ьского правительства. Ссылаться же на сложность положения для того, чтобы замаскировать настоятельную необходимость добиться в Москве результатов без того, чтобы Польша, которой Франция предоставила гарантию безопасности, согласилась уточнить условия советской поддержки, без которой гарантия Франции может оказаться неэффективной, означало бы пытаться строить дом на песке.
Предоставляя Польше гарантию, французское правительство должно было поставить условием этой гарантии необходимость поддержки со стороны Советского Союза. Обстоятельства, которые весной оправдывали принятие этого решения, сейчас, несомненно, представляются более благоприятными. Во всяком случае, необходимо, чтобы правительство Польши заняло сейчас, пока еще не слишком поздно, менее отрицательные позиции. В связи с этим Думенку должно быть оказано полное доверие и, не устанавливая никаких ограничений, нужно уполномочить его на обсуждение всех проблем, которые выдвигает эффективное участие советских вооруженных сил в борьбе против агрессии на Востоке.
Будущая военная конвенция должна, разумеется, быть представлена на одобрение правительств всех заинтересованных государств. Поэтому ее нельзя заключить в полном объеме без согласия польского правительства, поскольку правительство Франции могло бы дать свое окончательное согласие только после того, как оно снеслось бы по этому вопросу с польским правительством. Главное на данном этапе состоит в том, чтобы продвинуть вперед военные переговоры с Советским Союзом и не идти на разрыв, причиной которого явился бы отказ Франции от обсуждения по существу тех определенных проблем, которые возникают в связи с вопросом о советской поддержке на Востоке748.
В тот же день Бонне писал послу в Польше Ноэлю, что по сообщению Думенка советская военная миссия с самого начала переговоров поставила в качестве условия заключения военного пакта уверенность в том, что в случае агрессии против Польши и Румынии Красная Армия сможет пройти через Виленский коридор, Галицию и румынскую территорию. Это условие поставлено, наверное, лишь в связи с исключительно действенной помощью, которую Советское правительство намерено предоставить. Большое значение с точки зрения рассеяния опасений польского правительства имеет тот факт, что русские очень строго ограничивают зоны ввода своих войск, исходя из стратегической точки зрения. Генерал Мюсс выехал вечером 15 августа в Варшаву с необходимыми инструкциями, чтобы незамедлительно войти в контакт по этому поводу с польским генеральным штабом. Нужно решительно поставить перед Беком вопрос о необходимости для Польши принять помощь со стороны Советского Союза. Следует настойчиво подчеркнуть, что русско-польское сотрудничество на восточном театре военных действий является необходимым условием эффективности общего сопротивления агрессивным планам держав оси, что, поскольку польское правительство много раз признавало ее необходимость, было бы опасно ждать начала военных действий, чтобы представить себе одну из основных форм этого сотрудничества. Нельзя предполагать, что, отказываясь обсуждать стратегические условия ввода русских войск, правительство Польши приняло бы на себя ответственность за возможный провал военных переговоров в Москве и за все вытекающие из этого последствия749.
О том, что в советско-германских отношениях наметились очень серьезные сдвиги, причем, не в пользу Англии и Франции, и о том, что Кремль, вероятно, ведет не совсем честную игру со своими партнерами по переговорам, сообщал в Вашингтон новый американский посол Лоуренс Штейнгардт. 16 августа он писал, что, «хотя еще, по-видимому, рано говорить о конкретном германо-советском сближении, как это следует из предыдущих телеграмм посольства, устойчивый прогресс в переговорах Шуленбурга с Молотовым за последние два с половиной месяца очевиден. Я убежден также, что Советское правительство не информировало об этих переговорах британское и французское правительства»750.
16 и 17 августа в Варшаве проходили переговоры германской торговой делегации с представителями польского правительства, с целью определения размеров польского экспорта в Германию в ближайшие 3 месяца. «Газета польска» писала, что Германия погасила прежнюю задолженность Польше за уже поставленные товары, и польский экспорт в Германию на третий квартал этого года будет увеличен по сравнению со вторым кварталом.
19 августа газета «АБЦ», комментируя сообщение о предстоящем увеличении польского вывоза в Германию, писала: «Как вытекает из этого сообщения, наш печальный опыт с известным польско-германским торговым договором, согласно которому Германия должна поставить Польше машины в кредит, ни к чему не пригодился. Как известно, мы вывезли в Германию за первую половину этого года много сырья и продовольствия, не получив, вопреки договору, ни одной германской машины. Мы не только поставили Германии продовольствие и сырье в столь трудный для нас период, но вдобавок предоставили ей кредит. Огромные суммы, причитающиеся польским экспортерам от Германии, были заморожены, и нам пришлось значительно сократить наш экспорт в Германию, чтобы извлечь из Германии эти суммы. Сейчас снова идет речь о росте нашего вывоза в Германию, причем именно в тот момент, когда мы должны считаться с обострением отношений с Германией. Вряд ли Германии поступит с нами иначе, чем она поступила раньше. Почти наверняка мы снова поставим Германии необходимые ей товары в кредит, чего мы абсолютно не можем себе позволить. Не говоря уже о том, что такое питание сырьем своего будущего противника в возможной войне по меньшей мере легкомысленно751.
