на все, что хотел получить от него Сталин.