801.
В тот же день Астахов направил в Москву срочную секретную телеграмму: «2 четырехмоторных самолета делегации Риббентропа вылетают из Кенигсберга 23 августа в 7 час. 10 мин. по маршруту Каунас – Великие Луки – Москва»802.
В 1967-м году в одной из своих бесед с Константином Михайловичем Симоновым выдающийся полководец, Маршал Советского Союза, дважды Герой Советского Союза, кавалер двух орденов «Победа» Александр Михайлович Василевский рассказал, что по пути в Москву, уже над советской территорией зенитная артиллерия обстреляла самолет Риббентропа, и когда он совершил посадку в Москве, были обнаружены пробоины от осколков. Сам Василевский в августе 1939 году в звании кобрига служил заместителем начальника Оперативного управления Генерального штаба Красной Армии, и узнал об этом инциденте потому, что был направлен с комиссией для расследования этого дела на месте. Однако, несмотря на то, что в Кремле ждали от немцев реакции, протеста или хотя бы заявления, протеста, ни заявления от них не последовало. Ни Риббентроп, ни сопровождающие его лица, ни сотрудники германского посольства в Москве никому не сообщили ни одного слова об этом факте803. В книге воспоминаний А.М. Василевского «Дело всей жизни»804, вышедшей в 1975 году, этого эпизода, по понятным причинам, нет.
Анализируя сказанное Василевским, Симонов вполне резонно предположил, что немцы «решили добиться заключения договора во что бы то ни стало, невзирая ни на что, именно поэтому не заявили протеста, который мог хотя бы в какой-то мере помешать намеченному»805.
Замечательный писатель К.М. Симонов, прошедший всю войну «с лейкой и блокнотом», написавший, пожалуй, самый лучший роман в Великой Отечественной войне – «Живые и мертвые», закончил свою книгу «Глазами человека моего поколения» незадолго до смерти, первоначально он ее публиковать не предполагал, и она вышла уже после того, как он умер. Следовательно, на мой взгляд, верить можно и Василевскому, и Симонову.
Прочитав 22 августа в утренних советских газетах Сообщение ТАСС о предстоящем приезде Риббентропа в Москву для переговоров по вопросу о заключении пакта о ненападении, Думенк обратился к Ворошилову с просьбой назначить на 18 часов заседание миссий, поскольку им получен от правительства положительный ответ на вопрос советской миссии806.
Несмотря на то, что в конце заседания 17 августа Ворошилов от имени советской миссии изъявил согласие в любой момент, как только ответ будет получен от обоих правительств или от одного из них (выделено мной. – Л.П.), немедленно созвать наше заседание, созывать все три миссии он не стал, а принял одного Думенка в 19 часов, и сразу попросил ознакомить его с документом, полученным от правительства Франции. Также нарком спросил, есть ли ответ у английской миссии по тому же вопросу. Думенк ответил, что у него нет этого документа, но правительство положительно ответило на основной вопрос. Ему, Думенку, дано право подписать военную конвенцию, где будет сказано о разрешении на пропуск советских войск в тех точках, которые будет определены самим советским командованием, т. е. через Виленский коридор, а если понадобится в соответствии с конкретными условиями, то и пропуск через Галицию и Румынию. (Выделено мной. – Л.П.).
Ворошилов спросил: «Это сообщение от французского правительства? Думенк сказал, что французское правительство дало ему эти инструкции. Ворошилов спросил, как ответило английское правительство? Думенк сказал, что он не знает, получил ли Дракс подобный ответ от своего правительства, но ему известно, что адмирал согласен с тем, что конференция может быть продолжена. Ворошилов спросил: «Стало быть, английская делегация уведомлена об этом сообщении?» Думенк ответил, что он сказал Драксу об ответе французского правительства, и что он почти уверен в том, что такой же ответ должно было дать и английское правительство. Но так как он является ответственным за военные вопросы, а Дракс больше за морские, этого ответа правительства Франции вполне достаточно для продолжения работы конференции.
Ворошилов сказал, что английская миссия, возможно, согласна с тем, что Думенк ведает военными вопросами, однако она играет если не доминирующую, то равнозначную роль во всех переговорах. Поэтому без ответа английского правительства на вопрос советской делегации трудно будет продолжать работу совещания. Думенк сказал, что ответ английского правительства будет получен очень скоро.
Ворошилов сказал: «Меня интересует еще другой вопрос. Я очень извиняюсь, господин генерал, но вопрос очень серьезный, и я считаю необходимым его задать». Думенк с готовностью ответил, что также хочет говорить с Ворошиловым серьезно и откровенно.
