говоров по поводу договора о ненападении, вызвало у здешнего истеблишмента удивление, растерянность, раздражение и страх. Утром настроение было близко к панике. К концу дня наметилось известное успокоение, но глубокая тревога все-таки остается, поэтому кабинет министров решил 24 августа созвать парламент и принять в течение одного дня «закон об охране королевства», действовавший во время последней войны и отмененный с заключением мира. Закон предоставлял правительству исключительные полномочия в деле обороны государства. Отношение к намечавшемуся советско-германскому пакту на протяжении дня значительно изменилось. Первоначально это было понято как конец тройственным переговорам и переход Советского Союза на позицию абсолютного нейтралитета с предоставлением Германии свободы рук в Европе. К вечеру возобладало мнение, что никакой катастрофы не произошло, переговоры могут продолжаться, и подписание тройственного соглашения отнюдь не исключено, поскольку все советские пакты о ненападении содержат статью, предусматривающую возможность их аннулирования в случае совершения акта агрессии против третьей стороны одной из подписавших держав. (Англичане плохо знали текст советско-германского договора о ненападении и нейтралитете от 24 апреля 1926 года – там нет статьи, аннулирующий договор в том случае, если одно из государств – участников договора, станет агрессором, но в советско-польском договоре о ненападении от 25 июля 1932 года811 такое положение было. Англичане, попросту хотели надеяться на лучшее, выдавая желаемое за действительное, и полагая, что Сталин ограничится одним лишь простым нейтралитетом. – Л.П.).
Общее впечатление, сложившееся у Майского от бесед со многими людьми сводится к тому, что шок, полученный англичанами, пойдет им на пользу, хотя, может быть, потребуется известное время для переваривания ими его значения. Ллойд Джордж настроен хорошо: он находит, что Советское правительство проявило даже слишком много терпения в переговорах с Англией и Францией. Он ждал удара со стороны Кремля раньше. Лейбористы расстроены, их позиция слабее. Заседание парламента состоится 24-го августа. Судя по некоторым симптомам, можно ожидать, что оно будет проведено под знаком национального единства812.
22 августа Чемберлен вновь унизился перед Гитлером (в 1938 году он дважды летал к фюреру на поклон, предпринимая титанические усилия, чтобы разрешить судетский кризис. В результате этой «челночной дипломатии» и было подписано пресловутое мюнхенское соглашение, и мир в Европе, хоть на время удалось сохранить. – Л.П.), и написал ему письмо. Чемберлен отмечал, что фюреру, очевидно, из прессы и радио известно о некоторых мерах, предпринятых правительством Англии, необходимых в связи с военными передвижениями, о которых сообщалось из Германии, а также в связи с тем, что сообщение о заключении советско-германского договора о ненападении, очевидно, было воспринято в некоторых берлинских кругах как свидетельство того, что вмешательства Англии на стороне Польши можно не опасаться. Это было бы самой большой ошибкой. Каким бы ни оказался по существу советско-германский договор, он не может изменить обязательство Англии по отношению к Польше, о котором Англия неоднократно и ясно заявляла и которое она намерена выполнять.
Утверждают, что, если бы Англия в 1914 году более ясно заявила о своей позиции, можно было бы избежать катастрофы. Независимо от того, насколько справедливо такое утверждение, Англия полна решимости не допустить повторения такого трагически неправильного толкования. Если возникнет необходимость, Англия полна решимости и готова немедленно применить все имеющиеся в её распоряжении силы. Невозможно предвидеть последствия военных действий, если они будут начаты. Было бы опасно обольщаться тем, что если война начнется, то она быстро закончится, даже в том случае, если будет обеспечен успех на одном из нескольких фронтов.
Чемберлен повторил свое убеждение в том, что война между Англией и Германией станет величайшим бедствием, какое только можно себе представить. Ни германский, ни английский народы не желают этого. Разногласия между Германией и Польшей могут и должны быть разрешены без применения силы. Восстановление духа доверия позволит продолжить переговоры в обстановке, отличной от той, которая существует в настоящее время. Англия была и всегда будет готова содействовать созданию условий, при которых такие переговоры станут возможными и при которых были бы совместно обсуждены более широкие проблемы, влияющие на будущее международных отношений, включая вопросы, представляющие взаимный интерес. Трудности, стоящие на пути любых мирных переговоров при существующей напряженности, вполне очевидны, и чем дальше такое напряжение будет сохраняться, тем труднее будет разумно подходить к данной проблеме. Но эти трудности можно уменьшить, а возможно, и устранить, если бы вначале была установлена разрядка между обеими странами – а лучше сказать, между всеми сторонами, – то прекратились бы подстрекательство и полемика в прессе.
