8. Вопрос о рассмотрении европейских проблем мирным путем должен быть решен не Германией, а, главным образом теми, кто со времен преступления, совершенного Версальским диктатом, упорно и последовательно противились какой бы то ни было мирной ревизии.
Лишь после изменения настроения ответственных держав может произойти сколько-нибудь реальное изменение в отношениях между Англией и Германией.
Всю свою жизнь я боролся за англо-германскую дружбу. Однако, позиция занятая британской дипломатией, – по крайней мере до настоящего момента, – убедила меня в бесполезности подобной попытки. Если в будущем наступит какое-либо изменение этого положения, никто не будет более счастлив, чем я821.
Гитлер уже знал, что подпишет со Сталиным пакт о ненападении, тем самым обеспечив себе прочный тыл на востоке, потому и говорил с Чемберленом привычным языком ультиматума.
23 августа Майский записал в своем секретном дневнике, что Гендерсон передал Гитлеру личное письмо от Чемберлена, в котором тот доводил до сведения «фюрера» (Майский опрометчиво взял слово фюрер в кавычки. Вскоре такие вольности из моды выйдут. – Л.П.), что в случае германской агрессии против Польши, Англия выполнит взятые на себя обязательства. Гитлер ответил весьма резко и заявил, что никто не заставит Германию отказаться от обеспечения своих «жизненных интересов».
Полпредство посетили испуганные греческий, и датский посланники. Датчанин прямо признался, что не видит никакого выхода из положения кроме войны. (Дании принадлежали проливы из Балтийского моря в Атлантику, и были все основания опасаться того, что Германия захочет их захватить, чтобы исключить прорыв союзной эскадры в Балтийское море и обезопасить морские коммуникации, по которым осуществлялась доставка шведской руды. Так оно в действительности и вышло в 1940 году. – Л.П.).
В Лондоне вовсю идет подготовка к чрезвычайной обстановке: роют убежища, нагромождают горы мешков с песком перед домами, затемняют свет, эвакуируют музеи, организуют вывоз школ, детей и женщин. Растет напряжение, ожидание чего-то страшного, грозного, неотвратимого. Пока трудно сказать, всерьез это или это психологическая подготовка к новому Мюнхену, которого, несомненно, хотел бы Чемберлен. Но аппетит Гитлера быстро растет, и это делает повторение Мюнхена более затруднительным. Учитывая прошлогодний опыт, нет никакой уверенности в том, что Великобритания поддержит Польшу, если та все-таки решит драться822.
В письме Чемберлена Гитлеру на второй Мюнхен не было даже намека. Наоборот, английский премьер-министр предупреждал фюрера, что Англия выполнит свои обязательства перед Польшей, и будет воевать. Гитлер в своем ответе также не оставил никаких надежд на «второй Мюнхен».
23 августа в телеграмме дипломатическим миссиям Польши за границей Бек указывал, что учитывая сложившуюся в результате приезда Риббентропа в Москву новую ситуацию, французский и английский послы в повторном демарше выразили пожелание своих правительств, заключающееся в том, чтобы, начав вновь военные переговоры для ограничения возможностей и сферы действия германо-советского договора, можно было в тактическом плане изменить ситуацию. В связи с этим к правительству Польши вновь обращаются с просьбой о «тихом согласии» на выражение военными делегациями в Москве уверенности в том, что в случае войны польско-советское военное сотрудничество не исключается.
Правительство Польши не верит в то, что эти шаги принесут результаты, однако, чтобы облегчить положение франко-английской делегации, оно выработало определенную формулировку: «Французский и английский штабы уверены в том, что в случае совместных действий против агрессора сотрудничество между СССР и Польшей в определенных условиях не исключается. Ввиду этого штабы считают необходимым составление с советским штабом любых планов. (Выделено мной. – Л.П.). Бек еще раз категорически заявил, что он не против этой формулировки только в целях облегчения тактики, принципиальная же точка зрения Польши в отношении Советского Союза является окончательной и остается без изменений. Бек еще раз напомнил о неприличности обсуждения Советским правительством отношений Польши с Францией и Англией, не обращаясь к Польше823.
Утром 23 августа Ноэль настойчиво доказывал Беку, что, если Польша откажется от своей непримиримой позиции, военные переговоры в Москве будут продолжены, а это может вызвать частичный провал поездки Риббентропа. При таком предположении созданная германо-русским маневром ситуация может повернуться в пользу Англии и Франции, а Германия подвергнется из-за этого всяческим трудностям, не получив ничего взамен. Ноэль также отметил, что вопрос об ответственности Польши, над которой нависла большая, чем над кем-либо другим, угроза, причем речь идет о самом ее существовании, будет поставлен самым серьезным образом, если она будет упорствовать в чисто негативной позиции. По словам Ноэля, Бек был потрясен, но пока ничего не ответил, и покинул посла для участия в церемонии под председательством президента страны, во время которой он намеревался поговорить с другими польскими руководителями.