Ворошилов сказал, что Думенк не ответил, какую позицию во всем этом деле занимают правительства Польши и Румынии, в курсе ли они дел, или получен ответ лишь французского правительства, данный без ведома Варшавы и Бухареста? Думенк сказал, что не знает, какие вели между собой переговоры правительства Англии, Польши и Румынии, и что он говорит только то, что сказало ему его правительство. Вслед за этим Думенк спросил: «Есть ли у Вас желание быстро продвинуть это дело и подписать военную конвенцию, потому что я пришел как раз для этой цели, и я вижу, что время идет?». Ворошилов ответил, что Советский Союз не виновен в том, что представители Франции и Англии так долго тянули с этими вопросами.
Думенк согласился с маршалом, и сказал, что, возможно, в самом начале обе миссии имели затруднения, которые были естественными и от них не зависели, но он готов работать настолько быстро и настолько хорошо, насколько это возможно. Нарком сказал, что в этом не сомневается. За эти немногие дни он привык к Думенку, и видит его искренность и желание поскорее заключить военную конвенцию. Думенк подхватил эту мысль и сказал: «Быстро и с взаимным доверием, так, как это должно быть между военными, имеющими общего неприятеля».
Ворошилов остудил пыл генерала: прошло одиннадцать дней, и вся работа за это время свелась к топтанию на месте. Поэтому нельзя дальше продолжать работу совещания до тех пор, пока не будут получены все официальные ответы. Да, получен положительный ответ от правительства Франции, но позиция правительств Польши, Румынии, Англии неизвестна. Поэтому дальнейшая работа совещания может свестись к одним разговорам, которые могут принести только вред. Польша сама захотела бы участвовать в переговорах, если бы она согласилась на пропуск советских войск. Польша непременно потребовала бы своего участия, ее генштаб не пожелал бы остаться в стороне от обсуждаемых вопросов, которые так близко их касаются. Поскольку этого нет, можно усомниться, в том, что поляки в курсе дела. (То есть, польское правительство, сперва должно было, хотя Москва его об этом напрямую не спрашивала, согласиться на пропуск Красной Армии через свою территорию, и лишь после этого его можно было допустить к переговорам, причем просить об этом должны были сами польские военные. Может, Советское правительство должно было сначала запросить польское правительство о пропуске Красной Армии через территорию Польши, а потом позвать на переговоры польских военных, и уже с ними определять конкретные пути, по которым будут следовать советские войска, станции и пристани, где их наиболее удобно выгружать, и где целесообразнее всего расположить армейские и фронтовые тылы, и районы, где будут сосредотачиваться и развертываться соединения Красной Армии, прежде, чем вступить в непосредственное соприкосновение с агрессором? Сталин же предпочел, как один раз уже было, «на Варшаву идти через Львов». Если телега стоит впереди лошади, обоз никогда с места не сдвинется, сколько лошадей не хлещи. – Л.П.). Думенк сказал, что это возможно, но он не знает и не может этого сказать. Ворошилов ответил, что можно подождать, пока все станет ясным. Думенк сказал, что он с удовольствием подождет, но не хотел бы ждать без оснований. Он еще раз повторил, что откровенен с маршалом. Вместе с тем уже объявлено о том, что кто-то должен приехать, и эти визиты не доставляют генералу удовольствия.
Ворошилов согласился, но снова сказал, что виноваты в этом сами французы и англичане Вопрос о военном сотрудничестве с Францией стоит у Советского Союза уже в течение ряда лет, но он так и не получил своего разрешения. В прошлом году, когда Чехословакия погибала, советское командование, держа свои войска наготове, ожидало сигнала от Франции, но так и не дождалось. Думенк ответил, что французские войска также были готовы. Нарком воскликнул: «В чем же тогда дело? У нас не только войска были готовы, но и правительство, вся страна, весь народ – все хотели помочь чехам, и выполнить свои договорные обязательства».
Думенк сказал, что, если бы маршал был в это время во Франции, он увидел бы, что все было готово, для того чтобы сражаться. После этих событий в Европе если создавать фронт мира, то его нужно создавать сейчас. И повторил, что он находится в полном распоряжении Ворошилова, и готов работать, когда он захочет, как он захочет, и весьма конкретно. Ворошилов убежденно сказал, что если бы англо-французская миссия прибыла со всеми конкретными и ясными предложениями, то за какие-то 5–6 дней можно было бы закончить всю работу и подписать военную конвенцию.
Думенк ответил, что сейчас понадобится не более 4-х дней, чтобы подписать военную конвенцию. Положение достаточно ясное. Прекрасной базой для выработки конвенции является доклад Шапошникова. Со своей стороны генерал выразил готовность подписать основные предложения, сделанные начальником советского Генштаба.