Муссолини тепло приветствовал восстановление дружественных отношений между Германией и Советским Союзом. По поводу Пакта о ненападении он выразил свое удовлетворение.
3. Турция. Сталин спросил Риббентропа, что думают в Берлине о Турции. Риббентроп сказал, что несколько месяцев назад он заявил Анкаре, что Германия желает иметь с Турцией дружеские отношения. Риббентроп сделал со своей стороны все, чтобы добиться этой цели. В ответ на это Турция одной из первых стран вступила в направленный против Германии фронт окружения и даже не сочла необходимым уведомить об этом Берлин. Сталин и Молотов вслед за этим заметили, что Советский Союз имел аналогичный опыт из-за колеблющейся политики турков.
Риббентроп упомянул, что Англия потратила 5 млн. фунтов стерлингов на распространение антигерманской пропаганды в Турции. Сталин сказал, что в соответствии с его информацией суммы, затраченные Англией для подкупа турецких политических деятелей, много больше 5 млн. фунтов.
4. Англия. Сталин и Молотов враждебно комментировали манеру поведения британской военной миссии в Москве, которая так и не высказала советскому правительству, чего же она в действительности хочет. Риббентроп заявил в связи с этим, что Англия всегда пыталась, и до сих пор пытается, подорвать развитие хороших отношений между Германией и Советским Союзом. Англия слаба и хочет, чтобы другие поддерживали ее высокомерные претензии на мировое господство.
Сталин живо согласился с этим и заметил, что британская армия слаба; британский флот больше не заслуживает своей прежней репутации. Английские ВВС, безусловно, увеличиваются, но Англии не хватает пилотов. Если, несмотря на все это, Англия еще господствует в мире, то это происходит лишь благодаря глупости других стран, которые всегда давали себя обманывать. Смешно, например, что всего несколько сотен британцев правят Индией. Риббентроп согласился с этим и конфиденциально заявил Сталину, что на днях Англия заново прощупывала почву с виноватым упоминанием 1914 года. Это был типично английский глупый маневр. Риббентроп предложил фюреру сообщить англичанам, что в случае германо-польского конфликта ответом на любой враждебный акт Великобритании будет бомбардировка Лондона.
Сталин заметил, что прощупыванием почвы, очевидно, было письмо Чемберлена к фюреру, которое Гендерсон доставил в Оберзальцберг 23 августа. Сталин далее выразил мнение, что Англия, несмотря на слабость, будет вести войну ловко и упрямо.
5. Франция. Сталин полагает, что Франция тем не менее располагает армией, достойной внимания. Риббентроп, со своей стороны, указал Сталину и Молотову на численную неполноценность французской армии. В то время как Германия добавляет в свое распоряжение по 300 000 солдат при ежегодных наборах, Франция может набирать ежегодно только по 150 000 рекрутов. «Западный вал» впятеро сильнее «линии Мажино». Если Франция попытается воевать с Германией, она определенно будет побеждена.
6. Антикоминтерновский пакт. Риббентроп заметил, что Антикоминтерновский пакт был в общем-то направлен не против СССР Союза, а против западных демократий. Он знал и мог догадаться по тону русской прессы, что советское правительство осознает это полностью. Сталин вставил, что Антикоминтерновский пакт испугал главным образом лондонское Сити и мелких английских торговцев.
Риббентроп согласился и шутливо заметил, что Сталин конечно же напуган Антикоминтерновским пактом меньше, чем лондонское Сити и мелкие английские торговцы. А то, что думают об этом немцы, явствует из пошедшей от берлинцев, хорошо известных своим остроумием, шутки, ходящей уже несколько месяцев: «Сталин еще присоединится к Антикоминтерновскому пакту». (Шутка могла стать пророческой, и СССР едва не вступил в так называемый «Пакт трех держав», по сути своей – все тот же антикоминтерновский. Повезло нам – вовек бы не отмылись. – Л.П.)
7. Отношение немецкого народа к германо-русскому Пакту о ненападении. Риббентроп заявил, что, как он мог констатировать, все слои германского народа, особенно простые люди, очень тепло приветствовали установление понимания с Россией. Народ инстинктивно чувствует, что естественным образом существующие интересы Германии и Советского Союза нигде не сталкиваются и что развитию хороших отношений ранее препятствовали только иностранные интриги, особенно со стороны Англии.
Сталин ответил, что он с готовностью верит в это. Немцы желают мира и поэтому приветствуют дружеские отношения между Германским государством и Советским Союзом. Риббентроп прервал его в этом месте и сказал, что германский народ безусловно хочет мира, но, с другой стороны, возмущение Польшей так сильно, что все до единого готовы воевать. Германский народ не будет более терпеть польских провокаций.
