ть не стоит, поскольку позиция Москвы находит самые широкие отклики, и знание народными массами советской позиции затрудняет британскому правительству его игру.
Вместе с тем, ставшая реальной опасность германской агрессии против Польши, и необходимость для Англии выполнять свои обязательства по англо-польскому соглашению, возрастают. Поэтому в течение последних 2–3 дней английское правительство обнаруживает необычную для него прыть в рассмотрении предложений Советского правительства. Майский вполне допускал, что Чемберлен действительно хотел бы договориться с Советским Союзом поскорее, но пока еще торгуется и не говорит последнее слово399.
Торговаться с таким «покупателем», как Кремль, было не то, что сложно – невозможно. Этому покупателю не нравится решительно все: и качество товара, и его ассортимент, и количество, и цена, и то, как с ним разговаривает продавец, хотя тот, буквально на пупе извертелся, чтобы угодить привереде. Покупатель хочет другой товар, и даром. Иначе он ничего покупать не будет. В то же время на тот товар, который заносчивый покупатель хочет предложить в обмен, без слез не взглянешь.
17 мая на заседании английского правительства было принято решение во второй раз отклонить советское предложение заключить договор о взаимной помощи, обязательной военной конвенции и о гарантиях границ всех европейских соседей Советского Союза. Однако было бы большой ошибкой считать, что решения принимались на безальтернативной основе.
Ход переговоров между правительствами Англии, Франции и СССР обсуждался на специальных парламентских слушаниях 19–20 мая с участием членов правительства. Английский парламент был местом для дискуссии, и премьеру пришлось не сладко. 19 мая, открывая дебаты, Ллойд Джордж заявил: «Каждый из нас обеспокоен в ожидании нового удара фашистских стран, которые увеличивают свои вооружения до невиданных размеров. Чтобы сохранять мир необходимо собрать воедино силы Англии, Франции, Турции и СССР, которые бы заставили диктаторов понять, что они не могут совершить новый акт агрессии без риска для себя. Принцип взаимности – это все, чего требует Советское правительство. Давайте решительно и быстро разрешим эту проблему».
Выступивший в прениях лидер лейбористской партии Эттли заявил: «СССР защищает принцип коллективной безопасности против агрессии, а английское правительство, по-видимому, не в состоянии подписаться под этим принципом. Правительство подходит к этим вопросам с точки зрения английских интересов. По моему мнению, это узкая точка зрения». Эттли затем осудил неясную политику правительства и заявил, что подавляющее большинство английского народа считает лучшим способом предотвращения войны заключение твердого союза между Англией, Францией и СССР.
Выступивший затем Чемберлен заявил: «Мы не собираемся покупать мир ценой уступок, которые ведут к дальнейшим требованиям. Это, конечно, не значит, что мы откажемся от обсуждения любых методов, при помощи которых мы сможем удовлетворить разумные стремления других стран даже при условии, что это предполагает некоторое исправление существующего положения вещей. Захват Германией Чехословакии полностью подорвал веру в безопасность в Европе и вызвал широко распространенное мнение, что ни одна малая страна не может быть уверена в своей безопасности, если она является объектом германских притязаний. Заверения, которые мы вначале дали Польше, а затем и Румынии, не исчерпали всех тех мер, которые мы имели в виду. Мы начали переговоры с Турцией и с СССР». Для успеха проводимой политики необходимо, заручившись сотрудничеством одной страны, в то же время не отталкивать от сотрудничества другие страны. Поэтому есть трудности. На требование представителей оппозиции Синклера и Ллойд Джорджа заявить, какого рода эти трудности, Чемберлен ответил отказом, и сообщил, что переговоры продолжаются.
Выступивший в прениях Уинстон Черчилль заявил, что по его мнению, Чемберлен не переубедил тех, кто с глубоким опасением относится к нынешнему положению. Черчилль подчеркнул, что если правительство не обеспечит соглашения с Советским Союзом, то это приведет к наихудшим результатам, и правительство «будет лишено доверия своей страны». По адресу агрессоров Черчилль заявил, что повлиять на них можно только будучи сильным. «Это лучше всего поможет Муссолини, – сказал Черчилль, – подготовиться к большим усилиям, которые могут потребоваться ему для освобождения своей собственной страны от иностранного рабства».
Выступивший затем Иден высказал убежденность в том, что дело мира выиграет, если будет достигнуто соглашение между Англией, Францией и Советским Союзом. Чем быстрее будет заключено это соглашение и чем более полным и далеко идущим оно будет, тем лучше. По мнению Идена, это соглашение принесло бы пользу не только Англии и Советскому Союзу, но и всей Европе, а также делу всеобщего мира. Обращаясь к Чемберлену, Иден заявил: «Если Вы собираетесь строить плотину, то глупо отказываться от постройки самой мощной плотины».
