Далее Молотов прикинулся клиническим идиотом: ему-де непонятно, «что означает обязательство, изложенное в пятом параграфе англо-французского проекта – чтобы поддержка и помощь, которую будут оказывать Советский Союз, Англия и Франция в случаях, предусмотренных параграфами 1 и 2 проекта, не наносили ущерба «правам и позиции других держав». Как можно действовать против агрессора, не нанося ему ущерба?» Совершенно очевидно, что в пятом параграфе англо-французского проекта речь шла не об ущербе агрессору, а лишь о том, чтобы сберечь суверенные права слабейших государств, которые подвергнутся агрессии, и которым Англия, Франция и Советский Союз договариваются оказывать помощь, на что и указали наркому Сидс и Пайяр. Они сказали, что возможен случай, когда в интересах защиты такого государства против агрессии одно из трех договаривающихся правительств признает необходимым, например, разрушить город, находящийся на территории обороняемого государства. Если правительство последнего запротестует, очевидно, придется считаться с его суверенитетом в данном вопросе. Молотов же делал вид, что не понимает, что в процессе спасения от агрессора жертва должна понести минимальный ущерб. В противном случае само «спасение» лишено смысла.
Очень смутил Молотова четвертый параграф англо-французских предложений, согласно которому в случае возникновения угрозы стороны не действуют, а лишь проводят консультации. Это, сказал Молотов, вновь подтверждает его догадку, что Англия и Франция, делая такие предложения, эффективному противодействию агрессору предпочитают лишь разговоры на эту тему. Молотов заявил, что позиция Кремля прямо противоположна: Советский Союз стремится к заключению действенного соглашения об эффективной обороне против агрессора.
Сидс и Пайяр были крайне удивлены реакцией и ответами Молотова. Они стали горячо доказывать, что оценка документа, данная наркомом, основывается на явном недоразумении. В этом предложении и в самом деле упоминается Лига Наций как институт международной политики и статья 16-я ее Устава. Однако это сделано лишь для того, чтобы удовлетворить общественное мнение, в особенности в Великобритании. Сидс и Пайяр официально заявили, что правительства Англии и Франции отнюдь не имеют в виду подчинять механизм взаимной помощи Советского Союза, Франции и Англии процедуре Лиги Наций. Правительства Англии и Франции признают необходимость немедленной и автоматической взаимной помощи договаривающихся государств против агрессии. Сидс и Пайяр разъяснили, что, англо-французский проект предусматривает только то непременное условие, чтобы трехстороннее соглашение между Англией, Францией и СССР было заключено в соответствии с принципами и духом Лиги Наций. В этой формуле не может быть ничего неприемлемого для Советского Союза, эта формула отнюдь не ограничивает автоматизма в осуществлении взаимной помощи, в котором английское и французское правительства столь же заинтересованы, как и правительство СССР.
Сидс, и Пайяр удивились предположениям наркома о том, что Англия и Франция несерьезно относятся к вопросу о соглашении с Советским Союзом и предпочитают конкретным решениям одни разговоры. Сидс сказал, что Англия сделала решительный шаг навстречу Советскому Союзу, и что предлагаемый ею договор представляет собой радикальный поворот во внешней политике Англии. Оба правительства заинтересованы в скорейшем завершении переговоров с Советским правительством. Поэтому необходимо, не тратя времени на взаимные упреки, устранить недопонимание, возникшее у Молотова при первом ознакомлении с англо-французским документом. Сидс пообещал, что доложит об этих недоразумениях в Лондон и предложит их рассеять, и вероятно, в ближайшие дни получит вполне удовлетворительный ответ. Посол надеется, что и Советское правительство со своей стороны постарается не задержать своего окончательного заключения относительно англо-французского проекта435.
И содержание беседы, и надуманные аргументы Молотова, и его пренебрежительный тон, ясно показали, что Сталин так и не уловил, либо сделал вид, что не уловил кардинальной смены курса правительств Англии и Франции, действительно стремившихся к заключению эффективного соглашения с Советским Союзом. Вместо того чтобы вести длительные и непростые переговоры, искать и находить компромиссы, шаг за шагом продвигаясь к такой формуле соглашения, которая бы действительно способствовала созданию единого фронта против агрессии, Кремль постоянно выискивал подвохи в любых предложениях партнеров, и с ходу, не тратя времени на анализ и обсуждение, эти предложения отвергал. Такая тактика была бы оправдана, если бы Кремль банально затягивал время, ожидая, что кто-нибудь обязательно умрет – либо Германия с Италией, либо Англия с Францией, а сам Советский Союз, не входя ни в какой блок, оставался бы над схваткой. Однако тактика Советского правительства была совсем иной. Постоянно обвиняя англичан и французов в том, что они не хотят договора о взаимопомощи, а хотят лишь разговоров нем, которые в Москве расценивали не иначе, как средство давления на Гитлера, Кремль сам срывал любые попытки западных государств начать переговоры о создании системы коллективной безопасности против агрессии в Европе.