После полудня Ноэль вновь оказался в кабинете Бека, но уже вместе с Кеннардом, и они вдвоем принялись уговаривать Бека. В конечном счете, им удалось добиться согласия министра только на ранее указанную формулу, которая дает Думенку достаточные возможности для ведения переговоров. Бек отказался пойти на большее, сославшись на желание Польши не попасть в переделку, куда, как она подозревает, ее стремится втянуть Советское правительство. Давая согласие, Бек повторил: Польше по-прежнему претит ввод советских войск на территорию Польши824.
В тот же день Ноэль телеграфировал в Москву, очевидно, Думенку и Наджиару: «Польское правительство согласно с тем, чтобы Думенк сказал следующее: «Уверены, что в случае общих действий против немецкой агрессии, сотрудничество между Польшей и Советским Союзом на технических условиях, подлежащих согласованию, не исключается (или возможно). Французский и английский генштабы считают, что существует необходимость немедленно изучить все варианты сотрудничества»825.
Все эти потуги французов уже напоминали неудачные реанимационные действия по оживлению покойника: военные переговоры после непродолжительной болезни впали в ко́му, и скончались, не приходя в сознание, а Сталин констатировал их безвременную смерть.
В этот же день в ответ на сообщение Ноэля в Варшаву была направлена телеграмма, в которой говорилось, что будет изучено, как применить формулировку Бека по поводу сотрудничества с Советским Союзом в случае нападения Германии, но эта уступка происходит слишком поздно. Кроме того, она недостаточна, поскольку она не позволяет сослаться на решение самого польского правительства826.
Перед нами достаточно много убедительных свидетельств того, как руководители Англии и Франции предпринимали титанические усилия, чтобы сохранить мир. Французы даже пошли на ничем не завуалированные унижения перед поляками, которые как огня боялись испортить отношения с Германией. И Бек, в конце концов, согласился сделать то, чего с таким упорством добивались в Кремле: пропустить Красную Армию на территорию Польши. Именно так можно расценить этот, ранее выделенный мной пассаж из заявления Бека: «Ввиду этого штабы считают необходимым составление с советским штабом любых планов». И не вина правительств Англии и Франции, что они просто не успели, не их вина, что Сталин решил, что Второй мировой войне самое время начаться.
23 августа французский военный атташе в Москве генерал Палас сообщал Даладье: «Ссылаясь на предоставление Германией Советскому Союзу кредитов и возможности получать вооружение с управляемых немцами заводов Шкода, дело идет либо к смягчению напряженности между Германией и Советским Союзом, либо к секретному германо-советскому соглашению в ближайшем будущем на основе раздела Польши и Прибалтики». Сложившаяся ситуация позволяет Советскому правительству преследовать два совершенно противоположных решения:
а) совместные действия с западными странами, но солидные и хорошо организованные, с четким участием Румынии и Польши и, возможно, также прибалтийских государств с целью противостоять любой новой агрессии в Европе;
б) соглашение с Германией, которое поведет к разделу Польши и Прибалтики. В этом последнем случае определены секретные статьи, которые могут обеспечить Германии свободу ее действий, чтобы атаковать Францию на западе, попытаться завладеть ее африканскими владениями и завоевать, таким образом, базы в Атлантике, которые ей позволили бы, наконец, проводить мировую политику, в соответствии с германскими амбициями. Генерал настойчиво подчеркивал, что в его глазах вторая возможность для Советского Союза представляется лишь «худшим вариантом»827.
Вероятность того, что, заключив новый договор о ненападении, Сталин и Гитлер решили поделить Европу, не стала большой тайной и для военного разведчика генерала Паласа. Трудно сказать, действительно ли он получил достоверные сведения о содержании секретного протокола к пакту Молотова – Риббентропа. Возможно, Палас просто вычислил примерное разделение «сфер государственных интересов Сталина и Гитлера», а также то, что ради того, чтобы хоть на время вывести Советский Союз из игры, Гитлер не только Польшу с Прибалтикой отдаст, но и душу дьяволу заложит. Что касается оценки стратегических последствий пакта Молотова – Риббентропа для Советского Союза, Палас был, конечно же, прав: «нейтралитет» в начавшейся Второй мировой войне и раздел Польши и Прибалтики, в конечном счете очень дорого обошлись нашей стране.