Выступавший в прениях лидер либералов Арчибальд Синклер заявил: «Я не знаю, сообщил ли генштаб правительству, сможем ли мы выиграть войну при участии на нашей стороне Советского Союза, но во всяком случае, ясно, что мы не сможем выиграть войну без помощи Советского Союза»400.
Оппозиционные депутаты выражали не только свою точку зрения. Они выступали от имени своих избирателей, а в английском обществе были весьма сильны настроения в пользу заключения англо-франко-советского договора. Настроения эти с каждым днем усиливались, о чем красноречиво говорили такие цифры: только за первые десять дней мая число сторонников договора с СССР возросло с 84 до 87 %. В апреле – мае 1939 года по всей Англии прошли митинги и демонстрации, участники которых требовали от правительства Чемберлена заключить пакт с Советским Союзом401.
18 мая английский журнал «Ньюс ревью» сообщил о русско-турецком военном соглашении, заключенном якобы неделю тому назад. Спустя десять дней, 28 мая ТАСС в коротеньком сообщении «на основании достоверных данных» заявило, что это сообщение английского журнала не соответствует действительности, так как никакого военного соглашения между Турцией и СССР не существовало и не существует в данный момент402.
В ночь с 18 на 19 мая Молотов лаконично ответил Майскому на последнее предложение Англии: «Формулу Ванситтарта считаем неприемлемой». Утром 19 мая Майский сообщил этот ответ Ванситтарту, который не очень-то и удивился, ибо был подготовлен к такому заявлению. Ванситтарт сказал, что теперь придется вновь приняться за работу, чтобы найти какую-нибудь приемлемую формулу403.
20 мая Молотов принял Шуленбурга. В начале беседы посол напомнил о советско-германских экономических переговорах, которые он и советник посольства Хильгер вели с Микояном. Проект торгового соглашения, переданный Микояном, встретил определенные трудности, однако в Берлине хотели бы достичь компромисса. Шуленбург сообщил о намерении Германии направить в Москву «знаменитого» Шнурре для переговоров с Микояном. Молотов сказал, что о приезде Шнурре в Москву он слышит первый раз. (Молотов врал: об этой поездке говорил 15 мая Астахову сам Шнурре, а Астахов сообщил об этом в Москву. – Л.П.). Нарком напомнил, что Шнурре один раз уже собирался выехать в Москву, но его поездка была отложена.
Экономические переговоры с Германией в последнее время начинались не раз, но они ни к чему не приводили. Молотов сказал, что у Советского правительства создается впечатление, что Германия вместо новых экономических переговоров ведет своего рода игру, однако для этого следовало бы поискать в качестве партнера какую-нибудь другую державу: Советский Союз в таких играх участвовать не собирается. Шуленбург заверил Молотова в том, что речь идет не об игре, а об определенном желании Германии прийти к урегулированию экономических отношений с Советским Союзом. Он сказал, что пожелания Микояна справедливы, однако их очень трудно выполнять из-за существующих в Германии объективных трудностей с сырьем и рабочей силой. Несмотря на эти трудности, германское правительство намерено продолжать эти переговоры.
Молотов ответил послу, что для успеха в экономических переговорах нужно создать соответствующую политическую базу, без которой, как показывает весь предыдущий опыт переговоров с Германией, невозможно разрешить экономические вопросы. На это Шуленбург снова повторил, что Берлин относится к этим переговорам очень серьезно, что политическая атмосфера между Германией и Советским Союзом значительно улучшилась за последний год. (Не совсем понятно, какой год имеет в виду посол, ведь еще в сентябре 1938 году Сталин и Ворошилов готовы были послать 40 дивизий на выручку Чехословакии. – Л.П.). Посол вновь подчеркнул, что Германия не собирается нападать на Советский Союз, что советско-германский договор о ненападении и нейтралитете, подписанный в 1926 году по-прежнему действует, и в Германии нет желающих его денонсировать. (Выделено мной. – Л.П.). На вопрос посла, что следует понимать под политической базой, Молотов ответил, что об этом надо подумать обоим правительствам. Опыт показал, что сами по себе экономические переговоры между СССР и Германией ни к чему не привели, что улучшения политической атмосферы между СССР и Германией, о котором говорил посол, очевидно не достаточно. Шуленбург спросил, правильно ли он понял, что для приезда Шнурре в Москву в настоящее время нет благоприятных условий. Молотов, повторил, что экономическим переговорам должно предшествовать создание соответствующей политической базы.
Заявление Молотова о нежелательности приезда Шнурре в Москву для Шуленбурга стало большой и неприятной неожиданностью. Он стал горячо заверять наркома, что Германия очень серьезно относится к налаживанию отношений с Советским Союзом и рассчитывает на заключение с ним экономического соглашения. Посол, кроме того, стремился получить более конкретные разъяснения о том, какую именно политическую базу имеет в виду нарком, но от конкретизации этого вопроса Молотов уклонился