27 мая Астахов в письме Молотову проанализировал германо-итальянский «Стальной пакт», помимо того, что опубликовано в газетах, перспективы развития конфликта вокруг Данцига, вопрос о сроках начала если и не войны, то нового международного политического кризиса, развитие советско-германских отношений и перспективы их улучшения.
Астахов писал, что по поводу германо-итальянского договора получена информация о не попавших в прессу «приложениях» к пакту. Составлены эти «приложения» якобы наспех и в основном охватывают не столько чисто военную сторону вопроса, сколько военно-экономический аспект. Источники утверждают, что конкретные противники, объекты захвата, распределение сфер влияния в «приложениях» не названы. Это вполне возможно, если учесть, что помимо писаных «приложений» у Гитлера с Чиано состоялись переговоры настолько конфиденциальные, что даже Риббентропа к ним не допустили. Возможно, что более определенные вещи назывались своими именами как раз в этих переговорах с глазу на глаз, а также на встречах Геринга с Муссолини. «Приложения» к пакту будто бы предусматривают постоянный и тесный контакт, взаимные консультации сторон по всем дипломатическим и военным вопросам, а также по вопросам военной промышленности. Обсуждение дипломатических вопросов осуществляется путем самого тесного общения между внешнеполитическими ведомствами обеих стран, для двух остальных категорий вопросов создаются специальные комиссии – военная и военно-экономическая. Прежде чем в августе эти комиссии открыто начнут работать, заседая попеременно в Берлине и Риме, должен быть разработан и принят план реорганизации итальянской военной промышленности путем включения ее в общее военно-экономическое хозяйство обеих стран. Должен быть выработан общий план, намечающий как военно-производственные задачи обоих государств, так и распределение сырья между их предприятиями, выпускающими военную продукцию. Эта работа должна быть в основном проведена руками немецких специалистов, для чего уже сейчас порядка тысячи германских инженеров направляются в Италию. На случай войны предусматривается создание единого командования, причем немцам будет принадлежать верховная команда на суше, итальянцам же – на Средиземном море. (Как такового единого командования итальянской армии и вермахта создано не было. В Африке итальянские войска действовали относительно самостоятельно, а после нападения Германии на Советский Союз и объявления ему войны Италией, на Восточном фронте итальянские формирования, в частности, Экспедиционный итальянский корпус в России, ставший впоследствии 8-й итальянской армией, просто входили в состав соединений вермахта и подчинялись немецкому командованию. Хотя вояки итальянцы были еще те. – Л.П.). При этом в Италию направляется значительное количество германских войск – до 30 дивизий, а в Средиземное море до 30 военно-морских германских единиц. Совпадение цифры 30 заставило Астахова усомниться в правдивости этой цифры. (Такому количеству германских сухопутных войск в Италии просто нечего было делать: глупо было распылять и без того ограниченные силы, а для наступления во Францию через Альпы хватило бы и итальянских дивизий. Возможно, это была очередная информация о том, что если Германия направит в Италию 30 дивизий, у нее просто не останется военных сил для нападения на Советский Союз, а, значит, никакого нападения в 1939 года не будет. – Л.П.).
По сведениям турецкого источника в предшествовавших подписанию пакта разговорах о вероятном в ближайшее время направлении экспансии, возникло разногласие между итальянцами и немцами. Итальянцы, ссылаясь на материальные тяготы, которые они несут в связи с содержанием большой мобилизационной армии, разбросанной от испанского Марокко в Африке до Додеканеза436, настаивали на скорейшем переходе к практическому осуществлению задач, поставленных в этой зоне. Немцы же, наоборот, говорили, что они не могут начать сколько-нибудь серьезный конфликт в Средиземном море до тех пор, пока не разрешена проблема Данцига и «польского коридора». Немцы и здесь взяли верх. При обсуждении сроков и методов решения этой проблемы большинство склоняется к тому, что операции, намечавшиеся на конец мая – начало июня, отложены на сентябрь. (Выделено мной. Вот и еще одно свидетельство того, что Гитлер в 1939 году воевать с Россией не собирался. – Л.П.). Это сделано потому, что план частичной реорганизации военной индустрии Италии на основе «Стального пакта» будет разработан к концу августа, результаты ее скажутся еще позднее. Кроме того, немцы не хотят вступать в войну до окончания уборки урожая. Наконец, ссылаются на какие-то многозначительные высказывания послов Англии и Франции о том, что к осени можно ожидать каких-то изменений «в пользу тоталитарных держав». Вероятно, Англия и Франция опасаются, что к тому времени Франко преодолеет последствия гражданской войны или удастся обеспечить помощь со стороны Японии.