Вполне возможно, что это, по мнению газеты, «легкомыслие», было продиктовано желанием откупиться от Германии, и тем самым, хоть не надолго отодвинуть войну. Не совсем понятно, зачем это нужно было немцам: они и так вскоре взяли все, что хотели и безо всяких договоров и кредитов. Говорить о дезинформации с целью успокоить будущую жертву, также не приходится: смешно подозревать, когда абсолютно уверен – компания в германской прессе и почти открытая переброска германских войск к польской границе не оставляли сомнений в близкой войне.
Сталин, как вскоре выяснится, не считал легкомысленным снабжение своего будущего врага стратегическим сырьем, и отправлял в Германию такие материалы, которые Германия нигде больше взять не могла.
17 августа в 10.07 началось, и в 13.43. закончилось седьмое заседание военных миссий. Председатель Ворошилов, открывая заседание, сказал, что на сегодняшнем заседании предстоит заслушать сообщение о советских военно-воздушных силах, и предоставил слово командарму 2-го ранга, начальнику ВВС Красной Армии Локтионову.
Локтионов сначала рассказал, что на европейском ТВД Красная Армия развернет 5 000–5 500 боевых самолетов первой линии, помимо резерва. Современная авиация составляет 80 % указанного количества, и имеет такие параметры: скорость истребителей – 465–575 км/час и больше; скорость бомбардировщиков – 460–550 км/час, дальность их действия – 1 800–4 000 км, бомбовая нагрузка – 600–2 500 кг. (Скорость основных на тот момент истребителей люфтваффе Messerschmitt Bf.109 типа С-1 и D-1 составляла не более 470 км/час, бомбардировщиков Junkers Ju 88A-1 – 450 км, пикирующих бомбардировщиков Junkers Ju 87В – 390 км/час. Выходит, что по этому техническому показателю советские самолеты, как минимум, германским не уступали, а по количеству превосходили в несколько раз. Откуда тогда разговоры о подавляющем превосходстве люфтваффе над авиацией Красной Армии, что и стало одной из причин того, что Сталин пошел на сговор с Гитлером? Дело в том, что по поводу тактико-технических характеристик советских самолетов, Локтионов, мягко говоря, лукавил: истребителей со скоростью 575 км/час тогда еще не было, максимальная скорость И-16 – основного истребителя советских ВВС – едва превышала 450 км. В сравнении с Bf.109 это было не так уж и плохо – «ишак» выигрывал за счет потрясающей маневренности и более мощного вооружения – некоторые типы И-16 по весу секундного залпа (вес пули или снаряда умноженный на скорострельность) существенно превосходили новейший на тот момент Messerschmitt Bf.109 тип Е–3752. Дальний бомбардировщик ДБ-3 летал с максимальной скоростью 400 км/час при нормальной бомбовой нагрузке в 1 тонну. Дальше, чем на 3100 км он улететь не мог, т. е. объекты, на которые мог совершить налет этот самолет, должны были располагаться не далее, чем 1500 км от аэродрома. Максимальная скорость скоростного бомбардировщика СБ составляла 450 км/час, дальность – 800 км, бомбовая нагрузка – всего 600 кг. Скорость устаревшего тяжелого бомбардировщика ТБ-3, коих еще не мало сохранилось в авиационных полках, не превышала 200 км/час, практическая дальность полета – 1350 км, но на это расстояние и с этой скоростью он мог доставить 2–5 тонн бомб. Стоит так же помнить, что максимальная скорость самолета значительно выше крейсерской, т. е., той с которой самолет обычно и летает. И скорость – далеко не единственный показатель, характеризующий эффективность того или иного самолета. – Л.П.). Бомбардировочная авиация составляет 55 %, истребительная – 40 % и войсковая авиация – 5 %.
Накануне маршал Бернет говорил, что лучше иметь меньше самолетов первой линии, предпочитая реальную их замену во время войны. Это правильно в том смысле, что производственные мощности авиационной промышленности должны быть такими, чтобы обеспечить полностью покрытие убыли самолетов во время войны, что особенно важно. Однако можно их и в первой линии иметь не меньше, чем у вероятных противников. Тот, кто вступит в войну с превосходной авиацией, тот, несомненно, будет иметь большое преимущество перед неприятелем.