В ходе беседы Сталин решил, что это дело надо обмыть, и неожиданно предложил тост за фюрера: «Я знаю, как сильно германская нация любит своего Вождя, и поэтому мне хочется выпить за его здоровье». Молотов выпил за здоровье Риббентропа и Шуленбурга, а затем поднял бокал за Сталина, отметив, что именно Сталин своей речью в марте этого года, которую в Германии правильно поняли, полностью изменил политические отношения. Молотов и Сталин повторно выпили за Пакт о ненападении, за новую эру в германо-русских отношениях и за немцев. Риббентроп, в свою очередь, предложил тост за Сталина, за советское правительство и за благоприятное развитие отношений между Германией и СССР.
При прощании Сталин сказал Риббентропу: «Советское правительство относится к новому пакту очень серьезно. Оно может дать свое честное слово, что Советский Союз никогда не предаст своего партнера»843.
Об атмосфере, царившей на переговорах, Риббентроп рассказал Чиано 10 марта 1940 года: «Я чувствовал себя в Кремле словно среди старых партийных товарищей»844, подтвердив тем самым то, что все и так давно знали: национал-социализм и коммунизм или интернационал-социализм – единоутробные близнецы-братья.
Кроме того, из косвенных свидетельств известно, что Сталин начал встречу 23 августа именно с вопроса о разграничении «сфер интересов». Немецкое предложение состояло в передаче в советскую сферу Финляндии, Эстонии, восточной части Латвии до рубежа р. Двина (Западная Двина делит территорию Латвии почти пополам, однако Советский Союз получил всю Латвию. – Л.П.) и восточной части Польши по рубежу рек Нарев, Висла, Буг, Сан. Сталин потребовал включения в советскую сферу находящиеся западнее предлагавшейся линии портов Либава (Лиепая) и Виндава (Вентспилс), на что Риббентроп, запросив Гитлера, получил его согласие. Сталин и Молотов ставили и вопрос о Виленском коридоре, однако он не получил отражения в тексте. Бессарабия не была прямо включена в советскую «сферу», но в протоколе подчеркиваются «интерес СССР к Бессарабии» и «полная политическая незаинтересованность» в ней Германии845.
Как видим, Гитлер настолько опасался вмешательства Советского Союза в будущие конфликты Германии в Европе, что готов был не только отдать все, что бы Сталин не попросил, но еще и накинуть сверху.
Подписав Договор о ненападении и Секретный протокол к нему, Риббентроп, с сознанием выполненного долга, в тот же день, в 13.25 отбыл восвояси. Провожала его свита в том же составе, что и встречала846.
25 августа Гитлер в письме своему итальянскому коллеге объяснил причины и возможные последствия заключения пакта о ненападении с СССР.
Фюрер писал, что течение некоторого времени Германия и Россия обменивались мнениями о новом подходе обеих сторон к их политическим отношениям. Необходимость прийти к какому-нибудь заключению по этому поводу диктовалась следующими причинами:
1. Общая ситуация в международной политике, затрагивающая обе державы Оси.
2. Необходимость заручиться ясным заявлением о позиции японского кабинета. Япония, вероятно, согласилась бы на союз против СССР, который, по мнению фюрера, для Германии, да и для Италии тоже, при существующих обстоятельствах мог бы иметь лишь второстепенное значение. Япония, однако, не примет на себя столь же определенных обязательств против Англии; и это с точки зрения не только Германии, но и Италии имеет решающее значение. Попытки военных заставить Токио в сжатые сроки занять такую же ясную позицию в отношении Англии были начаты несколько месяцев назад, но так до сих пор и не реализовались на практике.
Отношения Германии к Польше, не по вине рейха, но в результате деятельности Англии, с весны стали еще более неудовлетворительными, и в последние несколько недель ситуация стала просто невыносимой. Сообщения о преследованиях немцев в пограничных районах не выдуманы прессой, но являются лишь частицей ужасной правды. Таможенная политика Польши, удушающая Данциг, за последние несколько недель привела к полному застою всей экономической жизни Данцига и разрушит город, если продолжится хотя бы короткий промежуток времени.
«Эти причины, – писал фюрер, – заставили меня поторопиться с завершением германо-русских переговоров. Я не информировал Вас подробно, Дуче, так как я понятия не имел о возможной продолжительности этих обсуждений или о какой-либо гарантии возможного их успеха».
Открывшаяся после смещения Литвинова готовность со стороны Кремля начать переориентацию своих отношений с Германией, – продолжал Гитлер, – усилилась за последние несколько недель и дала мне возможность, после успешных приготовлений, отправить Риббентропа в Москву для заключения договора, представляющего собой наиболее широкий из существующих пакт о ненападении, текст которого будет предан гласности. Пакт не ограничен условиями и включает в себя также обязательство консультироваться по всем вопросам, затрагивающим интересы России и Германии. «Могу сказать Вам, Дуче, что благодаря этим соглашениям гарантируется благожелательное отношение России на случай любого конфликта и то, что уже более не существует возможности участия в подобном конфликте Румынии!»