С другой стороны, я не исключаю того, что Сталин намеренно утроил утечку информации о том, что к договору о ненападении будет приложен Секретный протокол. Смысл этой возможной утечки в том, чтобы англичане и французы, решая, приходить им на помощь Польше или бросить ее на произвол судьбы, не были бы до конца уверены в том, что Секретный протокол не содержит обязательств прямой военной помощи, что пакт о ненападении не является на самом деле договором о военном союзе, и поэтому не торопились оказывать Польше реальной военной помощи.
23 августа полпред в Варшаве Шаронов направил Молотову большое секретное политическое письмо. Полпред писал, что официальная политика Польши, декларируемая в речах и в прессе, мало соответствует политике, которую действительно проводит Варшава, и действительным отношениям с другими странами, в первую очередь с Англией, Францией и СССР.
Тесный военно-политический союз, взаимное доверие и мощная финансовая поддержка Англии существуют только на газетной бумаге.
– Англия видит в Польше форпост против Советского Союза;
– желает сама, а не вместе с Францией, держать в руках Польшу;
– имеет наглядный урок в виде печально закончившегося для Франции франко-польского содружества;
– учитывает невозможность для Польши самостоятельно выйти из финансового кризиса при демобилизации армии и промышленности;
– не хочет вновь видеть Польшу в более крепких, чем ранее, объятиях Германии, возможно даже в виде какого-либо «протектората», хотя и направленного против СССР, но угрожающего интересам Англии;
– усилившая Италию и Германию и видящая, что ее политика обратились против нее, и нуждающаяся в третьей державе для получения равновесия в Европе, которое должно было бы зависеть только от нее;
– не желает участвовать в возможной войне против держав «оси», особенно при отсутствии пакта с СССР, обеспечивающего ей возможность ограничиться минимальными резервами в исполнение ее договоров и гарантий, особенно по отношению к Франции и Польше;
– не желает возврата Германии к послеверсальскому – догитлеровскому состоянию, имея в виду и Францию, и СССР;
– встретила в Польше полковничье правительство, почувствовавшее свою ценность для Англии, не верящее в эффективную военную помощь Англии и в возможность не опасаться предательства и желающее продаться, по мнению англичан, слишком дорого;
– опасается влияния СССР на Прибалтику и старается не замечать проникновения в эти государства Германии (не говоря о положении Финляндии) – далеко не имеет «тесных» отношений с Польшей.
Несмотря на декларацию о взаимопомощи, договор пока не подписан, и только 10 августа посол Рачиньский представил Галифаксу ответ на проект английского правительства об этом, судя по имеющимся сведениям, договоре сроком на пять лет. 6 августа опять появилось сообщение, что пакт будет подписан не ранее чем через 2 недели.
Переговоры об английской финансовой помощи скандально провалились, и заем в 8 млн. фунтов стерлингов был дан, чтобы не демонстрировать взаимное недоверие, алчность поляков и сдержанность покупателей. Польская пресса почти не скрывала своего недовольства, и правительство опубликовало специальное коммюнике и инспирированные статьи с целью хотя бы отчасти ослабить тяжелое впечатление от этой неудачи. Несомненно, однако, что в дальнейшем поляки получат еще займы, но на столь же жестких условиях.
Переговоры Вольтата и Хадсона вызвали в Польше бурю возмущения «союзников», причем пресса старательно говорила только о Хадсоне и лишь позже чрезвычайно осторожно о правительстве Англии, и через два дня после этого появились инспирированные сообщения о немецкой пропаганде, распространяющей слухи об «измене» со стороны Англии.
Уайтхолл, несмотря на речь Бека 5 мая, декларации в парламенте, прессу и т. п. усиленно советует польскому правительству пойти на принципиальные уступки Германии (отсрочка решения вопроса о Данциге на 10 лет, т. е. отход от признания Данцига польским городом и т. п.).
Несмотря на бесчисленные декларации о военной помощи, польская общественность и даже правительственные круги (судя по речи Рыдз-Смиглы и разговорам Бека о советской помощи) убеждены в отдаленности и нереальности помощи Англии, особенно в тяжелые первые недели войны. Визит в июле Айронсайда это убеждение не изменил, и даже поляками он был представлен как, главным образом, ознакомление с польской армией.
Уайтхолл далек от мысли поддерживать «панславянские» стремления Польши в отношении Эстонии и Латвии и возможно даже Литвы (несмотря на сообщение о включении Литвы в пакт в пункте о косвенной агрессии). Лондон хочет оставить Германии собственную дорогу к СССР.
В разгар рекламирования тесных отношений и деклараций Чемберлена и Галифакса828 о помощи и т. п., Рыдз-Смиглы дважды повторил, что Польша обойдется и без союзников. Это слова маршала ярко характеризуют отношения и доверие «союзников» друг другу, не говоря о том, что это заявление является не только упреком, но и просто попыткой грубого шантажа одним «союзником» другого более богатого «союзника».