Если бы удалось добиться такого перемирия, то в конце этого периода, в течение которого могли бы быть предприняты шаги по рассмотрению и урегулированию жалоб обоих государств в отношении обращения с национальными меньшинствами, разумно было бы надеяться на создание соответствующих условий для ведения прямых переговоров между Польшей и Германией по имеющимся между ними спорным вопросам (при содействии нейтрального посредника и при условии, что обе стороны сочтут, что это будет способствовать успеху).
Однако надежда на успешное завершение этих переговоров беспочвенна, если заранее нет договоренности о том, что любое соглашение, будь оно достигнуто, получит гарантии других держав. Правительство Англии, если будет на то желание, готово сделать посильный вклад в дело эффективного осуществления таких гарантий. Сегодня нет другого выхода, чтобы избежать катастрофы, которая может вовлечь Европу в войну813.
О том, что Чемберлен написал некое послание Гитлеру советские газеты очень лаконично, буквально, одной строкой, сообщили 25 августа814.
Письмо Чемберлена Гитлеру в отечественной литературе приводилось, как правило, как одно из доказательств того, что английский премьер-министр и правительство Англии продолжали свою политику потакания агрессору, что они готовы были отдать Польшу, лишь бы Гитлер не направил свой алчный взор на Запад. Некоторые историки договаривались до того, что письмо Чемберлена – это очередная попытка договориться с Гитлером против Советского Союза. Однако стоит обратить внимание на то, что Чемберлен, говоря о разрешении польско-германских противоречий мирным путем, прямо и решительно заявляет Гитлеру, что в том случае, если война, несмотря на все усилия, будет развязана, Англия, в соответствии с принятыми обязательствами, выступит на стороне Польши.
Впоследствии Чемберлен осознал ошибочность своей политики умиротворения агрессоров. После того, как в мае 1940 года гитлеровские войска нанесли мощный удар по Франции через территории Бельгии, Люксембурга и Нидерландов, правительство Чемберлена ушло в отставку, и новый военный кабинет министров возглавил Уинстон Черчилль. Чемберлен очень тяжело переживал тот крах европейских государств, который случился, во многом, благодаря его действиям. Последние месяцы жизни он провел затворником в своем поместье. Умер он через полгода после начала активных сухопутных военных действий между Англией и Францией, с одной стороны, и Германии и Италии – с другой. Умер от рака, который, как утверждают некоторые исследователи, у него очень быстро развился и перешел в последнюю стадию именно в результате душевных переживаний. И, кроме того, даже по прошествии многих лет, никто, может, и не совсем справедливо, Чемберлена и Галифакса в Англии, как и Даладье и Бонне во Франции героями, которые для спасения мира сделали все от них зависящее, не считает, и уважением этих люди в своих странах не пользуются.
Гитлер был настолько уверен в успехе поездки Риббентропа в Москву, что, выступая 22 августа на совещании командующих войсками, заявил: «С осени 1938 года… я решил договориться со Сталиным. В конце концов, в мире только три великих государственных деятеля – Сталин, я и Муссолини. Дуче самый слабый, ибо он не был способен сокрушить ни мощь короны, ни мощь церкви. Сталин и я – единственные, кто предвидит будущее. Так что, через несколько недель я протяну свою руку Сталину на совместной германо-советской границе и приступлю вместе с ним к перераспределению мира. […] Польша будет лишена населения и заселена немцами. Мой пакт с поляками был задуман в основном как выигрыш времени. Что касается остального, судьба России будет в точности такой, какую я сейчас уготовлю в случае с Польшей. После смерти Сталина […] мы разгромим Советский Союз. Тогда встанет заря германского господства на земле […] Новый метод ведения войны соответствует новому проведению границ. Война, происходящая от Ревеля, Люблина, Кашау до устья Дуная. Остальное будет отдано русским. Риббентроп имеет приказ сделать любые предложения и принять любые требования».815 (Выделено мной. – Л.П.).
Выступая перед теми, кто знает и хранит государственную тайну, и говоря то, что заведомо не предназначено ни для чужих ушей, ни для прессы, Гитлер говорит, что он протянет руку Сталину на общей советско-германской границе. С высокой долей уверенности можно утверждать, что это будет не существующая в данный момент западная граница Советского Союза. Гитлер говорит, что он готов принять любые советские требования, и предложить Сталину все, что угодно, лишь бы на время заручиться его обещанием не вмешиваться в европейский конфликт, который развернется в скором времени. Нападет же Германия на Советский Союз, по словам Гитлера, только после смерти Сталина, который был относительно здоров, и умирать пока не собирался. Гитлер в столь узком кругу особо доверенных людей еще раз подтвердил: в 1939 году он не собирался нападать на Советский Союз, что договор о ненападении будет сопровождаться секретными протоколами, в которых будет закреплен раздел Европы. а так же то, что он готов на любые условия, которые выдвинет советский лидер, сколь бы абсурдны и невыгодны для Германии они ни были.