Несомненно, что Лондон в ближайшее время постарается всемерно укрепить свое влияние в Польше, пытаясь так же урегулировать польско-немецкие отношения, заставляя Варшаву сделать определенные уступки, как по Данцигу, хотя бы по таможенному вопросу и признанию де-юре милитаризации Данцига, так, возможно, и в Поморье. В то же время Англия не допустит ослабления политического напряжения, т. к., кроме политических соображений (в первую очередь необходимость заставить Польшу уступить Германии) путем постоянной угрозы войны, в благоприятном исходе которой уверенности нет, а также связанных с этим громадных расходов на содержание армии и т. д., переход Польши к более-менее «нормальному» и «мирному» положению потребует единовременно такой финансовой поддержки, которой Англия Польше не предоставит.
Отношения с Францией за последнее время не изменились. Варшава и Париж продолжают уверять друг друга в пылкой дружбе, но, несмотря на существование военного союза и декларации Бека, французское влияние не усиливается и, очевидно, ни Франция, уже обманутая один раз, ни Польша, не желающая окончательно стать военным врагом Германии, ближе друг другу не станут. Хорошим показателем является соглашение о французском займе на вооружение в 60 млн. злотых (при 200 млн. английского займа), объем которого (1,25 млн. долларов) является только символической, но не действительной помощью союзнику.
Отношение к СССР тесно связано сейчас, прежде всего с военными переговорами. Официальные заявления Рыдз-Смиглы и Бека в печати говорят о невмешательстве и настороженности к переговорам, о нормальных отношениях с СССР. Лично Бек заявляет о СССР как о последней и надежной опоре. Общественность говорит о возможности получения защиты только у Советского Союза и с нетерпением ждет подписания соглашения. Пресса не пишет о нормальных отношениях с СССР, обвиняет его в задержке переговоров, пишет о недопустимости принятия гарантий для Прибалтики, устремлении туда «советского империализма» и помещает высказывания о том, что никакой действительной помощи Советский Союз Польше не окажет. Одновременно среди прибалтов и в дипкорпусе твердят о недопустимости появления Красной Армии на территории Восточной Европы в связи с включением пункта о косвенной агрессии.
Из правых газет цензура удаляет статьи о целях похода на Киев в 1920 году, но пропускает о неизвестных качествах красного флота, необученности и взаимном недоверии солдат и офицеров и т. п. Упорно проводится старая идея антисоветского панславистского блока от Балтики до Черного моря, причем речь идет об объединении Эстонии, Латвии и Литвы под эгидой самого сильного славянского государства – Польши, которое единственно способно защищать интересы остальных как от Германии, так и от СССР.
Эстонский посланник в Варшаве Маркус, тесно связанный с польскими руководящими кругами, очевидно, под влиянием этих кругов, сказал, что Советскому Союзу не следовало бы быстро улучшать отношения с Польшей.
Нынешнее положение Польши заставляет ее внешне внимательно относиться к Советскому Союзу (прекратить грубую антисоветчину в прессе и т. п.), продолжая в то же время работать против СССР в лимитрофах, восстанавливать польское население против политики Правительства СССР путем тенденциозного освещения переговоров и продолжать старую политику сколачивания антисоветского блока от Эстонии до Румынии, сожалея, что из этого предполагаемого блока, возможно, выйдет Венгрия.
Интересно своеобразное стремление поляков играть на отношениях СССР с Англией во время тяжелого состояния переговоров о займе, сообщений о беседах Вольтата и Хадсона и трений по союзному договору. Все эти моменты отмечались отсутствием «плохой прессы» об СССР, радостными сообщениями об удачном ходе переговоров в Москве и т. п.
Весьма тяжелое впечатление, произведенное в Польше подписанием торгово-кредитного соглашения в Берлине, так же как и мелькающая иногда мысль о возможности заключения какого-то конкретного соглашения СССР с Германией, одновременно с воспоминаниями о Рапалльском договоре как договоре о ненападении, заставляет Польшу не жечь мосты в отношениях с Германией. Увеличение торгового оборота, продажа качественных сталей Германии, снятие из газет особо резких антинемецких статей, постоянные заявления о возможности договориться с Германией, вместе с указанным выше, приводят к выводу о далеко неполном повороте Польши на путь нормальных отношений к СССР и вполне возможном изменении этого пути.
Многие послы говорят, что Бек молниеносно и радикально изменил свою прогерманскую ориентацию, газеты проводят яростную антинемецкую кампанию, не касаясь, однако, существа режима. По Варшаве ходили слухи о крупных разногласиях между непримиримым Рыдз-Смиглы и колеблющимся Беком. Четыре месяца содержания миллионной армии стоит гигантских для Польши средств. Часто повторяются заявления о готовности воевать за Данциг и Поморье. Против немецкого меньшинства, особенно в пограничных районах, проводятся достаточно серьезные мероприятия. (То есть, немцы подвергались преследованиям, и это не вымысел брехливого